Хранитель забытых тайн

— Вы росли не в Англии?

— Ну, скажем так, не совсем. Мой отец был дипломатом. Мы жили в восьми странах, пока нам с братом не исполнилось десять лет. Главным образом в Европе, и в Восточной, и в Западной. За исключением одного года, когда отец поссорился с премьер-министром и нас заслали в Папуа — Новую Гвинею.

Клер заглянула в его удивительные голубые глаза.

— Я знаю, что значит быть чужаком в незнакомой стране, — сказал он, — Вам ведь тоже непросто здесь приходится, верно?

— Да нет, в общем, нормально, — ответила Клер.

Она проговорила эти слова с достоинством, но в глубине души понимала, что он прав: она здесь довольно одинока. Если бы не Ходди, ей не с кем было бы даже словом перемолвиться. Во всяком случае, среди равных ей по положению.

— Если не считать доктора Хамфриз-Тодда, вы, пожалуй, единственный человек, который отнесся ко мне дружелюбно.

Дерек от души рассмеялся. Клер это даже слегка задело.

— Простите, я не над вами смеюсь, — пояснил он, — Просто все делают одну и ту же ошибку. Не волнуйтесь, и я в том числе. Когда я впервые попал в Кембридж, то подумал: «Что за прелестный, тихий университетский городок. Такой оригинальный и такой милый». Так оно и есть, на поверхности, но тишина этого города обманчива. Если заглянуть поглубже, то увидишь, что университетский город Кембридж — это болото, в котором кишат чудовища, эти преподаватели и ученые, которые только и делают, что день и ночь плетут друг против друга коварные интриги. Это сущий змеиный питомник, здесь царит зависть и подозрительность, злоба и взаимная неприязнь, недовольство и кровные обиды, мания преследования и паранойя, жесткое соперничество и подсиживание, похоть, жадность и зависть, в сочетании с благороднейшим занятием лизания у начальства сами знаете какого места. Но лучше уж я помолчу. Еще напугаю вас, чего доброго, и вы броситесь паковать чемоданы.

Он снова засмеялся, потом сделал комически-серьезное лицо.

— Добро пожаловать в Кембридж, доктор Донован, — торжественно произнес он, — Вам наверняка здесь очень понравится.

С удовольствием уплетая обед, они рассказали друг другу немного о себе. У Дерека прошлое оказалось куда интересней. Со своим папашей-дипломатом он уже к четырнадцати годам успел побывать в двенадцати странах. Умел говорить на восьми языках, правда, он потом поправился и снизил цифру до семи с половиной, поскольку его сербохорватский был «не на высоте». Обе свои книги он писал легко, но признался, что без труда они дались ему лишь потому, что, выйдя на интересную тему, он просто не может остановиться. Послушаешь его, так писать книга для него столь же естественно, как и дышать. Клер призналась, что ее собственная диссертация потребовала от нее немалых усилий.

— Я слышал, что в Венеции у вас был успех, — заметил он. — Поучили Эндрю Кента, как надо читать лекции.

— Не совсем так. Просто он попросил меня прочитать лекцию вместо него, вот и все.

— Наверное, вам было что сказать, иначе не попросил бы и мы с вами не сидели бы сейчас здесь.

Дерек улыбнулся и покачал головой.

— Жаль, что меня там не было, я имею в виду — в Венеции. С удовольствием посмотрел бы, как Энди заткнули за пояс.

Он поймал взгляд официанта и жестом попросил еще пару пива.

— А что сейчас поделываете? Небось, докторскую кропаете?

Клер рассказала, чем она занималась сегодня: как сначала ей пришло в голову разработать тему, посвященную профессиональным художницам, и как потом она обнаружила на полке что-то вроде зашифрованного дневника.

— Зашифрованного? — заинтригованно переспросил Дерек, — Ну и что вы думаете, чей он и о чем?

— Понятия не имею.

— Копию заказали?

— Нет, но скопировала часть от руки. Я подумала, если бы удалось расшифровать его, можно было бы использовать как основу для статьи о шифровальном деле.

