Хранитель и Виринея

Сколько Виринея себя помнила, её домом, где она росла, всегда была эта обитель служителей истинного Света, другого дома не имела. Родителей, как таковых, она не знала, но маленькое сердце очень нуждалось в доброте и ласке. Когда она была совсем маленькой, то бегала, как хвостик, за одной из женщин – служек. Так называли женщин, живших при храме, готовивших на кухне, занимающихся уборкой во всех помещениях и смотрящих за маленькими детьми, которых отдавали в младенчестве, чтобы вырастить из них жрецов и последователей культа. Считалось очень почётным, если твой ребёнок попадал сюда.

Женщину ту звали Феофания. Виринея не могла выговорить её имя и звала её Фи. Жрецы не приветствовали личных привязанностей. Служитель Света должен быть свободен, как телом, не имея имущества, так и душой, не зная забот о ближнем. Его сердце должно служить только источнику первородного Бытия. Поэтому Феофанию чуть не выгнали, за то, что она общается с ребёнком. И женщина, смахивая украдкой слёзы, стала убегать от маленькой светловолосой и голубоглазой девочки, зовущей её иногда: «Ма». Глупая, маленькая Виринея тогда никак не могла понять, почему Фи не хочет больше сажать её на колени и ласково гладить ладонью по голове. Потому она решила, что это она стала плохая и поэтому больше не нравиться милой и добродушной женщине. Для неё эта была первая личная трагедия в её маленькой взрослой жизни. Но так случилось, что однажды, она бежала за повозкой по широкому двору храма, чтобы передать письменное извещение одного из жрецов торговому обозу, Виринея очень спешила исполнить первое в своей жизни поручение и потому неслась, сломя голову, не замечая, что у неё под ногами. Запнувшись об выступающий камень, она полетела и со всего размаха больно стукнулась о каменное покрытие двора, разбив в кровь колени и локти. И тут к ней птицей бросилась женщина, которая в это время как раз шла неподалёку. Она подскочила к плачущей девчушке и крепко обняла её, прижимая к груди.

– Детка моя, ненаглядная, как ты? – она ласково гладила её по голове и щёчкам, стирая мокрые дорожки.

– Мама Фи, я думала, что ты разлюбила меня? – спрашивала, глотая слёзы, Виринея.

– Виринея, – женщина серьёзно посмотрела ей в глаза, – я очень люблю тебя, и всегда буду любить, но служкам нельзя подходить к будущим ученикам, а потому запомни, я всегда буду рядом с тобой, вот тут, – она указала ей на грудь, – возле твоего сердца, а ты, возле моего. Я и сейчас часто наблюдаю за тобой, за твоими успехами, за тем, как ты растёшь. Не обижайся ни на кого, моя хорошая, и храни мою любовь, пусть она тебя греет тёмными ночами и поддерживает в несчастьях, – и, поцеловав Виринею, быстрым шагом отошла от неё и ушла, а девочка осталась на площади, со счастливой улыбкой, смотря ей вслед. Самое главное, что мама Фи любит её и всегда будет любить. Разбитые колени и локти уже не имели никакого значения.

Каждый жрец перед тем, как посвятить себя служению был обязан стать воином и овладеть наукой управления стихией, только после этого он допускался к таинству и постигал науку служения Свету. Последователь отказывался от всего сущего, что могло бы отвлекать его от миссии, и только тогда познавал мудрость и силу оружия, данную идущему этой дорогой.

Потому-то все жрецы были великолепными воинами и магами, владели стихиями и часто уходили вершить правосудие в мир. Жители не редко обращались сюда за помощью, иногда здесь мелькали вельможи, а бывало и чины повыше. Храм увеличивал количество адептов и упрочнял своё влияние в стране.

Здесь же растились и будущие служители культа Света, в число которых занесло и Виринею. Это имя ей тоже дали жрецы, после того, как забрали маленькую девочку, помеченную полумесяцем на предплечье высшими силами, из пещеры духов, а её прежнее, данное родителями, было навсегда забыто.

