Храбрецы

– А что если здесь остались только отчаянные люди? Люди без цели, без смысла, без желания жить. Ну, знаешь, ведь чаще всего именно другие люди создают для нас смысл. Так может, это ложный смысл? Смысл для тех, кто пуст внутри. Другие же нашли смысл в себе, поэтому и ушли, – последние слова прозвучали совсем тихо.

– Говори за себя, в моей жизни много смысла, мне есть, зачем жить, – огрызнулся Олег.

– Даже сейчас?

Вопрос неприятно повис в воздухе. Олег не то чтобы не хотел отвечать, просто ответ был неприятным.

– Давай не будем, – всё-таки сказал мужчина.

– Ладно, я тебя понял, – Миша убрал руки с руля. – Смотри, как могу!

До магазина он так и доехал, без рук.

– Слава богу, хоть без жалюзи, – оставив велосипеды на парковке, они подошли к дверям. – Ну что, как заходить будем?

– Как-как, с боем, отойди, – Олег поднял над головой, стоящую рядом урну, и размаху кинул её в стекло.

Осколки дождём осыпались на пол. Ржавая урна со скрежетом прокатилось по полу, оставляя на нём грязно-рыжий след.

– Заодно куревом запасись, – Олег без колебаний зашёл внутрь.

– Ты страшный человек, – неожиданно сказал Михаил.

Юноша стоял в проходе, закрывая своей тёмной фигурой поднимающееся солнце.

– Почему же? Мне всегда казалось, что я ужасно миролюбив, – растерянная улыбка не нашла поддержки.

– Нет, страшный. Наше время боится решительных людей.

Наконец подойдя ближе, Олег увидел, насколько парень измучен. В утреннем мраке, удивительно чётко вырисовывались его черты: тёмные мешки под глазами, дрожащие губы, искусанные ногти.

– А ты, боишься меня? – мужчина положил свою руку ему на плечо.

– Боюсь, – честно признался Миша. – Я только пытаюсь казаться смелым, большая часть людей всё равно идиоты, им этого хватает.

– Да, тут ты прав, – Олег слегка похлопал, словно проверяя на прочность. – Но я не страшный, я просто уставший старик, который хочет съесть пирожок и запить его соком.

– В этом мы с тобой похожи, – подобие улыбки преобразило лицо Миши. – Ладно, я тогда за сигаретами, а ты захвати и мне чего-нибудь перекусить.

– Да без проблем!

«Это я-то страшный?»

Тяжёлые шаги эхом отдавались в пустых залах магазина. Держа перед собой фонарик, Олег задумчиво изучал ассортимент полупустых полок, пытаясь найти то, что он обычно покупает. В голове его крутились самые разные мысли, но они всё никак не могли сформироваться в одну, ключевую идею, необходимую для решения проблемы. Что это была за проблема, вопрос банальный. Проблема самоубийства – ключевая проблема философии.

Стоит ли жизнь труда быть прожитой?

– Олег! Иди сюда! – испуганный крик заставил его встрепенуться.

– Бегу!

Посередине зала, в одних лишь башмаках, стоял совсем древний дед, смущённо прикрывающий промежность рукой.

– Молодые люди, это ваши велосипеды лежат на парковке? – говорил он точь-в-точь, как олегов лектор по квантовой физике.

– Наши, а что? – Олег подошёл ближе.

– Да знаете, я просто собрался сжигать машины, и мне вот, честно вам скажу, не хотелось бы лишать вас транспорта, – дед поправил очки. – Я и не думал, право слово, что остался в этом мире хоть кто-то, кроме меня, но видимо бог бросил на бренной земле не только геев, но и мародёров.

– Не обзывайся, старый, всё равно всем уже плевать! – со стороны касс раздался невнятный грохот. – Кому жвачку?

– Если вы не против, то и я не откажусь, – скромно заметил старик.

– А вы, поэтому голый? – поинтересовался Олег. – Думали, что больше нет людей?

– Ну да, надо сказать, более чем справедливые мысли! – воодушевился «профессор». – Соседи пропали, на улицах тишина, машины, что выясняется за десять минут, не работают. Вот я и решил повеселиться, а потом отойти в мир иной.

– Как, если не секрет? – Миша позеленел. – Надеюсь, вы не собирались прыгать с крыши?

– Фу на вас, – совершенно по-гейски отмахнулся «профессор». – Я бы аккуратно порезал себе вены, дело не хитрое и, что самое главное, мой изувеченный труп не будет лежать на разбитом асфальте. Как вам?

– Умно, – кивнул Олег. – Значит тут собрались… как ты там выразился, Миша? Отчаявшиеся люди?

– Именно так, – парень жевал что-то с, совершенно каменным лицом. – Жвачку будешь?

– Я там булочки нормальные нашёл, так что нет, спасибо, – Олег вышагивал перед невольной публикой. – Был такой философ датский – Кьеркегор. Так вот он однажды написал сочинение о диалектике отчаяния «Болезнь к смерти». Если коротко, то он говорит об отчаянии, как о главном грехе, и как о главном спасении.

– Это как? – Миша поднял на него удивлённые глаза.

– Ну, в пример он приводит историю о воскрешении Лазаря, из Библии. Когда Иисус говорит, дословно не скажу, что Лазарь хоть и болел, а также умер, всё равно воскрес, потому что он не болел к смерти. И смерть, христианская, для него была лишь вратами в другую, более светлую жизнь. А болезнь к смерти – это отчаяние. Ты не умираешь, но стремишься к этому, а потому, стремишься в никуда.

– То есть, молодой человек, вы хотите сказать, что Лазарь воскрес не потому, что такова воля божья, а потому, что не боялся смерти во христе? – старика определённо заинтересовали измышления Олега.

– Ну, так Кьеркегор сказал, но да, я вынужден с ним согласиться.

– Мысль конечно интересная, вот только вы упускаете один факт, но, это не ваша вина, – старик развёл руками, открывая гениталии. – Я очень верующий человек, однако, меня никуда не забрали, следовательно, случившееся не божественный план.

– Но вы же собирались совершить самоубийство? – подловил его Олег.

– Да, потому что, если Бог меня не забрал, значит ему без разницы уже, понимаете?! – сухие руки яростно затряслись. – Уж простите меня за выражение, но нахуй Бога. Лично я считаю, что виновата внеземная цивилизация, пришельцы, грубо говоря. Уж не знаю, почему забрали не всех, но какое это сейчас имеет значение, нам всё осталось не долго. Вы разве не слышали, что через десять лет солнце взорвётся? Бум. И нет никого.

– Херь какая-то, – покачал Миша головой. – Реально херь.

– Да уж, – Олег растерянно почесал затылок.

Они сидели на трамвайных путях, выше по улице, и наблюдали за тем, как старик резвиться внизу. Он высоко подпрыгивал, потрясая гениталиями, и обливал стоящие вокруг машины бензином. В этом странном танце чувствовалось что-то дикое, скрытое в каждом человеке. Животное, которое общество держит в клетке. Можно сказать, что таких животных у общества целый зоопарк.

Но наблюдая конкретно за этим, Олег поражался силе, сокрытой в дряблом интеллигентном теле. Наверное, думалось ему, человек умный должен держать эту силу глубоко внутри, выпуская только в критические моменты, ибо сила эта, в разы страшнее тупости обычного быдла. Именно поэтому мы живём, как рабы, платим за то, что существовать. Стоит только умным людям выпустить на волю всю свою дикость, как мы увидим мир ещё более кошмарный, чем есть сейчас.