Хозяйка чужого дома

– Мне неудобно, – прошептала она, отодвигаясь назад. – Я не хочу. Разве можно здесь… Я хочу слушать!

– Хорошо, – покорно ответил он и прижался на миг губами к ее плечу.

«Ничего страшного, – промелькнуло в голове у Елены. – Я потом постараюсь забыть это».

Она облокотилась на барьер и принялась старательно слушать музыку, и чем дальше, тем сильнее прекрасная мелодия завладевала ею. «Вы что-нибудь представляете, когда слышите эти чудесные звуки?» – вспомнился Елене вопрос ее сегодняшнего спутника. О да, она представляла…

«Я люблю его, – вдруг подумала она о том, что ей недавно под звуки музыки пригрезилось. – Ну да! Как же я не замечала этого раньше? Я люблю его, только его. Я его рисовала, моего принца…» Она так ясно осознала, что любит своего соседа – не этого, который сидел с ней рядом сейчас, а того, другого, дома, что мурашки опять пробежали у нее по спине. Игорь! Открытие очень удивило Елену – до сего момента она не подозревала, что кого-то действительно можно так сильно любить, да еще настоящего, живого человека. Неужели сны могут сбываться?

Уже играли другого композитора, но музыка опять звучала в такт ее мыслям. Или наоборот – мысли подчинялись чудесным звукам, которые говорили только правду и выносили на поверхность самую суть вещей, прежде скрытую мишурой обыденного существования.

«А вдруг мне только кажется все это, и ничего нет? Нет моего мальчика с волосами цвета меда… будто я сама его придумала… Игорь! Или он есть, но он вовсе не любит меня? Вернее, любит, но не так – просто испытывает ко мне определенный интерес? Ну да, наверняка наши отношения для него просто интрижка, а я навыдумывала себе какую-то неземную страсть. Боже, до чего глупо, я же всегда была разумной женщиной…»

Елене стало страшно, про Терещенко она совсем забыла. Надо идти… Надо срочно найти Игоря и спросить у него… Что спросить?

– Как ты ко мне относишься? Кто я для тебя? – шепотом, едва слышно, произнесла Елена, едва не плача от нежного стона скрипок.

– Что? – наклонился к ней Федор Максимович. – Простите, я не расслышал…

– Я не вам… я не то… Мне надо идти! – вдруг чуть ли не вслух, в голос, воскликнула она.

– Куда? – удивился ее спутник.

Но Елена, совершенно потеряв голову, вскочила и выбежала из ложи. Она бежала по мраморной, застеленной темно-вишневой ковровой дорожкой лестнице и больше всего боялась упасть на этих бесчисленных ступеньках – сейчас все то, что хоть ненадолго отдаляло от решающего объяснения, пугало ее. Сзади смутно голосили скрипки и мчался на всех парах встрепанный, недоумевающий Федор Максимович.

– Куда вы? – Он успел схватить ее около гардероба. Елена торопливо накинула на себя пальто и оттолкнула его руки.

– Мне некогда, – строго произнесла она.

– Да что ж такое! – Терещенко попытался обратить все в шутку. – Еленочка, вы забыли выключить дома утюг?

– Елена, – машинально поправила его она и через огромный, мраморный, залитый светом хрустальных люстр вестибюль, под равнодушные взгляды театральной обслуги побежала к дверям.

Снаружи лил дождь. Не осенний моросящий дождичек, а настоящий ливень, на которые так щедро было прошедшее лето. Вся улица перед парадным входом была заставлена черными автомобилями. Елена растерянно огляделась по сторонам и перебежала на другую сторону улицы, пытаясь поймать такси.

– Да постойте же хоть минутку спокойно! – рассердился Терещенко. – В чем дело?

Елена попыталась взять себя в руки.

– Вот что, Федор Максимович, – решительно произнесла она, поворачиваясь к нему. – Вы для меня друг, хороший знакомый… но не больше. Наверное, мне надо было раньше сказать вам об этом.

– Я не понимаю…

– Я не люблю вас, – строго сказала она. – И не надо было мне идти сегодня на этот дурацкий концерт, у меня своих дел полно…

– Каких дел? – подозрительно спросил Терещенко. Дождь лил как из ведра, но вода, почти не впитываясь, свободно стекала по его роскошному черному костюму. Сзади, от машины, уже бежал охранник с раскрытым зонтиком. Федор Максимович, оглянувшись, сердито махнул на него рукой. – Что на вас нашло?

