Хозяйка проклятого дома
Шрифт:
Я выдохнула, значит, он не поведал адвокату о моей прогулке.
— Знаешь, я был не прав, тебе все-таки повезло с помощником! — неожиданно усмехнулся Кагэ. — Думаешь, Югата позволил бы тебе разболеться? Да он дольше, чем на полчаса от тебя не отходил. Я сумел выгнать его из комнаты только на третий день, когда он чуть с лестницы от усталости не свалился.
— Это правда? — спросила я адвоката. Парень слегка покраснел.
— Он преувеличивает. Мы все наблюдали за Вашим состоянием. Даже Мэй.
Ага, особенно Мэй. Я скептически фыркнула, вспомнив, как кузина заснула на посту.
— Что ж, раз я здорова, давайте продолжим поиски
— Ну, мы тут по очереди полазали по беседке…
— И новости неутешительные, — подхватил оборотень, — мы ничего не обнаружили. Может, символ означает что-то иное? Кстати, мы проверили еще несколько старых построек, но пока безрезультатно.
— Не совсем — поправил его адвокат. — Кое-что мы все же нашли.
— И что же это? — с любопытством спросила я. Ответ оказался весьма неожиданным.
— Дневник Вашего деда.
После того, как парни убедились в моем выздоровлении, мне было позволено выйти на улицу. Я прихватила с собой пухлую тетрадь в твердом переплете, в которой были описаны последние месяцы жизни деда, и выбралась на террасу. Трава блестела от росы и была мокрой, не вызывая особого желания уходить далеко от дома. Но рядом с кухней располагался чудесный дворик для отдыха. Забравшись с ногами на выбеленную скамью под сенью старой вишни, я открыла дневник и углубилась в чтение.
Запись начиналась неожиданно, безо всяких предисловий, и я предположила, что дед просто завел новую тетрадь, когда закончилась предыдущая. Почему-то быстро просмотреть дневник показалось мне кощунственным. Я внимательно изучала заметки деда и узнавала его с каждым новым замечанием, идеей, событием. Призрачная фигура в моей памяти оживала. Многое из истории семьи он воспринимал иначе, чем я, и мне было интересно его мнение. С удивлением я узнала, что дед был в курсе всех проблем и дел, творившихся в нашей семье.
«30 мая. Разругался с дочерью. После смерти мужа она стала совершенно невыносима. Я предложил ей навестить мать, но она отказалась. Совсем не выходит из дому, и только плачет, запершись в комнате. На прошлых выходных она ездила на кладбище и провела там целый день. Нет, с этим определенно надо что-то делать.
Доверить ей управление кампанией? Раньше она неплохо справлялась».
Таков был стиль написания записей — в основном они начинались с утверждения и заканчивались вопросом. Словно дед спрашивал совет у дневника, как у невидимого собеседника. Нередко, следующей записью я находила ответ. Дед был оптимистом — несмотря на то, что в дневнике проскальзывали сообщения о сорванных сделках, семейных проблемах и разногласиях — он был уверен, что все урегулируется со временем. Пару раз я ловила себя на том, что смеюсь его остротам. Воспоминания о моем брате тоже оказались весьма забавны. Но, пожалуй, самой большой неожиданностью стало упоминание обо мне:
«11 июля. Сегодня Шуно стал совершеннолетним, и я рассказал ему о своих планах. Не думаю, что он обрадовался моему требованию стать главой семьи. Но что делать? Мальчик вырос и ему пора принимать на себя ответственность за семью. А мне недолго осталось, и я хочу прожить эти последние недели вдали от фамилии. Им не нужно видеть моей слабости.
Единственное, о чем я жалею — что не увижу, как растет моя внучка. Она любит рисовать — я попросил Шуно дать ей шанс выбрать профессию по желанию, а не требованию.
Мы почти не общались, но я надеюсь, она станет хорошим человеком.Вспомнит ли она обо мне когда-нибудь?».
После этих кратких фраз я несколько минут сидела, не в состоянии читать дальше, машинально поглаживая листы бумаги. В голове не укладывалось. Я всегда считала, что дед меня не замечал, воспринимал как маленькую проблему, и даже подумать не могла, что он наблюдал за мной. Заботился и переживал о моем будущем. Наконец, взяв себя в руки (подумать об этом я успею потом), я добралась до первого упоминания о загадке дома.
«15 июля. Сегодня я встретил старого друга Уильяма Уотсона. Он очень изменился с университетских годов, стал ворчливее и осторожней. Хе-хе, он даже побледнел, когда узнал о моем желании оставить фамилию. Кажется, Уотсон панически боится одиночества. Впрочем, он всегда любил шумные компании.
Вилли рассказал мне странную историю. Незадолго до нашей встречи он навещал племянницу в Розовой Заводи (не забыть посмотреть, где это находится!) и ему приглянулся старинный заброшенный особняк. Однако, не пробыв там и полдня, он стал чувствовать себя опустошенным, мрачная атмосфера дома давила на него, и, несмотря на то, что его сопровождал человек мэра, Уотсон поспешил покинуть негостеприимное место.
После рассказа я посмеялся над его страхом, и предложил побывать там вместе, но друг наотрез отказался. По-моему, этот дом напугал Вилли гораздо больше, чем встреча с разъяренным гризли в походе на втором курсе.
Хм, может, мне стоит туда съездить?»
Я пропустила несколько записей, испещренных цифрами — это были финансовые вычисления, без каких-либо приписок. Дед готовился покинуть семью, и не собирался оставлять детям завал работы. Но после цифр он писал в основном об особняке и о впечатлении о Розовой Заводи и ее жителях.
«23 июля. Закончив все дела по передаче прав Главы, я приехал в Розаводь. Городок небольшой, тихий. Я снял небольшую комнату в центре города. Пока не хочу афишировать желание купить особняк. Думаю, мне стоит узнать больше об этом месте.
Хозяйка гостиницы, где я живу, милая пожилая женщина. Она не верит сплетням, и, узнав мою фамилию, обещала не болтать. Правда, уверен, что журналисты все равно пронюхают, куда я делся».
«30 июля. Дом действительно мрачен. Я приезжаю сюда целую неделю и не могу отделаться от чувства, что за мной наблюдают. Нет, не папарацци — для них есть более лакомые кусочки в Токае. Но стоит мне приблизиться к особняку, как по коже начинают бегать мурашки. Может, Уотсон все-таки был прав?
Но мне терять нечего. Возможно, это будет последняя загадка, с которой я столкнусь в своей жизни?»
Дальше шло довольно много заметок о доме. Они были вырезаны из газет и вклеены на страницы дневника. Я пробежалась по заголовкам: «Призрак у старых качелей», «Кто плачет на заброшенной могиле?», «Неожиданная смерть. Проклятие действует?» — и ряд других не менее жизнеутверждающих названий. Но не в том дело. Сам того не зная, дед дал нам подсказки, где искать ключи. Ведь наверняка дом хранит свои тайны. А чем больше странностей происходит с местом, тем вероятнее оно окажется нужным.
После вырезок, которые я собиралась изучить с особой тщательностью, в обществе Югаты и Кагэ, осталось всего две записи. Я догадывалась почему, и оглянулась на дом. В кухне что-то шипело, но ребят не было видно. Хорошо. Мне бы хотелось побыть в одиночестве.