Хозяйка собственного поместья

— Прекратите паясничать! — взорвался доктор. — Это вы…

— Хватит. — Виктор сказал это очень спокойно, но доктор заткнулся. — Я выслушал. И не вижу аргументов для внеочередного созыва дворянского собрания.

— Виктор Александрович, как вы можете поверить в этот бред!

Муж будто не услышал:

— Правда, и уверенности в том, что моя жена не опасна для себя и других, у меня тоже нет.

Не знаю, чего мне стоило не зарычать. Решил он, видите ли. Ни нашим ни вашим!

— Поэтому как мужчина и глава семьи я принимаю на себя ответственность за свою супругу и ее поведение. Я поживу в этом доме и присмотрю за ней.

Вот уж удружил так удружил! Кажется, и доктору этот вердикт не понравился.

— Вы понимаете, что Анастасия Павловна может и на вас наброситься с пистолетом?

Я скрипнула зубами. Еще порох на него тратить. Топором обойдусь, если достанет. Или кочергой. Виктор широко улыбнулся.

— Ничего, я буду осторожен. Не смею больше вас задерживать, Евгений Петрович, время позднее.

Раскомандовался в моем, между прочим, доме!

— Я провожу, — прощебетала я.

Путь до двери мы проделали в гробовом молчании, прощаться доктор тоже не стал.

Я закрыла замок. Что-то подсказывало: Виктора я так просто из дома не выставлю. Вздохнула: на спину словно навалили пару мешков с мукой. Долгий был день, хоть вроде и провязала почти все время, а вечер выдался и вовсе несуразный.

Мотя — и когда только увязался следом — потерся о мои ноги. Я наклонилась его погладить.

— Эх ты, подлиза, — проворчала я. — Ко всем ластишься, только за ухом почеши.

Кот проигнорировал мои упреки, позволил еще погладить себя и потрусил в гостиную. Я пошла следом. Может, Виктор все же уйдет подобру-поздорову. Хотя кого я обманываю! И выгнать не получится, скажет, что я действительно рехнулась.

Но поди пойми этого человека! То целует так, что коленки подгибаются, то ревнует на ровном месте, то развод — и забирай свои игрушки, то вот в гости напрашивается.

Когда я вошла в гостиную, Виктор сидел, вытянув длинные ноги, и разглядывал тапочки. Розовые, с улыбающейся мордочкой и заячьими ушками. До меня вдруг дошло, как звали мнимого или настоящего любовника Настеньки. Если Виктор принял это за намек…

Тогда меня точно упекут за убийство в состоянии аффекта, если местная судебная психиатрия до этого додумалась.

Но взгляд мужа, устремившийся на меня, был задумчивым, а не злым.

— Анастасия, я должен принести вам извинения за безобразную сцену в нашу последнюю встречу.

3

И вот, спрашивается, что на это ответить? «Не за что»? Так очень даже есть за что.

— Приносите, — милостиво согласилась я.

— Прошу прощения?

Мы озадаченно уставились друг на друга. Не сразу до меня дошло:

— Вы сказали, что должны принести извинения. Приносите. Я слушаю.

— В таком случае уточните, какие именно извинения вам требуются, — с каменным лицом поинтересовался Виктор. — Длинные и витиеватые? Следует ли при этом падать на колени? Обнимать ваши? Биться лбом об пол и орошать ваши ноги слезами?

Нет, он просто… Я наконец разглядела ехидный огонек в его взгляде.

Вот же зараза, еще и троллит!

Но против воли губы начали расплываться в улыбке. Я хихикнула.

— Бить вас некому, невозможный вы человек!

Он широко улыбнулся.

— Не надо. Я видел, как вы обращаетесь с колуном. Впечатляет, надо сказать.

Я все же не выдержала — рассмеялась. Он следом.

— Не могу понять, какая же вы на самом деле, — сказал Виктор, отсмеявшись.

— Какая разница? — пожала я плечами. Подлила себе и ему чая, взяла еще один кусок пирога. Перепалка с доктором только раззадорила мой аппетит. — Мы оба согласны, что ничего хорошего из этого брака не вышло, так что лучше проститься и заняться каждому своей жизнью.

А еще замечательней было бы прямо сейчас выставить его из дома. Одного поцелуя хватило, чтобы сделать выводы. Даже несмотря на то, что — нет, именно потому что! — он так улыбается.

Улыбался, потому что после этих слов Виктор снова посерьезнел и надолго замолчал.

— Вы ведь не поверили в этот бред, будто я не в своем уме? — встревожилась я, когда пауза слишком затянулась.

— Не знаю, — все так же задумчиво произнес Виктор. — Вы очень изменились после болезни.

— Вы уже это говорили, — напомнила я.

— Говорил. Потом решил, что ошибся. Теперь готов извиниться и за это. Прошу прощения.

Я кивнула.

Он обвел взглядом комнату.

— Хотел бы я знать, почему благословение проснулось в вас именно сейчас, а не в моем доме?

Догадался. Как некстати! Теперь я от него точно не отвяжусь!

— Может быть, потому, что здесь мой дом?

— Вы говорили, что ненавидите его.

Похоже, так оно и было, иначе не дошел бы он до такого состояния.

Мы снова замолчали. Виктор осторожно откусил от пирога.

— Марья всегда хорошо готовила, но сейчас превзошла саму себя.

— Это я готовила. Спасибо за комплимент.

Все равно поймет, если уж решился навязаться на мою голову.

— Вы? Но вы говорили…

— Кажется, я говорила много глупостей. Но говорила, и что близость смерти заставила меня многое обдумать заново. Если смена мнения и попытка жить по-другому означает безумие, то любого можно объявить ненормальным.

— Вы правы, оклеветать человека проще простого. — Виктор дожевал пирог, отхлебнул чай. — Но почему все так упорно норовят оклеветать именно вас? Зайков…

Он перевел взгляд на тапочки, я сделала вид, будто не заметила.

— …Иван, те пятеро мужиков. Послушать вас, так весь мир ополчился…

— Откуда мне знать, что в умах у других? Могу предположить, что если этот ваш Зай…

— Не мой!

— Хорошо, свой собственный Зайков хвастается победами, желая придать себе веса в глазах других мужчин, то оклеветал он не одну меня. Вашему Ивану…

Я сделала паузу, но в этот раз муж не стал возражать против «вашего».

— …нужно было оправдаться, почему не дождался ответа, и оправдание он выдумал. А мужикам — не признаваться же в попытке ограбления? — Я подумала и добавила: —Если Евгений Петрович сам не подал им эту мысль.