Хозяйка старой пасеки

— Простите, — пролепетала я, отступая.

— Ничего страшного, я успел ее поймать, — улыбнулся Стрельцов. Прокашлялся, возвращая себе официальный вид. — Глафира Андреевна, я вынужден обыскать вашу комнату. Марья Алексеевна засвидетельствует, что я ничего не подкинул и не утаил.

— Да, конечно.

Я отступила к окну. Оперлась на подоконник — в поясницу нещадно задуло. Пришлось отойти и застыть столбом. И, хотя я знала, что и где Стрельцов обнаружит, все равно сердце то и дело пропускало удар. Что, если сон был не просто кошмаром? Да, старуху убили в постели, а не за столом, но что если это искаженные сном воспоминания настоящей Глаши? Разум мой, но мозг-то ее!

Исправник деловито перебрал содержимое комода, аккуратно возвращая все на место. Готова была поспорить, что скулы на его каменном лице порозовели от отблесков заката из окна, а не от смущения, что приходится копаться в девичьем белье. Смутишь такого, как же. Простучал стены и подоконник, перетряхнул сундук и наконец откинул тюфяк, явив миру тряпку с уже заскорузлой кровью. Приподнял ее двумя пальцами.

— Ерунда, — фыркнула Марья Алексеевна. — Поди докажи, что это не следы обычного месячного очищения.

— Прямо сейчас я не намерен ничего доказывать, только зафиксировать найденное, — сухо проговорил исправник. — А ваша задача — свидетельствовать, но не делать выводы.

Он повернулся ко мне.

— У вас сейчас… — Мимолетная пауза, наверное, мне почудилась. — Дни женских очищений?

Лицо запылало, будто в него плеснули кипятком. Я помотала головой.

— Ну и дура! — фыркнула «понятая».

В самом деле, дура! Я же учитель биологии, в конце концов. Пестики, тычинки и так далее, и тому подобное. Нашла чему смущаться — разговору о собственной женской сути!

— Марья Алексеевна! — воскликнул исправник.

— Так я и не делаю никаких выводов, — с невинным видом заметила генеральша. — Только говорю, что не вижу ничего необычного и подозрительного. Грязное белье…

— Должно быть в стирке, а не под тюфяком, — не удержалась я. — Откуда взялось это, я не знаю.

Исправник кивнул с каменным лицом. Закончив обыск, сложил находку в мешок. На ладони Стрельцова загорелся огонек, и я, забыв обо всем, едва не захлопала в ладоши, словно девчонка. Интересно, привыкну ли я когда-нибудь к чудесам?

10.1

Подтопив кусок сургуча, исправник запечатал мешок перстнем.

— Давайте спустимся в гостиную, я составлю протокол обыска, вы, Мария Алексеевна, и вы, Глафира Андреевна, его подпишете. Потом я займусь комнатами экономки и приказчика, а после вам придется уделить мне немного времени для беседы.

Генеральша, проскользнув мимо исправника, взяла меня под руку.

— Подпишем, как не подписать, только чего мы у вас над душой сидеть будем? Вы пока пишите, а мы с Глашей по дому пройдемся. Я ей покажу, как мы с Варенькой обустроились, надо же, чтобы хозяйка все одобрила. Опять же, деревенских отпустить надо. Дел хватит.

Она повлекла меня к двери. Стрельцов подвинулся, но это не помогло. Генеральша, протиснувшись между ним и комодом, неловко дернула меня за собой, я пошатнулась — ровно затем, чтобы впечататься в грудь исправника. Он качнулся, попытался отступить, чтобы удержать равновесие, но помешала кровать, и в следующий миг Стрельцов плюхнулся на нее, а я — ему на колени.

С полсекунды я растерянно смотрела в оказавшиеся слишком близко серые глаза — такие же растерянные, как у меня.

Я вскочила как ошпаренная, чувствуя, как предательски заливает щеки краска. Стрельцов тоже подскочил — так резко, что чуть не потерял равновесие снова.

— Прошу прощения, — пробормотали мы одновременно.

— Ах, как неудобно получилось! — всплеснула руками Мария Алексеевна, но в голосе ее прозвучало что-то подозрительно похожее на довольное воркование. — Вы не ушиблись, голубчики?

— Все хорошо, — проворчали мы хором.

Я полетела по лестнице, не чуя под ногой ступенек. За спиной тяжело заскрипело дерево.

— Вот же додумалась поселиться в этаком скворечнике, — заворчала генеральша, будто и не было только что неловкого момента. — Тебе-то легко, порхаешь, словно синичка, а мне, старухе, только и глядеть, как бы не оступиться.

— Какая же вы старуха, попроворней любой барышни будете, — галантно заметил Стрельцов.

От звуков его голоса у меня снова запылали щеки. Я тряхнула головой, отгоняя смущение, — и, естественно, едва не сверзилась со ступенек. Уверенная рука поддержала меня сзади под локоть.

— Осторожнее, Глафира Андреевна. Эта лестница действительно крутовата.

— Да и вообще, перебралась бы ты в нормальные покои. Скромность, конечно, украшает барышню, но по сравнению с твоей комнатушкой монастырская келья — царские хоромы.

— Посмотрим, — буркнула я, высвобождая локоть из цепких пальцев исправника и старательно не глядя в его сторону. — Благодарю.

— Не стоит, — ровным тоном ответил он.

Марья Алексеевна шагнула с последней ступеньки пыхтя и отдуваясь, словно не спускалась, а карабкалась вверх по лестнице. Снова подхватила меня под руку, увлекая в гостиную.

— Ты, граф, занимайся своими делами, как и собирался, а мы с Глашей своими займемся. Как будем нужны, позовешь.

Удивительно, но Стрельцов не стал возражать ни против приказа, ни против панибратского тона — уселся за стол и придвинул чернильницу. Может быть, потому, что было в «тыканье» генеральши что-то очень теплое, домашнее. Все еще держа меня под руку, она повлекла меня через анфиладу комнат.

— Сколько же я проспала? — изумилась я, разглядывая преобразившиеся интерьеры. Конечно, до идеальной чистоты было далеко, но исчез слой пыли на видимых поверхностях и с пола.

— Часик, не больше. Да мы ничего и не успели особо: так, по верхам пробежались, чтобы совсем уж грязь не растаскивать.

В самом деле, окна оставались мутными, и вон паутина над карнизом. Завтра же с утра займусь.

— До чего противная баба эта Агафья! — Марья Алексеевна доверительно понизила голос. — Никак в толк взять не могу, зачем Граппа ее держала. Ленивая, нерасторопная, да еще и сплетница каких мало. Представляешь, посмела мне жаловаться, будто ты вчера с тетушкой разругалась, да так, что стены тряслись! Никакого, дескать, почтения к возрасту да уму.

Меня прошиб холодный пот. Неужели все-таки правда?

— Ох, Марья Алексеевна, не слышит вас господин исправник, — натянуто улыбнулась я.

— Да что такого, она всем в доме уши прожужжала! А исправник тебя тоже наверняка о том же спросит.

— Спросит — отвечу, — пожала плечами я, проходя вслед за ней в последнюю комнату.

В отличие от предыдущих, эта прямо-таки сияла чистотой. Даже оконные стекла выглядели ясными и прозрачными. Варенька сидела в кресле, вытянув перед собой ногу в гипсе, и лениво перелистывала какой-то древний даже на вид толстый журнал.