Хозяин теней. 5

— А заодно информацией поделитесь.

— Вижу, вы понимаете. Но решение оказалось верным. Мне… знаете, когда-то я читал о Европейских процессах. И о кострах. В тот раз меня сожгли на таком костре, только развели его внутри моего собственного тела. Боль была невыносимой, но разум не отключался, как оно бывает, когда речь идёт о физических муках. Нет. Я помнил и помню… до сих пор помню каждое мгновенье той… Исповеди. И прикосновение даже не человеческого разума, потому что они уже не люди, но чего-то… иного. И это иное, оно изучило меня, не тело, но душу, каждую мысль, каждый порыв. И его волей я говорил, отвечал на все вопросы, не имея даже мысли противиться. Ему не мешали непреложные клятвы. Да что там, они тоже сгорели в очистительном этом пламени. А потом оно отступило. И я выжил. И это походило на чудо, хотя… тогда я не мог здраво оценить дар. Я понял, сколь низко пал, понял, во что позволил себя вовлечь. И многое можно говорить о молодости, о благих намерениях, о незнании, о доверии к другу, но… Карп Евстратович навестил меня на следующий день. И сказал, что их задержали. Всех тех, кого я называл братьями. Не жандармерия, но Синод, объявив это делом света. И что многие не пережили эту ночь. А те, кто пережил… в общем, это было долгое дело. И я узнавал каждую его подробность. Те девушки… маги утрачивали не только контроль над даром, но и разум. Некоторые начинали испытывать припадки ярости, которая и выливалась на других людей…

Нет, всё-таки тут душновато. Прямо горло перехватывает от нехватки воздуха.

— Карп Евстратович и расследование-то начал после того, как в Неве выловили четвёртое тело. В городе пошёл слух о кровавом безумце, сродни английскому Потрошителю. Только этот пытал огнём.

— Ваш друг?

— Доказано это не было. Богдан… возможно, его успели предупредить. Говорю же, у него было много друзей. Или он сам понял. Он был не глуп. Он предпочёл уйти. И не один. Он зашёл в публичный дом, а в следующее мгновенье тот вспыхнул. И потом… многие тела опознали весьма условно… камень и тот поплавился.

— А как опознали его?

— По перстню наследника в том числе. Но это скорее для уверенности. Богдана огонь почти не тронул. Он умер от истощения и… я хотел пойти на похороны, но… после того, как всё вскрылось… тайное сообщество, планы… конечно, нас сразу объявили заговорщиками… началось разбирательство. И те, кто выжил после допросов Синода, отправились под суд. И на каторгу.

— Вас в том числе?

— Да. Это не страшно. Я… я тогда не очень понимал, почему выжил. И зачем. А Карп Евстратович предложил помощь. Оставить меня при госпитале. Даже при том, что в тот момент не приходилось говорить о восстановлении дара. Сказал, что профессор заступился. И что в отличие от прочих, на мне нет крови.

— А на прочих была?

— Да… этот эликсир… он менял людей, как оказалось. А может, я и вправду ничего не понимал в людях. Главное, мне предложили выход. И я оказался достаточно труслив, чтобы принять это предложение.

Выражение лица у него виноватое.

И снова понимаю.

Он не простил себе. Ни участия в той затее, ни смертей. Причём даже не о друге речь или братьях, тех, других, которых было много.

— Дайте угадаю. Это восприняли нехорошо? — я перевожу разговор на другую тему.

— Да. В Гильдии поспешили откреститься, заявив, что я нарушил кодекс целителя. Зашла речь об исключении меня за нарушение этических норм, что было бы правомерно. Но…

Не исключили.

Чуялось, Карп Евстратович крепко с тем профессором консультировался. А потому поспешил защитить ценного и перспективного специалиста. И не прогадал.

— Хуже, что в обществе это расценили… по-своему… пошёл слух, что я струсил и выдал своих братьев полиции. Что откупился, оставшись здесь, в Петербурге. Я жив и здоров, и в благоденствии, когда они умерли или вот оказались осуждены.

— А клятва?

— Слухи не берут во внимание подобные мелочи. Равно как и участие Синода. Кто-то выдвинул теорию, что я и вовсе был провокатором, которого внедрили, чтобы собрал вокруг себя тех, кто недоволен властью. Родители от меня не отказались, но… были весьма разочарованы.

Интеллигенция, чтоб её.

Никогда не любил.

Отправился бы Николя на каторгу, его б тотчас записали в мученики с героями. И сочувствовали бы от души. И плевать, что он там сдох бы. А тут вот скольких спас? Но нет, всё равно… дурь одна.

— Я больше не являюсь наследником… но, знаете, возможно, это того стоило. Я уже семь лет работаю здесь и не буду врать, что полностью искупил вину. Вряд ли это в принципе возможно. Но я там, где я нужен. Жандармы, они ведь тоже люди. И их надо кому-то лечить. Да и относятся ко мне весьма неплохо. Как-то вот так…

Вот так.

И вот этак.

— А не удалось найти того, кто дал рецепт?

— Увы. Исповедовать можно лишь живого человека. Богдан же был единственным, кто знал, откуда тот взялся…

Если на самом деле знал.

— Думаете…

— Были ли другие рецепты? До недавнего времени я был уверен, что существовали первые четыре варианта. Испытывали ли их? Да. На ком и когда? Это увы, не знаю… возможно, первые эликсиры не оказывали нужного действия или же имели слишком выраженные побочные эффекты. Но ни я, ни Карп Евстратович, который, поверьте, тоже искал, не нашли и записей о чём-то подобном нашему… обществу. И я утешал себя мыслью, что эксперимент должен был показать порочность подобного пути. Его… как бы выразиться… неправильность? Тупиковость… что тот, кто дал рецептуру Богдану, отступил. Всё же его искали и жандармерия, и родичи Богдана…

Ищут пожарные, ищет милиция… и как в том стишке, ищут, а найти не могут.

— Но?

— Однако сегодня… — Николя замялся, явно испытывая и неловкость, и нежелание говорить, но в то же время понимая, что промолчать не выйдет. — В ином случае я бы, скорее всего, промолчал. Не стал бы вмешиваться… всё-таки ситуация такова, что выглядеть я буду крайне недостойно… и многие скажут, что я пользуюсь случаем, чтобы очернить соперника…

— Если вас успокоит, то он не соперник. Его внимание Татьяне неприятно.

— Стыдно признаться, но я рад это слышать. И… у меня самые серьёзные намерения, — поспешил заявить Николя. — Да, я более не наследник… и моё прошлое… весьма… моя репутация разрушена…

— Поверьте, у нас не лучше. Да и Таньку ваша репутация будет волновать в последнюю очередь. Вы просто расскажите, как оно было. Ну, чтоб не было там тайн на пустом месте.

Потому что любую тайну будут использовать против Николя.

— Да. Конечно. Как-то… страшно, пожалуй. Впрочем, вы правы… тайны неуместны… но у меня имеется капитал. Жандармское управление неплохо платит, если так-то. Я смогу содержать и дом, и семью… просто необходимости не было. Самому мне немногое надо, но…

Киваю с важным видом человека, который готов обсуждать столь серьёзные материи.

— Я подал прошение в Гильдию на получение степени доктора медицинских и целительских наук. И Карп Евстратович заверил, что к моей просьбе отнесутся с пониманием. Хотя, конечно… не знаю. Я бы и не стал пытаться, но это иной чин. И Карп Евстратович настаивает.

— Пытаться стоит, отчего нет. Вы сильный целитель, сколь я понимаю. Я не так много целителей видел, но мне кажется, что вы вполне себе на доктора тянете.