Хозяйка расцветающего поместья

— У меня все здоровы! — От шока я даже не сразу сообразила, что ближайшая деревня, откуда родом Марья и Дуня, тоже зовется Ольховкой.

— У вас — да. Но не в деревне. Именно поэтому я и прошу вас уехать, пока не поздно.

Я жестом велела ему сесть, разлила чай. Руки дрожали.

— Спасибо за дурную весть…

Исправник приподнял бровь, и я объяснила:

— Даже самые дурные вести лучше неведения. Теперь я знаю, чего опасаться и что делать.

— Уезжайте, — повторил он. — Это лучшее, что вы можете сделать, пока не поздно. Мы выставим карантин, но, скорее всего, миазмы удержать не удастся. Если уж болезнь обошла полмира из Данелагских колоний…

— Миазмы, как же! — фыркнула я. — Проблема в воде.

— Иван Михайлович написал мне, что холера передается от прикосновения к больным или умершим, а также от вдыхания воздуха с миазмами, отделяющимися от тел больных или умерших. Именно поэтому он не приехал в город сам, а послал мне письмо, попросив его сжечь.

— А сам он остался в деревне?

Стрельцов кивнул.

— А его коллега, Евгений Петрович?

Если Стрельцов ответит, что тот помогает Ивану Михайловичу, я прощу доктору и «домового», и украденные драгоценности. Но исправник только пожал плечами.

— Доктор Зарецкий не отчитывается передо мной о своем местопребывании.

Я хмыкнула. Чего я ожидала, в самом деле?

— Что ж, вернемся к холере. При всем уважении к Ивану Михайловичу, я не могу согласиться с теорией миазмов. Инфекция передается через воду и продукты, загрязненные выделениями больного. Поэтому вы с солдатами можете остановить ее — при большой удаче, конечно, но можете. И я помогу, чем смогу.

Стрельцов вытаращился на меня, будто я заговорила на чистейшей латыни. Плевать. Жизни людей важнее. При деревенских представлениях о гигиене, когда вся семья ест из одного чугунка, эпидемия распространится молниеносно. Значит, нужно сделать все, чтобы этого не случилось.

— Анастасия Павловна, я восхищен вашим живым умом и энциклопедическими знаниями, — осторожно заговорил исправник. — Но болезнь появилась в Рутении только этой весной. На юге, в Понизовье. Вероятно, с кораблями, по крайней мере так предполагает Иван Михайлович. Откуда вам знать…

Я мысленно застонала. Вряд ли Стрельцов отреагирует на правду лучше Виктора.

— Скажем так: озарение свыше.

Исправник задумчиво покачал головой — видно было, что только хорошее воспитание не позволяет ему сказать все, что он об этом думает. Я торопливо добавила:

— Вы вправе считать мои слова глупостью, потому что ничем, кроме озарения, вызванного магией благословения, я их объяснить не могу. Вправе проигнорировать. Но я прошу вас меня выслушать и подумать — так ли трудны меры, которые я хочу вам предложить.

— Я слышал, что некоторые дамы, обладающие благословением, действительно умели исцелять наложением рук. Но ни я, ни мои солдаты не дамы. Как и Иван Михайлович, к сожалению.

Исправник улыбнулся, хотя было заметно, что на душе у него скребут кошки. Я его понимала. Послушаешь бредни дамочки — станешь посмешищем. Проигнорируешь — а вдруг в тех бреднях действительно чудесное откровение, позволяющее спасти людей?

— Что вы предлагаете?

— Холера обычно передается с загрязненной водой… — начала я, изо всех сил стараясь излагать кратко, но понятно, избегая привычных мне терминов.

Стрельцов выслушал меня, не перебивая.

— Ваши слова звучат разумно, — медленно произнес он, когда я закончила. — К тому же, чем маяться от безделья, карауля мужиков, и уповать на господа, лучше попробовать сделать хоть что-то. Те меры, которые вы предлагаете… Если они бесполезны, то по крайней мере и безвредны. Если же они помогут, даже одна спасенная жизнь — уже благо. Вы запишете все это, чтобы я мог перечитать и ничего не упустить; и поделиться с Иваном Михайловичем?

