Хозяйка старого поместья

– Вы привезли из Парижа мою мать – хотя кому, как не мне, знать, какой сложный у нее характер. Вы сделали для нее то, что не сумел сделать я – дать ей дом и семью. И вы стали куда более близким человеком, чем я, для моей дочери. И я никогда не осмелился бы сделать в поместье то, что сделали вы. И боюсь, если бы я был рядом, то и вам не позволил бы этого. Для Валенсоля стало благом то, что вместо хозяина у него появилась хозяйка.

– А теперь? – настороженно спросила я. – Вы же не заставите меня разрушить то, что мы с таким трудом начинали? Вы не велите мне отказаться от производства парфюма?

– Я? – переспросил он. – Как я могу вам что-то запрещать, находясь здесь?

Я хмыкнула и, поднявшись с канапе, сделала шаг в его сторону.

– Но вы же поедете со мной домой, Эмиль? Потому что наш дом нуждается не только в хозяйке, но и в хозяине. А вашей матери нужен сын. А детям – отец. И в этих ролях я уж точно не смогу вас заменить.

Я сделала еще один шаг и опустилась рядом с его креслом на колени. Я взяла в свои руки дрожащую его, и мне показалось, что она перестала дрожать.

– Я никогда не смогу отплатить вам за то, что вы для меня сделали, Альмира.

– Ты сможешь, – сказала я, переходя на «ты». – И мне потребуется твоя помощь – когда наши соседи и знакомые узнают о том, что в имении Валенсоль производятся духи. Они станут презирать нас, и мне хотелось бы, чтобы в этом время рядом со мной был человек, на которого я смогу опереться.

– Я буду рядом, Мира! – тихо сказал он. – До тех пор, пока я нужен тебе, я буду рядом.

И левой рукой погладил меня по голове – как ребенка.

Глава 50

Блюда на столе были скромными, и я мысленно ругала себя за то, что не догадалась купить в Ренне продуктов. Но этот обед был одним из самых радостных и светлых в моей жизни. Потому что за этим столом было тепло и уютно. И никакие позолоченная посуда или изысканные яства не смогли бы заменить ту милую семейную атмосферу, что царила здесь.

Мы с баронессой сразу почувствовали друг к другу такую приязнь, какой иногда невозможно достигнуть и за долгие годы знакомства. Она сказала мне, что пыталась уговорить Эмиля во всём мне признаться, но не настаивала на своем мнении, боясь, что он подумает, что он им в тягость. Но теперь она даже рада, что всё случилось именно так, как случилось, потому что мы оба с мужем подтвердили, что эти письма для нас обоих оказались слишком важны. А значит, стоило так долго находиться в разлуке, чтобы понять, что, оказывается, рядом с тобой изначально находился твой человек.

И Эмиль оказался вовсе не таким беспомощным, каким себя описал. И его рука действительно не дрожала, когда он что-то делал ей. А делать он умел многое. Он даже ловко именно с помощью рук перебирался сам с кресла на кровать. И пусть он еще смущался, когда я в такие моменты смотрела на него, я верила, что однажды он сумеет снова встать на ноги.

Мы выехали из Сен-Жакю-де-ла-Мер ранним утром, взяв с хозяев слово, что они приедут к нам в Прованс на Рождество. Робер старался ехать особенно осторожно, чтобы «господину графу было удобно».

– Он отчего-то был не сильно удивлен, когда увидел меня, – недоумевал Эмиль. – И не принял меня за привидение.

Он сидел в карете рядом со мной и держал меня за руку. Я рассмеялась:

– Потому что о том, что ты погиб, знали только я и Гвинет. Ох, да, еще мадемуазель Маруани. Она, кстати, ждет нас в Ренне. Так что не удивлюсь, если она, увидев тебя, лишится чувств.

– Мадемуазель Маруани? – Эмиль нахмурился. – Она приехала в Ренн вместе с тобой? Мне казалось, вы прежде отнюдь не были подругами.

– С тех пор многое переменилось. Мэрион сейчас живет у нас в поместье. Надеюсь, ты не будешь возражать. После смерти брата она лишилась своего дома.

– Как многого я о тебе еще не знаю, – он вдруг поцеловал мне руку. – Мне кажется, я каждый день буду влюбляться в тебя всё больше и больше.

Чувств мадемуазель Маруани не лишилась, но долго смотрела на моего мужа издалека, не решаясь ответить на его приветствие.

– Значит, Альмира, именно поэтому ты никому не говорила о том, что его сиятельство погиб – потому что знала, что это неправда?

Я только улыбнулась в ответ – это была только наша с Эмилем история, и я не готова была никому о ней рассказывать.

Обратная дорога заняла чуть больше времени, но мы провели его в приятных разговорах. Мэрион оказалась прекрасной собеседницей, и чувствовавший себя поначалу неловко де Валенсо оттаял уже к середине пути.

Домой мы прибыли днем, и я еще издалека увидела в окошко кареты, как на крыльцо выбежала Кэтти, которая сразу же радостно замахала руками, а потом, должно быть, на ее зов, вышли старая графиня и мадемуазель Тюрье с Фабьеном на руках.

Больше всего я переживала за Гвинет – ведь только она думала, что Эмиль погиб, и могла испугаться его появления. И потому я первой вышла из кареты, обняла и расцеловала детей, а потом шепнула на ухо свекрови:

– Прошу вас, ваше сиятельство, только не волнуйтесь и ничему не удивляйтесь.

А потом обратилась к тоже стоявшему на крыльце месье Эрве:

– Прошу вас, Ноэль, вместе с Робером помогите выбраться из кареты господину графу.

А когда они, подхватив его под руки, оказались с ним у крыльца, Кэтрин взвизгнула и бросилась к отцу:

– Папочка!

Маленький Фабьен смотрел на сестру с удивлением – слово «папа» было ему еще не знакомо.

А Гвинет, словно боясь поверить своим глазам, так и стояла на месте, опираясь на мою руку, а слёзы текли по ее морщинистым щекам и падали на белоснежный ворот платья, оставляя на нем следы.

В честь прибытия хозяина Жозефина особенно постаралась, и на столе в обед были самые любимые им блюда. И он с таким удивлением смотрел на эти кулинарные шедевры, что я рассмеялась.

В этот день Мэрион снова сидела с нами за одним столом. И она уже не дичилась как прежде – это путешествие сильно сблизило нас, и я надеялась обрести в ней хорошую подругу.

А несколько следующих дней мы непрерывно принимали гостей. И хотя я понимала, что Эмиль предпочел бы обойтись без этих церемоний, мы не могли отказать тем, кто желал его поприветствовать.

Месье Эрве заявил, что он смастерит его сиятельству кресло на колесах, чтобы тот мог передвигаться по дому без посторонней помощи. А мадам Туссен каждое утро приносила нам свежий отвар, который, по ее уверению, должен был поставить Эмиля на ноги. И хотя мой муж ничуть не поверил словам вдовы пастуха, я убедила его, что это снадобье ему не повредит, и он покорно принимал его перед завтраком.