Хозяйка расцветающего поместья

Так, держась за руки, мы и двинулись к воротам.

Глава 45

Их действительно было много — человек шестьдесят. Но все же не так много, чтобы в момент смести боевого мага, просто мага, кое-что умеющего, и заготовленные заклинания — и у меня слегка отлегло от сердца. Слегка, потому что устраивать бойню по-прежнему не хотелось. Взгляд выхватил в мельтешении лиц знакомые: вон той бабе я помогала разродиться, когда ни баня, ни перешагивание через порог, ни жевание волос не спасли. Честно говоря, я и сама не надеялась на благополучный исход, когда меня позвали, но едва положила руки на живот — слишком уж широкий — чтобы проверить положение плода, как тот тут же перевернулся, как полагается. Дальше оставалось только дать природе и измученной женщине завершить свое дело. Хорошо, что в этом мире случаются чудеса. Плохо, что недавно родившая, вместо того чтобы возиться с малышом, схватилась за вилы. Но, возможно, именно страх за ребенка и привел ее сюда. А вон тому мужику я вправила вывих. Мужчина встретился со мной взглядом и отвел глаза. Может, все-таки получится решить дело миром?

— Здравствуйте, гости дорогие! — Мой голос не дрожал, и усмешку удалось спрятать. — С чем пожаловали?

Мужик, которого я узнала, попятился, будто желал затеряться за спинами остальных — при его богатырском росте задача невыполнимая. Кто-то переступил с ноги на ногу, кто-то опустил вилы. Но тут из толпы раздался то ли высокий мужской, то ли низкий женский голос:

— Разве ж дорогих гостей пистолями привечают?

Люди снова загудели, заволновались. Марья, до сих пор стоявшая за моей спиной, решительно сдвинула меня в сторону.

— Это кто там такой шустрый? — Она вгляделась в людей. — Яшка-косой? Выходи, не боись, барин убогих не забижает. — Она покачала головой и добавила вроде бы тише, но так, что наверняка прекрасно услышали все: — Вот ведь, нашли за кем следом бузить. Он же с тех пор, как с полатей мальцом еще свалился, дурит. Ладно бы юродствовал, юродивые — люди особые, их устами господь с народом говорит. Так ведь дурень дурнем, только что ложку в ухо не тащит…

Она высмотрела в толпе еще одно лицо.

— Ванька, а ты ж умный мужик, тебя-то чего сюда принесло?

«Ванька» с седыми нитями на висках, но еще крепкий, почесал бороду.

— А я чё, я со всеми…

Вокруг захихикали, и он развел руками:

— Затмение какое-то нашло, баб Марья.

Нянька едва заметно пихнула меня в бок. Я поняла ее. Толпа страшна своей безликостью — и в этой безликости может творить величайшие преступления. Но порой способна и на удивительную мудрость, если найдется подходящий вожак.

— Иван… — Я указала на мужика. — Нянька моя говорит, ты человек умный, а она в людях не ошибается. Выйдешь, скажешь за всех, что вас так растревожило, отчего за топоры да вилы взялись?

Мужик заозирался, явно колеблясь. Толпа загудела. Кто-то понукал «парламентера», кто-то пытался отговорить.

— Да чё с ней балакать, она же барыня, народу не знает, — воскликнул все тот же визгливый голос.

— Ты, Яшка, помолчи, — оборвала его какая-то баба. — Наговорил уже. Иди, Ванюша, скажи за все обчество.

— А староста где? — выкрикнул кто-то еще.

Из толпы начал проталкиваться еще один мужик, постарше, но не старик. Его появление, кажется, подбодрило Ивана.

— Один я, барыня, не пойду. Ежели ты всерьез поговорить хочешь, то дозволь вон старосте да еще мужикам, которых мир уважает, выйти. Да пообещай, что невредимыми со своего двора уйти дозволишь.

Я сняла с шеи «образок» — пламя с тремя языками, который Марья упросила меня носить с тех пор, как узнала о моей беременности. Показала его людям, поцеловала.

— Клянусь, что ни я, ни мои люди не задержат и не обидят переговорщиков, если и вы не обидите меня деянием или пусть покарает меня и моего нерожденного ребенка.

Люди переглянулись. Федор Игнатьевич перевел:

— Если в запале кто барыню ругательски обругает, ничего не будет. Но кто попробует руки распустить — самолично шею сверну, и слова барыни это не нарушит.

Виктор едва заметно усмехнулся. Я поняла его: ни он сам, ни Федор Игнатьевич не могли считаться «моими» людьми. Но я надеялась, у мужа хватит здравого смысла и выдержки не испортить мне игру. Не за красивые же глаза его выбрали председателем дворянского собрания!

Староста вышел первым, за ним Иван. Люди в толпе зашептались, выбирая остальных. Кто-то подтолкнул вперед высокого мужика с седеющей бородой:

— Михей пусть идет, он грамотный.

— И Степан, — добавил кто-то, — у него семеро по лавкам, он за всех отцов постоит.

Пятым неожиданно вытолкнули того самого Яшку-косого. Тот заозирался, но люди сомкнулись и юркнуть в толпу не вышло. Я сделала вид, будто не заметила его метаний.

— Что ж, пожалуйте во двор.

Виктор и Федор Игнатьевич напряглись, но толпа не попыталась прорваться за переговорщиками. Кованые ворота закрылись снова.

— Барыня, дозволь, мы нашу претензию тут выскажем, — начал староста. — Дабы мир весь слышал.

— Говори, — кивнула я.

Староста прокашлялся, то ли собираясь с мыслями, то ли чтобы придать своим словам большей важности. Его опередил Яшка:

— Отравить народ хочешь! В колодцы приманку для птицы с железными крыльями сыпешь!

Марья шагнула, собираясь отвесить ему подзатыльник, но, вовремя вспомнив об уговоре, охнула. Вместо нее провокатору отвесил знатного леща Иван.

— Куда вперед батьки в пекло лезешь? Пущай староста говорит.

Тот укоризненно посмотрел на потирающего затылок Яшку, повернулся ко мне.

— Вот какое дело, барыня. Говорят, будто мор пошел оттого, что вы в колодцы велели что-то сыпать. И что велели вы мужиков по домам запирать, чтобы работать они не могли. Может, конечно, и брешут, да только в Ольховке, по слухам, все перемерли, а у вас в усадьбе больных нет.

— Ты грамотен? — спросила я.

— Да, барыня. — Он огладил бороду.

Я оглянулась.

— Марья, пожалуйста, принеси последнее письмо от Ивана Михайловича.

Марья, поклонившись, неторопливо двинулась к дому.

— Подождем, — сказала я. — Моим словам вы вряд ли поверите, а доктора Ивана Михайловича многие в уезде знают.

— Знаем, хоть он и городской, — согласился староста. — Он простых мужиков не чурается. Говорят, больницу собрался строить.

Виктор подтвердил:

— Собрался. Я его из города зазвал, обещал больницу построить на свои да княгини деньги.

Мужики переглянулись.

— Благодарствую, коли так, — поклонился староста. — Но больница больницей, а ежели мор пойдет, так и лечить некого станет.

Виктор кивнул.

— Потому мы и пытаемся его остановить. Если мор разгуляется, он никого не пощадит: ни господ, ни простых людей.

— Евгений Петрович тоже доктор, а он говорит… — вякнул Яшка и тут же заткнулся, будто поняв, что сболтнул лишнего.