— Неплохая идея, — задумчиво произнес Дерек. — Постойте-постойте, кажется, я где-то уже видел статью про что-то в этом роде… Ну да, в журнале «Прошлое и настоящее», причем совсем недавно. Что-то про шифрованный обмен информацией в семнадцатом веке. Точно-точно, ее написал этот придурок Чарльз Бафорд из колледжа Святого Иоанна. Кстати, вы знаете, что соперничество Тринити со Святым Иоанном длится уже около пятисот лет? Так что иметь дело с его людьми не советую.

— Почему?

— Потому что в Святом Иоанне все придурки, вот почему, — сказал Дерек непререкаемым тоном, — Жаль вас огорчать, но, боюсь, вашу диссертацию уже кто-то пишет. Придется вам искать что-нибудь другое.

Клер не могла скрыть досады, и тогда он тоже нахмурился.

— Простите, я совсем не хотел вас огорчать. Но лучше узнать об этом раньше, чем когда будет поздно.

— Да.

— Если бы я чем-нибудь мог помочь…

— Хотите, я покажу то, что скопировала?

Вдруг ему знаком этот шифр? Тогда она сэкономит время.

— Еще бы, конечно!

Клер открыла тетрадку и протянула ее Дереку.

— Я старалась копировать знаки как можно более точно. Можно было, конечно, заказать ксерокопию, но…

— Не хотелось ни с кем делиться находкой?

— Наивно, конечно.

— Я вас понимаю.

С приятным волнением в груди Клер смотрела, как он листает ее тетрадку. Ради такой вот минуты она и приехала в Кембридж: работать вместе с другими учеными-историками, которые любят свой предмет так же сильно, как и она сама. Конечно, прежде она мечтала видеть напротив себя Эндрю Кента, но Дерек Гудмен оказался ничем не хуже.

— Ну что, видели когда-нибудь такие знаки? — спросила она.

— Нет, никогда.

Он вернул Клер тетрадку.

— Хочу предостеречь, однако, не возлагайте на эту тетрадку больших надежд, чтобы не разочароваться. Чаще всего такие вещи бывают не столь интересными, как кажутся на первый взгляд. Черновики каких-нибудь церковных проповедей или вообще какой-нибудь список белья для прачечной. Библиотека Рена существует сами знаете сколько лет. Все самое интересное давно задокументировано. Поэтому там почти никого и не бывает.

Вечерний воздух был прохладен, на землю опустился туман, когда Клер и Дерек Гудмен возвращались пешком в Тринити.

— Сегодня в библиотеке я встретила одну странную аспирантку, — вспомнила Клер, когда они проходили через главные ворота колледжа, — Стоило мне подойти, как она сразу собралась и ушла. Я испугалась — может, сделала что-то не так, обидела ее.

— Пышные кудрявые волосы, и одежда висит как на вешалке?

— Да.

— Это Розамонда Мёрси. Ради бога, не принимайте на свой счет. Она всегда такая. Пишет свою кандидатскую и… неврастеничка, лучшего слова не подберешь. Подает большие надежды, но, боюсь, в ней мало характера. Я зову ее Розамонда Мауси [22] .

22

От англ. mousy — тихий, как мышь.

Они вышли на Нью-корт. Вот и лестница под литерой «G». Клер остановилась возле арки входа.

— Спасибо за прекрасный вечер, — сказала она.

— А можно, я провожу вас до самой двери?

— Не сегодня, доктор Гудмен.

— Доктор Гудмен? Пора отказаться от этих церемоний.

— Ну хорошо, Дерек, — сказала Клер. — Вы сами сказали недавно, что я здесь новенькая. Поэтому мне надо быть куда осторожнее, чем я бываю в привычной для меня обстановке.

Две с половиной кружки пива, шутка ли, — это на полторы кружки больше обычной нормы. Пока она не готова ему доверять. Впрочем, чушь, в данных обстоятельствах она скорее не доверяет самой себе.