Хозяйка чужого дома
Шрифт:
– Нет! – она вдруг испугалась. По-настоящему испугалась – наверное, первый раз в жизни. – Но не здесь и не сейчас!
– Не здесь? – удивился Терещенко. – Черт возьми, что вы имеете в виду?
Это был миг, когда они оказались совершенно одни, – темные аллеи опустели, за деревьями серебряными бликами переливалось озеро, покой и странная тишина накатывали волнами… Лицо Терещенко было совсем близко – очень красивое благородное лицо, и он, судя по всему, еще колебался, желая и не решаясь поцеловать свою спутницу. Но для Елены тот миг, когда она почувствовала к нему притяжение, уже прошел.
– Не надо, Федор Максимович, – тихо произнесла она. – Идемте…
Сразу же из-за
– Апчхи! – звонко чихнула Елена.
– Будьте здоровы! – проникновенно сказал ей Терещенко. – Правда, уже пора. Я что-то устал. Иногда нападает ужасная усталость. С вами такое бывает?
«И что он носится с той моей картиной? – подумала Елена, опираясь на руку спутника. – Я же ничего такого особенного не рисовала, с моей стороны это была просто игра… Его так называемый портрет души – обычная парковая скульптура, которую я где-то видела, мраморный мальчик среди листвы. Он чем-то похож на Терещенко, вернее, на Федора Максимовича в детстве – каким я себе его представляю. В самом деле, я не могла ничего придумать лучше, как нарисовать этого мраморного ребенка, живого и мертвого одновременно, – таков сам Федор Максимович, этот странный человек. Правда, в нем есть что-то такое, не от мира сего…»
– Мы еще увидимся. Только вы и я.
– Вы меня волнуете. Волнуете и пугаете, – с досадой и грустью произнесла Елена. – Мы с вами очень разные люди.
– Что волную – это хорошо, – с удовлетворением произнес Терещенко. – «Печальный Демон, дух изгнанья, бродил над грешною землей…»
– Что?
– Это Лермонтов.
– Да, я знаю, что Лермонтов. Но почему вы это процитировали?
– Сам не знаю, почему вдруг вспомнилось. У меня мама была учительницей – русская литература и все такое…
В очередной раз Славику пришлось заниматься не своими прямыми обязанностями, а выполнять личное поручение шефа. Но Славик не испытывал никакого недовольства, наоборот, выполнял просьбу Федора Максимовича с большой радостью. Материальные ценности его не сильно волновали, хотя он скрупулезно заносил в свою электронную записную книжку все расходы – на цветы, на бензин, на вино, на грим и спецодежду для перевоплощений… Главным для Славика было то, что Федор Максимович уже не мог без него обойтись.
– Знаешь, она как-то ускользает от меня, – недавно пожаловался Терещенко своему порученцу (разговор опять шел о Елене). – Надо что-то предпринять… Она не против, но что-то ей мешает. Или кто-то?
То был действительно «кто-то». Однажды наконец Славик засек, как златокудрый хлыщ из соседней квартиры явился под вечер к Елене, а ушел только утром. Славика это обстоятельство не смутило, он знал, что и Федора Максимовича оно не смутило бы. Болезненная щепетильность уже казалась смешной в начале нового века, главным был опять же результат. Терещенко не давал своему помощнику никаких прямых указаний на сей раз, но Славик и без того хорошо знал, что необходимо избавиться от назойливого соседа Елены. Никакого криминала, разумеется. Славик, конечно, не пошел бы на подобное – не его профиль, да и Федор Максимович большой гуманист. А вот деньги, туманные обещания, смутные угрозы – словом, все то, что должно сбить слабого человека с толку, можно было использовать.
Славик долго прикидывал, в каком месте надо провести разъяснительную беседу с мешающим воплощению планов шефа субъектом – он тоже, как и Федор Максимович, был сторонником соответствующего антуража. Что больше подойдет – кафе, оживленная
улица, безлюдный переулок, – или просто нужен телефонный звонок и вкрадчивый голос из трубки? В конце концов Славик додумался до метро. Этот субъект ездит с работы на метро – и вот тогда, вечером (именно вечером, дневные хлопоты и рабочая обстановка могут исказить восприятие, смазать картинку), следует подойти к нему в толпе и завести непринужденный разговор. Да, метро – место совершенно особое, под землей все иначе, не то что в городе, на свежем воздухе, недаром же многие люди боятся подземки, замкнутого пространства, долгих темных туннелей.Славик уже все знал о своем подопечном. В начале седьмого вечера он вошел за ним в вестибюль одной из центральных станций метро. Правда, едва не отстал – надо было оплатить проезд, а Славик, привыкший к личному автотранспорту, давно забыл, как это делается…
– Мне надо поговорить с вами, Игорь Александрович, – спокойным, будничным голосом произнес он, обратившись к субъекту, встав позади него на эскалаторе.
Игорь, стоявший ступенькой ниже, обернулся, задрав голову вверх – очень неудобная и даже какая-то унизительная для него позиция (Славик и такую мелочь рассчитал!).
– Именно здесь? – спросил он у Славика. – Вы кто?
– Разговор будет коротким.
– Да кто же вы? Вы от Короткова, по поводу металлоконструкций? Я ему еще на прошлой неделе…
– Игорь Александрович, это не производственный роман, а, если хотите, лирическое стихотворение…
«Подопечный» с подозрением взглянул на Славика.
– Будете декламировать?
Тут Славик разозлился:
– Я хочу с вами поговорить о Елене Качалиной. Вы ведь такую знаете? Отлично… У меня к вам предложение – оставаться с ней, как когда-то, лишь в соседских рамках. Без лирических отступлений. Эта женщина – не для вас.
– Забавно… Она вам тоже нравится? – Игорь Александрович улыбнулся, но как-то очень нехорошо, одними губами. – А что думает по данному поводу сама госпожа Качалина?
– Я говорю не от своего имени, – холодно произнес Славик. – Предлагаю вам отступные. Сколько вы хотите?
– С ума сойти, – равнодушно произнес Игорь, все больше и больше раздражая молодого порученца. – Миллион.
– Рублей или долларов? – деловито осведомился Славик, прикинув, что если долларов, то Федор Максимович не согласится, скорее всего. Безумие. Надо торговаться…
– Китайских юаней, – мрачно заявил Игорь Александрович. – Вы ерундой занимаетесь, я вас даже слушать не хочу…
Эскалатор медленно приближался к подземному залу станции, внизу бурлила толпа.
– Послушайте, я сейчас с вами по-хорошему… – снова заговорил Славик. – Одумайтесь! Ведь потом будет другой разговор, но тогда вам уже никто никаких денег…
– Угрожаете, – со вздохом констатировал сосед Елены. – Ну и ладно…
В толпе Славик потерял своего подопечного. Он было бросился расталкивать людей локтями, чтобы найти упрямого Игоря Александровича, но тут же передумал. Пожалуй, для первого разговора достаточно. На словах все они, такие хлыщи, гордые.
Период времени, называемый межсезоньем, обычно незаметен глазу, в мелькании дней трудно увидеть, как весна сменяет зиму или как весну венчает лето. Но в этот раз осень пришла неожиданно – в первых числах сентября разом пожелтели все деревья, в мягком прелом дыхании бабьего лета отчетливо зазвучали бесстрастные нотки близких холодов.
– Удивительно, – произнесла Гелла в который раз, – как люди умеют скрываться от налогов!
– Но ведь еще ничего не известно, – терпеливо возразила Лара. – В конце концов мы расширяемся – это признак процветания.