А заодно спросить доктора, что он обо всем этом думает. Пусть. Сомнения исправника были понятны, а Иван Михайлович не из тех, кто отворачивается от нового.

— Конечно. И я дам вам мешок охлоренной извести.

Как удачно, что в городе — как давно это было! — я пожадничала и привезла хлорки столько, что, когда остыла, схватилась за голову — этого на десяток лет хватит, если к тому времени она не разложится до обычной извести. И как жаль, что в этом мире пока не придумали копировальную бумагу. Ведь Стрельцов — не единственный, кому нужно написать подробную инструкцию.

— Вы позволите мне тоже написать несколько писем, раз уж выдалась свободная минута? — спросил он.

Конечно, — я подала ему коробочку с перьями. Смотреть, что и кому он пишет, не стала — не до того.

Наконец я распрощалась с исправником. Окликнула Марью.

— Давно ты у брата была?

— Он ко мне с утра приходил.

— Он к тебе, — уточнила я. — Не ты к нему. У него в доме не ела.

— Нет, — растерялась нянька.

— Гостинчиков он не принес?

— Как без гостинчиков-то? — улыбнулась нянька. — Платок подарил, из города привез.

— Но не еду? Ни пряников, ни меда, ничего такого?

— Да что случилось, касаточка?

Кажется, моя тревога передалась и Марье.

— Платок тот утюгом горячим прогладь, и руки вымой как следует. Похоже, нутряная хворь, которая твою родственницу одолела, — холера.

Я коротко рассказала ей о симптомах и опасности болезни. Марья, охнув, опустилась на стул, снова подскочив, осенила себя священным знамением.

— Что же делать, Настенька? Кроме как молиться?

Глава 41

Что делать…

Я прекрасно знала что, но представления не имела, как все организовать. Хорошо было дома: сообщаешь в Роспотребнадзор, и дальше уже их забота — эпидемиологическое расследование, карантинные меры, дезинфекция. А здесь…

— Позови Дуню и Петра. И Федора Игнатьевича, — приказала я Марье: новый старший охраны мне особенно нужен. — Работникам пока ничего не говори, я сама потом их соберу.

Пока Марья гоняла мальчишку за остальными, я подтянула к себе листок и начала записывать все, что нужно сделать в усадьбе. Продезинфицировать все бочки для питьевой воды. И в доме, откуда вода шла на кухню, и в саду, поставленные для работников. Регулярно повторять обработку. Воду, прежде чем отправить в бочки, кипятить — вот кухарка-то обрадуется! И да, прокипяченную воду придется где-то остужать. Поставить кого-то следить, чтобы из ковшей, повешенных на края бочки, не пили, а только наливали в кружки. И позаботиться, чтобы кружек было достаточно — и чистых, и погруженных в дезраствор. Впервые за время, проведенное в этом мире, я пожалела, что здесь нет одноразовой посуды. Еще ведь и куча мисок понадобится: крестьяне привыкли есть из одного котла, черпая по очереди каждый своей ложкой. Придется запретить так делать — и подобрать нужные слова, чтобы запрет не сочли пустым барским капризом. Посуду нужно будет мыть и дезинфицировать, значит, назначить ответственного за своевременный «посудооборот» и приставить кого-то помогать судомойке.

Заставить мыть все овощи и фрукты, прежде чем тащить в рот. Та еще задача, учитывая, что работники норовят то сорвать яблоко прямо с ветки, то вырвать морковку из грядки и, обтерев о рукав или живот, смачно захрустеть. Заставить всех мыть руки — прямо как в детском саду, честное слово.

Начать засыпать отхожие места хлоркой — до сих пор я этого не делала, отправляла содержимое выгребных ям в компост.

На случай, если больные в усадьбе все же появятся — а в чудо я не верила, — освободить каретный сарай, поставить перегородки, отделив больных от контактных, сколотить нары и шкафы, хотя бы стеллажи, и позаботиться о постельном белье и прочих необходимых вещах. Ах да, отгородить помещение для дезинфекции и стирки вещей больных и организовать безопасную утилизацию биологических отходов. Ровно так, как я рассказывала Стрельцову: отдельные емкости, яма вдали от колодцев, домов и огородов, и каждую порцию отходов засыпать хлоркой и землей. Яму придется выкопать заранее.