Хозяйка собственного поместья

— Что-то не так?

И что ему ответить? Очень хотелось поверить его объятьям, а не холодному «вы». И незачем больше обманывать себя, что меня тянет к нему только из-за долгого воздержания.

— Настя? — повторил Виктор.

Он коснулся моего подбородка, заставляя поднять лицо.

— Я оскорбил вас своим пылом?

— Что?!

— Считается, что брак есть священный и благочестивый союз и к супруге следует относиться с должным уважением, не оскорбляя ее похотью. — Судя по интонации, он явно повторял за какой-то назидательной книгой вроде «Правил светской жизни и этикета», что я взяла с собой. — В супружеском долге подобает страсть совестливая и благородная.

Я ошалело вытаращилась на него:

— Вы в своем уме?

Вроде бы он вышел из того возраста, когда бездумно повторяют за наставниками.

— Разве с вами можно быть в своем уме? — совсем не обидно улыбнулся Виктор. — Я всегда старался быть сдержанным, как и подобает, но сейчас совсем потерял голову и, кажется, оскорбил вас.

— Что вы несете?

Слова закончились. Просто закончились, и все.

— Не могу обещать, что это больше не…

— Я тебе дам, «больше не повторится!» — взорвалась я. Подскочила, совершенно забыв о собственной наготе, едва контролируя себя, чтобы не накинуться на него с кулаками. — Значит, орать на жену можно!

— Кричать тоже некрасиво…

— Ревновать к каждому столбу можно!

— …и за это я тоже…

— А сломать вместе с ней кровать нельзя?! Я тебе сейчас извинюсь! Так извинюсь! — Я схватила подушку и со всей дури обрушила на мужа — он едва успел выставить локоть. — Оскорбил он, значит!

В воздух взметнулись пушинки, но запаха пыли я не ощутила — наоборот, запахло озоном.

— Да я тебя сейчас сама оскорблю! Действием! — никак не могла успокоиться я. — Придумал тоже, «совестливая и благородная»!

— Это не я придумал… — Виктор поймал подушку, вырвал у меня из рук, запихнул себе под плечи.

Все еще взбешенная, я попыталась выдернуть у него из-под головы вторую. Но муж перехватил мои запястья. Я дернулась раз, другой — вроде и не больно держит, а не вырвешься.

Муж улыбнулся, глядя на меня снизу вверх. Хиханьки ему! Я рванулась с новой силой — но так же безрезультатно. Все, чего добилась, — оказалась верхом на его талии. Замерла, встретившись с ним взглядом. Виктор потянул меня за руки так, что грудь почти коснулась его лица, поймал ее губами.

— Сдаюсь, — выдохнула я.

— Нет уж. — Он заставил меня выпрямиться. В голосе прорезались уже знакомые хриплые нотки. — Ты обещала оскорбление действием, а хорошей жене подобает исполнять свои обещания.

Виктор выпустил мои руки только затем, чтобы прижать меня к себе.

— Кто сказал, что я хорошая жена? — прошептала я в его полураскрытые губы.

Вместо ответа муж поцеловал меня — нежно, так нежно и ласково, словно не этот мужчина совсем недавно с такой страстью вколачивал меня в перину. И эта тихая ласка заставила меня забыть обо всем, целуя в ответ так же нежно, будто это не я пару минут назад пыталась отлупить его подушкой. Сперва легко, едва касаясь, потом углубляя поцелуй, позволяя нашим языкам играть друг с другом, позволяя нашим губам и рукам говорить без слов, тая в нежности. Виктор распустил мне косу, волосы рассыпались по моим плечам, упали на подушку рядом с его лицом.

— Красиво, — прошептал он, ладонью прижал прядь к своей щеке, потерся об нее.

