Хранитель и Виринея

– Антон, – буркнул он, пятясь от неё, стараясь избавиться от её выворачивающего наружу взгляда.

– Антон, значит, – она перестала напирать на него, – вернулся, стало быть.

– Что значит, вернулся? – он смотрел на неё во все глаза. – Откуда вернулся?

– Да ты же ничего не знаешь, – она рассмеялась колокольчиком, – ничего, узнаешь, – успокоила она его, повернулась и пошла.

– Когда узнаю? – Антону хотелось догнать её и встряхнуть.

– Что не терпится? – переспросила она, и он быстро кивнул в ответ. – Ничего потерпишь, всему своё время, – и пошла в лес.

Антон остался стоять, открыв рот. Он даже забыл, что хотел ей рассказать о произошедшем вчера. Она всё же не выдержала и обернулась.

– Не печалься, блохастый, так надо, всё должно идти своим чередом, иначе быть беде. Боги мстительны, они не прощают, когда кто-то вламывается в их замысел, – и, махнув ему рукой, исчезла в зарослях, а он так и остался стоять, смотря ей в след взглядом побитой собаки.

У него было чувство, что его только что предали. Он, устало повесив голову, побрёл к своей телеге. «Какие боги, – колотилась в мозгу мысль, – причём здесь какие-то боги, всё это сплошная ерунда, какие-то отмазки, чтобы просто ничего мне не говорить. А может, наврала?» – спрашивал он у себя снова и снова уже в сотый раз. Но точно знал, что нет, не обманывала. Она о чём-то знала, но почему-то не захотела говорить. Он черпал воду, и ему казалось, что бочка бездонная и у неё не будет конца. Потом, словно резина тянулась дорога, и ноги, как назло, стали совсем ватные.

Он кое-как дополз до местной гостиницы, и его внимание сразу привлекли крики, раздающиеся из глубины двора.

– Ах, ты гад, – кричала Агапия, напирая на Тюрю, – сволота ты, продажная!

Обычно грозный Тюря съёжился и сразу как-то уменьшился в размерах. Он пятился от злой женщины, надвигающейся на него со скалкой в руке. Она, по всей видимости, только что раскатывала тесто, когда услышала что-то, что вывело её из себя и, схватив первое, попавшееся на глаза оружие, выскочила из кухни.

– За кошель серебра продался, – продолжала кричать Агапия, приглашая в свидетели всех, кто случайно проходил мимо или вышел на улицу, – Лесную за кошель продал. Ирод! Тьфу на тебя! Чтоб тебе пусто было, – плюнула она на Тюрю. – Ни секунды у тебя боле работать не буду, – в сердцах сдёрнула фартук и швырнула в Петро, следом полетела и скалка. И резко развернувшись, пошла со двора, костеря, на чём свет стоит кровопийцу народа. Следом за ней, плюнув для значимости на землю, ушли ещё два мужика.

Тюря недолго безмолвствовал, как только они скрылись за воротами, он весь сразу разом встряхнулся и рявкнул на остальных работников.

– Что рты пораскрывали, а ну быстро за работу! Полашка, ты сегодня за главную.

Мелкая веснушчатая девушка подобострастно закивала и бросилась поднимать скалку и фартук, от которых только что уворачивался Тюря.

– А ты что это застыл? – заорал он на Антона и размахнулся кнутом, который опять откуда-то появился у него в руках. – Почему воду только привёз, опять дрых до обеда?

Антон стоял и смотрел на его перекошенное от злости лицо и не мог сдвинуться с места. В голове набатом звучал голос Агапии: «Лесную за кошель продал!» Он же хотел предупредить и не сказал, получается, он тоже виноват. Кнут всё же обжог спину. Тело дёрнулось, но он даже не почувствовал боли, смотря в перекошенное от ненависти лицо Тюри.

Он отпустил ручки телеги, и повернулся к Петро, что тот увидел на его лице непонятно, только мужчина от него нервно попятился. Антон шёл молча прямо на него, не сворачивая. Мужик отходил, пока не споткнулся об торчащий из земли камень и не завалился кулём, а Антон прошёл мимо него и вышел за ворота. Сразу осмелевший Тюря что-то кричал вслед, но он его не слышал, так как целеустремлённо направился в лес, ему надо было подумать. Почему пошёл сюда и сам не знал, наверное, хотелось побыть одному.

В лесу он ушёл к реке и, сев на камень, стал думать. Сидел недолго, монотонный шум воды успокаивал, надо было что-то делать и он, соскочив, почти бегом бросился назад искать Агапию. Разыскивал долго, мужики, видимо, в это время дня были все заняты, а встречающиеся ему женщины с ним почти не разговаривали, стремились отойти подальше. Но одна старушка, сжалившись, всё же выслушала его сбивчивую просьбу и, махнув рукой, указала на третий переулок.

Он подходил к дому Агапии со страхом, всё же одно дело косточку втихаря сунуть, совсем другое с проклятым якшаться, однако, Агапия его в очередной раз удивила. Она увидела его в окно, как он смиренно стоит на улице и смотрит вопросительно на её дом, не решаясь подойти ближе.

– Заходи давай, – махнула она ему рукой в окошко. Окна у неё, как ни странно, были застеклены. Обычно в этом районе чаще встречались пузыри вместо стёкол.

Он зашёл в маленькую чистую прихожую и настороженно замер, боясь пройти дальше.

– Да проходи, говорю, – крикнула она из комнаты.

– Да я же, вроде как, несчастья приношу, – крикнул ей Антон от двери.

– Так меня и саму в народе ведьмой величают, что ты думаешь, Тюря меня просто так боится? – ответила она, вырастая на пороге.

– В смысле ведьмой? – не сразу понял Антон.

– Входи, не бойся, компотику попьем, да плюшкой угощу. Ты такое вообще наверно никогда не ел?

– Да ел, – отмахнулся Антон, – я по другому делу.

Она вдруг уставилась на него.

– Ты не Лёха, – произнесла вдруг она, смотря ему в глаза, и Антон с ужасом увидел, что её глаза заливает мгла. Он хотел развернуться и бежать, но сильная рука вцепилась в плечо. Пальцы вытянулись и на них, прямо на глазах у испуганного парня, стали нарастать когти. – Стоять, – рявкнул зычный командный голос, и Антон замер, теперь уже боясь пошевелиться.

– Вы Чёрная? – с ужасом спросил он.

– Я, – она захохотала, – нет, я её сестра. Что боишься? – он кивнул, и она удовлетворённо усмехнулась. – Не бойся, я псиной не питаюсь. Так кто ты?

Антон раздумывал, чтобы ей сказать, и опять его прочитали, как открытую книгу.

– Попробуешь наврать, сразу увижу. Да тебе и резону брехать нет, кто-то должен тебе рассказать, кто ты и почему шавка.

– Лесная сказала, что нельзя, а то ваши боги, в общем, разгневаться могут.

– На меня? Это да, – она, поморщившись, покивала головой, – они на меня только и делают, что сердятся. Так, начнём сначала, ты кто?

– Антон, – буркнул Антон.

– Сколько годов, тебе Антон? – мгла стала сползать с её глаз, и облик Агапии, добродушной кухарки, вернулся на место.

– Двадцать семь было, когда сюда попал, а сейчас не пойму сколько уже, – Антон теперь смотрел на женщину с надеждой, может хоть она что-нибудь ему расскажет, почему он здесь.

– А где твой отец, Антон? – она рассматривала его, как диковинного зверя.

– Погиб, когда я был маленький, вместе с матерью, – тихо проговорил он, – на пожаре.