– Я вам все равно не скажу. И… и прошу вас – не будем, не надо больше…

– Я, кажется, понял, – криво усмехнулся тот. – Но это так глупо…

– Мне все равно.

Она была совсем мокрой – пушистые волосы слиплись в темные завитки, черные ресницы стрелами торчали вверх. «Я помню, – всплыла в ее мозгу картинка, – тоже был дождь… Но как тогда все было по-другому! Он догнал меня и что-то сказал… Что? Ах, я не помню, да и не все ли равно! Именно с того момента все и началось. И сейчас я так хочу видеть его…»

– Какой необыкновенный свет, – вдруг сказал Терещенко. – Солнца нет, но такой пронзительный свет…

Он пристально глядел на вымокшую под дождем Елену, и все равно она ему нравилась – ее лицо тоже словно светилось ослепительным белым блеском. Рисунок на фоне дождя.

– Вы похожи на Богородицу, – улыбнулся он.

– На кого?

– На ту, с иконы… Вам идет этот дождь, – кончиками пальцев он осторожно прикоснулся к ее лицу. – Любовь – кровь. Слезы – грезы. Любовь – кровь – морковь…

– Простите! – с сожалением крикнула Елена.

В этот момент такси наконец остановилось перед ней, она быстро запрыгнула на заднее сиденье, хлопнула дверью…

– Какой сегодня странный день, – задумчиво произнес вслух Терещенко, подзывая к себе охранника. – И ведь есть на свете места, где хорошая погода не такая уж редкость…

* * *

Здесь все было другим – воздух, небо, люди. Может быть, потому, что это было так далеко, в другом полушарии… Сначала все происходящее казалось Ларе нереальным, словно она смотрела кино. Едва она сошла с трапа самолета, ей повесили на шею гирлянду душистых ярких цветов. Потом увидела уютный домик на берегу океана, сам океан… Ей очень понравилось, что жили они именно в этом домике, вернее – в благоустроенном по последнему слову цивилизации коттедже с приходящей прислугой, а не в гостиничном номере, пусть тоже самого высшего разряда. Это был их с Костей домик. Костя называл его бунгало и добродушно смеялся над Лариными восторгами, а к местной пище он подходил с очень критическими мерками. Но Лара ничего не могла с собой поделать, ей нравилось здесь все…

В первый же вечер они познакомились с молодой парой из Петербурга – удачливыми бизнесменами новой волны, которые были вполне приличными людьми, – и протанцевали всю ночь в кафе, на берегу океана. Светлячки и цикады, шум прибоя и коктейли на основе текилы…

Лара не просто забыла обо всем, что было раньше, в Москве, – она потеряла чувство реальности. Она была абсолютно счастлива. Чувство благодарности к Косте, сумевшему так быстро воплотить в жизнь их мечту, переполняло ее. Лара окунулась в их медовый месяц. Тем более что тур и длился почти месяц, вернее – три недели. «Безумные деньги! Как ему удалось раздобыть такую сумму? – удивилась Лара, как-то прикинув приблизительную стоимость поездки. Но она тут же одернула себя: – Впрочем, какая разница? Я всего лишь слабая женщина, за меня должен думать мой мужчина, это его забота…»

Однажды они сидели в шезлонгах на веранде своего домика. Невдалеке плескался океан, светило ласковое вечернее солнце, огромное и прекрасное, готовое вот-вот нырнуть за горизонт, рядом цвели деревья и кусты. Лара была полна впечатлениями прошедшего дня – сегодня она ныряла у рифов. Приплыли кроткие, словно голуби, дельфины – сначала она боялась их, боялась их больших тел, скользивших так близко от нее, потом, по примеру новых приятелей из Петербурга, стала прикасаться к ним кончиками пальцев, а потом уже ласкала их вовсю, будто эти морские обитатели – обычные домашние животные. Впереди еще был вечер, заполненный, как всегда, музыкой, танцами и горячительными напитками, впереди была тропическая ночь, каждая минута которой обещала любовь и счастье, были Костины поцелуи и Костины объятия…