Я тряхнула головой, сдвинулась, чтобы шелковистые пряди скользнули по его груди, и одновременно ощутила его готовность. Качнула бедрами, поддразнивая — муж неровно выдохнул. Поддержал меня за талию, помогая устроиться как надо. Я снова потянулась к его губам, не торопясь двигаться, и, только когда напряжение стало совсем невыносимым, выпрямилась. Ладони мужа легли на мою грудь, и она устроилась в них, будто для того и была создана, я резко выдохнула, задвигалась, то ускоряясь, доходя почти до пика, то приостанавливаясь, глядя в затуманенные страстью глаза мужа. Снова и снова, оттягивая финал, пока муж с глухим рыком не подхватил меня за бедра, насаживая на себя, пока я сама не вжалась в него, одновременно сжимаясь вокруг, и когда снова смогла дышать, я обмякла, будто из тела исчезли все кости.

— Ты меня с ума сводишь, — выдохнул Виктор, гладя меня по спине.

Я приподняла голову, оперев на кулак подбородок.

— Ты первый начал.

Он негромко рассмеялся, снова притянул мою голову к своей груди. Какое-то время мы лежали так, вдыхая запах наших разгоряченных страстью тел, слушая, как успокаиваются сердца, чувствуя прикосновения, полные уже не страсти, но нежности.

— Настя-Настя… — прошептал он.

— М-м?

— Ничего.

Может, он и хотел сказать что-то еще, но в дверь осторожно постучали.

— Барин, осмелюсь доложить, простынет все, — раздался из-за двери жалобный голос дворецкого.

— Простынет — значит, согреете, — рыкнул Виктор. — Приготовь мне горячей воды. И скажи, чтобы барыне тоже принесли…

— У меня в уборной была вода, наверное, еще не остыла, — сказала я, скрывая сожаление.

Виктор чмокнул меня в кончик носа.

— Оставлю ее тебе, оденусь у себя. — Он накинул на плечи халат, поднял с пола остальную свою одежду. — А заодно прикажу Алексею, чтобы устроил выволочку Аглае за небрежение.

— Я бы не хотела, чтобы ты устраивал ей выволочку.

Я села, прикрываясь одеялом: говорить о делах без всего было неуютно.

— Она заслужила.

— Это, конечно, твои слуги, но, если ты не против, я бы попробовала сама с ними разобраться. Не дергать же тебя из-за каждой пылинки.

— Почему я должен быть против? Я буду очень рад, если ты снимешь с меня эту заботу. Все-таки обычно у женщин лучше получается обходиться с прислугой. Можешь отчитать Аглаю сама и вообще наказывать дворню как заблагорассудится.

— В каких пределах? — на всякий случай уточнила я. Слишком уж размыто это «делай что хочешь». — Жалование им платишь ты.

Виктор рассмеялся.

— В пределах разрешенного законом. Штрафы он разрешает, только уведоми меня, я запишу. Чтобы не получилось, что барыня плохая, а барин все простил.

Я кивнула.

— И, раз уж ты берешь на себя прислугу, напомни после обеда, чтобы я отдал тебе чай.

— Который ты держишь в сундуке? — вспомнила я. — Но зачем?

— Как зачем? Дворня обычно не считает за воровство прихватить что-то из хозяйских припасов, а чай дорог. Я очень удивился, увидев, что ты держишь его в кухне.

Муж шагнул к двери, но снова развернулся.

— Постарайся не планировать на вечер ничего грандиозного. После обеда нам хорошо бы навестить Кирилла Аркадьевича.

Я вопросительно посмотрела на мужа, и он добавил:

— Граф Стрельцов. Уездный исправник. Я не предупредил, извини, не ожидал, что ты и тут найдешь чем заняться. Привез жену в город отдохнуть! — Он хмыкнул.

Пожалуй, вдаваться в планы на «отдых» пока не стоит.

— Думаешь, исправник поможет?

— Когда летом у приезжего генерала украли бумажник с десятью тысячами, Кирилл Аркадьевич разобрался с этим делом за пару дней. Так что поможет или нет, но попытаться стоит, а заодно и уведомить его о том, что в твоем доме засада. Мало ли, все пойдет не так.