Детство у этих детей было до двух лет. С двух лет их начинали потихоньку приучать к работе. Кто не слушался, оставался с пустым животом, а бывало и поротым. Никто здесь особо не делал скидок на возраст. Виринея хорошо помнила, как в четыре года, она вместе с другими детьми уже ходили в лес, что окружал храм по периметру, собирать хворост. Набирали вязанки и тащили обратно раскладывать под специальные навесы. Так как обитель была большой, приходилось собирать целый день. У каждого была норма, не сделаешь, ляжешь спать голодным. Некоторые не выдерживали и сбегали. Никто никого не искал и не за кого не переживал, а через несколько дней на скрипучей телеге привозили их обглоданные зверьём останки, а то и вовсе ничего не привозили. Хоронили в общей яме, и никто не плакал. Виринея собирала маленькие букетики и клала их им на могилки. Один раз это заметил старший жрец – Игинерей. Высокий широкоплечий мужчина с чёрными, как смоль волосами, тронутыми тонкими паутинками седины на висках оценивающе смотрел на маленькую Виринею, и девочка не опустила глаза, выдерживая взгляд стальных глаз старшего.

– Ты знаешь, – сказал он ей громким, слегка хриплым голосом, – что негоже служителю Света показывать свою слабость?

– Это не слабость, это почесть для ушедших душ, они отправились к Свету раньше нас, и будут там служить, – смиренно проговорила она, но в голубых глазах покорности не было.

– Они проявили трусость и сбежали из храма, побоявшись трудностей, – поправил он её.

– Но в Великом небесном храме, что охватывает полнеба тоже нужны служители, а не только воины, и возможно именно так призвали их, – возразила ему Виринея.

– А ты дерзкая, – усмехнулся Игинерей, – с завтрашнего дня в лес не идёшь, приходишь утром в главный храм, скажешь Гирину, что я велел.

Так Виринея попала к своему наставнику. Он стал её учителем на пути к познанию Света. Здесь девочка присоединилась к десяти мальчиками. Игинерей готовил костяк для храма, обучая некоторых детей по усиленной программе. Их обучали грамоте, точным наукам, истории и геральдике, этикету и военному делу.

Каждое утро начиналось теперь с тренировки. Виринея обожала, когда их выгоняли бегать по горной тропе и выпускали беркута, глазами которого следили за бегущими. Она забегала на самую высокую точку невысокой горы и, раскинув руки, неслась вниз, словно пыталась взлететь. Когда исполнилось двенадцать ей дали в руки деревянный меч, утяжелённый металлическими бляхами, и начался её ад. Она ходила вся в синяках и кровоподтёках, жутко болели руки. Новые бляхи постоянно появлялись на деревянном мече, делая его всё тяжелей. Поблажек, как девушке, никаких не было. Несколько подростков специально издевались над ней, желая изжить одну девчонку, которая имеет наглость вставать в спарринг с ними.

Ещё через год она стала изучать методики ведения рукопашных боёв, правила самообороны и нападения. Игинерей иногда лично приходил на площадку, чтобы тренировать своих учеников. Когда Виринея первый раз увидела наставника, облачённого в штаны из тонкой чёрной кожи, обхватывающей сильные тренированные ноги, и обнажённого по пояс, поигрывающего великолепной мускулатурой, то странное чувство перехватило дыхание. Она, забыв, что надо дышать, смотрела на мужчину, который достаточно легко управлялся с мечом, словно тот ничего не весил. Он показывал им, как правильно вести бой, отбивая удары противников, а хрупкая девушка подросток, махая своим деревянным мечом, не сводила восхищённого взгляда с красавца мужчины.

И, конечно, молодые люди на тренировочной площадке тоже имели преимущества перед ней, более лёгкая и слабая Виринея постоянно оказывалась битая, но это продолжалось ровно до те пор пока они не дошли до изучения стихий.

Это была удивительная новость для Виринеи, сегодня Игинерей объявил, что начинается самый важный этап обучения. В этот день их всех должны были проверить на кувшине Истины. Девушка много слышала про этот удивительный сосуд и с нетерпением ожидала, когда сможет посмотреть на него. Она почему-то абсолютно не переживала, что кувшин может разрушить её жизнь, показав, что она пуста, хотя за это очень сильно переживали парни, а ей просто хотелось прикоснуться к великой реликвии. Удивительный артефакт появился в храме несколько столетий назад, поговаривали, что он был из сокровищницы самого последнего дракона. Кувшин Истины хранился в тщательно охраняемом хранилище, а перед проверкой последователей и их учеников выставлялся в центральном помещении храма, где шли обрядовые службы.

Конец ознакомительного фрагмента.