Хозяйка утерянного сада

Желудок урчал, а мне все это казалось чудесным сном. В этом сне все было прекрасно, кроме одного. Я втянула запах чужих духов. Кроме него!

Ручка двери медленно повернулась, но потом передумала. В коридоре я услышала обрывок разговора:

— Я рад, что вы нашли ее, сэр! Мы рассудили просто, сэр! Благородные девицы в ее положении идут топиться, сэр! Мы даже поставили караульных по обеим берегам Вельды. И меняем их каждый месяц. По причине огромных потерь в связи с внезапной женитьбой! Благородная девица не сможет выжить на Альвионских улицах, сэр! — произнес голос, который мог бы принадлежать какому-нибудь тучному и усатому джентльмену.

— Довольно! Больше в ваших услугах я не нуждаюсь. Тоже мне, королевские сыщики, которые три месяца не могли найти одну единственную девушку! Да я скоро каждый женский труп в подворотне будут знать по имени! И различать по цвету панталон! — послышался раздраженный голос хозяина.

Меня искали три месяца?! Я не поверила своим ушам. Но зачем? Я не верю в его доброту и милосердие. Человек, убивший и ограбивший моего отца, не может быть добрым и милосердным! Я в это никогда не поверю!

Пытаясь прожевать огромный ком, я бросилась обратно на диванчик, стараясь не стучать каблуками. Мягкий ковер приглушал мои крадущиеся шаги. Платье прошелестело. Я расправила его, пытаясь пережевать то, что успела похитить со стола.

Дверь открылась, в нее величественно вплыло кресло.

— Где мои голодные глазки? — улыбнулись мне самой мерзкой из улыбок. Я пыталась быстро проглотить еду, чтобы не вызывать подозрений. — Ну что ж! Продолжим! Ой, а кто ел бабочек? Винсент? Ты ел моих бабочек? Интересно… Все, Винсент! Можешь идти. И закрой дверь на ключ. Все слуги свободны. В это крыло не заходить! У нас — скандал.

Мы остались в комнате совсем одни.

В этот момент я с усилием попыталась проглотить награбленное со стола, чувствуя, что мне не хватает воздуха… Перед глазами все поплыло, я уцепилась за стол с вазами, пытаясь сделать вдох. Словно сквозь пелену я видела свою руку, наклоняющую столик. Вазы посыпались с него, со звоном разбиваясь о пол. Но даже их звон, казалось, доносился откуда-то издалека!

Пытаясь закашлять, я замерла.

— Интересный спектакль, но слабо верится! — заметил спокойный голос, словно из-под толщи воды.

Какая разница, что и кто сейчас говорит, если я не могу сделать вдох. Я чувствовала, что падаю на колени, упираясь руками в мягкий ворс ковра.

— Так, а вот это мне не нравится, — встревожился голос. Все плыло перед глазами. Я пыталась вдохнуть, но что-то мешало. Страшный кашель заставил меня ослепнуть и оглохнуть.

Я пришла в себя, все еще кашляя. На моей спине лежала рука. Задыхаясь, я чувствовала, что сгораю от стыда. Может, за это время я отвыкла от нормальной еды, а может, просто пожадничала…

— Тише, тише, — послышался голос. Я висела точно так, же как и в карете. — Какой у нас насыщенный день. Мы познакомились, поженились, переехали, поскандалили, а теперь я спасаю вам жизнь! Успокойтесь! Слуги все уберут.

— Как же я вас ненавижу, — прошептала я, давясь собственной гордостью. Я попыталась встать, и даже встала.

— Я жду свой скандал! — намекнули мне игриво.

— То есть, вы не отрицаете того, что убили папу? — сервшим от кашля голосом спросила я. — И не отрицаете того, что присвоили себе ваше общее дело, в которое отец вложил все, что у него было!

— Нет, не отрицаю, — заметил муж, глядя на то, как я расправляю задравшуюся юбку.

— Тогда вы — подлец, мерзавец! — выкрикнула я, ударяя его кулачком в грудь.

— Я знаю, — донеслось до меня невозмутимое.

— Я ненавижу вас! Ненавижу! — задыхалась я, вспоминая, как папа дарил мне пони, и как я бегала показывать ему каждое новое платье.

— Я знаю, — послышался самодовольный голос.

— И то, что вы — ужасный человек, вы тоже знаете?! — выкрикнула я ему прямо в бесстыжие глаза.

— Знаю! — улыбнулись мне, глядя на меня странным взглядом. — А еще я знаю, что ты — красавица…

Не успела я опомниться, как меня притянули к себе и пылко поцеловали. Вдруг я поняла, что больше не вижу ничего вокруг. Его губы были холодными и сладкими, как пастила. Изо всех сил я упиралась руками в его грудь, пытаясь не думать о том, что это был мой первый поцелуй в жизни. Мои руки напрягались и дрожали, но меня с силой притягивали к себе. Я колотила ладошками по его плечам, мычала и требовала отпустить меня немедленно…

Сколько же это будет продолжаться? Я чувствовала, что из этого плена не вырваться никогда. Руки ослабли настолько, что уже не могли отталкивать. Они безвольно упирались в дорогую вышивку жилета, а мои измученные губы все еще прижимали к своим. Я сжалась, сложив руки на груди, словно пытаюсь защититься от него.

Его дыхание обжигало, а я ужасалась тому странному чувству, которое рождается внутри меня в тот момент, когда его губы медленно и страстно раздвигают мои, упиваясь своей властью и смеясь над моей беспомощностью!

К своему стыду я испытала приятное волнение, смешанное с непреодолимым желанием довериться сильным рукам, разрешить им все, отдать свою жизнь и вверить судьбу.

Но поцелуй прекратился, и все волшебство исчезло. Я снова оказалась запертой в комнате с ненавистным мне человеком.

— А вы — чудовище! — выкрикнула я, отвесив ему звонкую пощечину. Вырвавшись из его рук, я бросилась всем телом, словно бабочка на стекло, на закрытую дверь. — Откройте немедленно! Я не хочу здесь оставаться! Няня! Нянюшка! Ты меня слышишь?

Мне было ужасно стыдно за эту слабость. Щеки пылали пожаром стыда. В комнате слышался хохот. Под этот смех я стирала мерзкий поцелуй со своих губ тыльной стороной руки.

Глава вторая

— Иду, иду, — к моей радости послышался голос няни. Дверь открылась внезапно. В коридоре стояла маленькая и худенькая нянюшка. Только вот ее я сразу не узнала. На ней было новое платье с брошкой и белый накрахмаленный стоящий воротничок, к которым няня питала благоговейную слабость. На ногах у няни были начищенные туфли, а в руках дверь с вырванной сердцевиной замка.

— Няня! — ужаснулась я, видя ее новую одежду. — И ты… няня!

— А что про вас скажут люди, узнав, что няня ходит в обносках? — возмутилась няня, уперев руки в боки.

Я резко развернулась, встретившись с насмешливым взглядом. Улыбка блуждала на лице, а в руке плескался наполовину наполненный бокал. Этот мерзавец словно отмечал какую-то победу!

— Фи! — задрала я юбку повыше, вышла из комнаты, прячась за угол, чтобы услышать разговор.

— Что вы такое сотворили с бедной девочкой? — послышался возмущенный голос няни. В такие моменты даже папа предпочитал пересидеть бурю в библиотеке, делая вид, что ужасно интересуется садоводством.