Хранители Кодекса Люцифера

Адам Августин посмотрел Агнесс прямо в лицо.

– Нет, – ответил он, – но я, пожалуй, готов сделать это сейчас. – И он широко улыбнулся.

23

Перед домом стояли солдаты и преграждали вход в здание. Агнесс остолбенела, а затем они с Андреем направились к командиру отряда. Адам Августин, не колеблясь ни секунды, последовал за ними.

– Слушания закончились, – заявила Агнесс – Все обвинения оказались несостоятельными. Пожалуйста, пошлите одного из ваших людей в зал судебных заседаний, и судебный пристав подтвердит, что я говорю правду.

Командир отряда равнодушно посмотрел ей в глаза. Он и его люди, кстати одетые по-разному, были хорошо вооружены. У всех вокруг бедер был повязан желто-черный шарф. Агнесс испытала настоящий шок, когда узнала императорские цвета дома Габсбургов.

– По поручению короля Богемии Фердинанда и по специальному разрешению его величества императора, – отрывисто произнес командир, – состояние и дом государственного изменника кардинала Мельхиора Хлесля конфискованы. Вплоть до выяснения претензий к кардиналу недвижимое имущество его семьи также считается конфискованным. Пожалуйста, покиньте эту территорию.

– Часть фирмы записана на имя Лангенфель, – услышала Агнесс собственный голос.

– Пожалуйста, покиньте территорию.

– Императору должно быть стыдно, – прошептала Агнесс.

Солдат сильнее сжал свое оружие. Агнесс почувствовала, как кто-то хватает ее за руку и оттаскивает прочь. Ее триумф над Себастьяном был только преамбулой к полному поражению. Она ощутила вибрацию в теле, как будто ее сердце с каждым ударом перекачивало в кровь ненависть. Она знала, что убила бы Себастьяна, не колеблясь ни секунды, если бы в этот момент он стоял перед ней и у нее было бы оружие. Она не могла унять дрожь. Она точно знала, что значит эта вибрация. Это был ритм биения сердца Зла.

24

Когда дорога вывела их из леса и Александра впервые увидела Пернштейн в полную величину, девушка невольно вздрогнула. Лучи вечернего солнца должны были бы позолотить старые стены, но густые, резкие синие тени оборонных сооружений и эркеров казались злобными гримасами, а просвечивающаяся из-под осыпавшейся штукатурки каменная кладка при таком освещении усиливала впечатление открытых ран. Отдельно стоящая центральная башня купалась в лучах заходящего солнца, однако тени у ее подножия были черными. Выглядело это как гниль, которая угнездилась там и медленно поднималась наверх, въедаясь в камень. Александра ожидала увидеть нечто похожее на замок в Праге, где ежедневно кипела жизнь, напоминающая народные гуляния, а прежнее предназначение замка – укрепление – можно было распознать лишь в отдельных архитектурных деталях.

Пернштейн же, на первый взгляд, казался пустующими развалинами. У внешних ворот стояла стража, и, тем не менее, нигде не было видно привычной толпы снующих туда-сюда слуг, необходимых для того, чтобы содержать в порядке такое огромное строение. Александра вспомнила о деревнях, становившихся все тише и мрачнее по мере приближения к Пернштейну, и о взглядах, которые были направлены на нее и Генриха из убежищ и приоткрытых на ширину ладони дверей.

Она огляделась. Центральная башня возвышалась перед ней как монумент из золотого льда. Ей показалось, что в одном из верхних окон мелькнуло чье-то лицо, но затем они подошли уже слишком близко, чтобы Александра могла проверить это. От главного здания к центральной башне вел мост, расположенный на головокружительной высоте. Девушка содрогнулась при мысли о том, что ей придется ступить на него.

– Геник! – Она хотела спросить его о том, где же торжественная делегация и почему их никто не приветствует, но тут же закрыла рот, увидев его лицо: оно было хмурым и задумчивым. Она еще никогда не видела его таким. Внезапно на ум пришла мысль о том, что приезжать сюда было ужасной ошибкой и что, пожалуй, можно было бы вытерпеть всю несправедливость, которая ждала ее дома, в Праге, поскольку она терпела бы ее вместе со своей семьей. Здесь же она была одна. Александра любила Генриха всем сердцем, но на мгновение неожиданно засомневалась: а знала ли она его когда-нибудь по-настоящему? Ей показалось, что за время пути сюда он стал другим человеком. Нет, она должна смотреть правде в глаза: рядом с ней мужчина, которому принадлежит ее сердце, и, однако же, ей еще никогда не было так одиноко.

– Что?

– Ничего.

Он внимательно посмотрел на нее и отвернулся. Его взгляд скользил по внешней стороне центральной башни, и Александра заметила, что он снова и снова возвращается к окну, в котором, как ей показалось, она увидела лицо. Затем его черты напряглись. Девушка проследила за его взглядом, и холод, который она давно уже чувствовала, вонзился в ее тело, как кол. На мосту, соединявшем главное здание и центральную башню, неожиданно появилась женская фигура. Хотя не было и малейшего ветерка, длинные волосы и одежда колыхались, как если бы вокруг ее тела постоянно извивались змеи. Женщина находилась слишком далеко, чтобы рассмотреть ее лицо. Вся одежда ее была белого цвета и в вечернем свете сверкала, как бриллиант. Теперь Александра поняла, что подразумевалось в Библии, когда речь шла о том, что Люцифер был самым прекрасным из всех ангелов. Белый цвет может быть также и цветом дьявола.

Голос вернулся к ней только после того, как они объехали центральную башню и больше не могли видеть женщину в белом.

– Кто это? – прошептала она.

Генрих перевел дух.

– Это Поликсена фон Лобкович, жена рейхсканцлера. Наша хозяйка.

У нее возникло впечатление, что он хотел назвать другое имя. Александра не знала, что она всем своим видом кричит о помощи. Это было так же ясно, как если бы она протянула к нему руки и, вцепившись в него холодными пальцами, закричала: «Держи меня!» Черты его смягчились, лицо уже не было таким напряженным, каким оно оставалось в течение всего путешествия. А если что-то и осталось, оно скрылось за его улыбкой, оттеснившей большую часть сомнений, которые тревожили Александру. Она невольно протянула к нему руку, и Генрих, взяв ее, нежно сжал.

– Не бойся, – сказал он. – Мы уже у цели.

Она улыбнулась в ответ. Стоило только попытаться, и оказалось, что это не так уж трудно сделать.

Торжественная делегация все-таки была. Вход в главное здание находился за внутренними воротами замка, и там стояли с полдюжины кланяющихся мужчин и женщин. Был также таз с чистой водой, в котором можно было помыть руки, кувшин с вином и два бокала, которые им навязали. Принесли и маленькую буханку хлеба, от которой Генрих отломил два куска и протянул один ей. Александра положила его в рот и прожевала. Есть ей не хотелось. Она смотрела, как его белые зубы откусывают кусочек от его части, но не видела, чтобы он откусил еще раз. Когда она наконец проглотила свой кусок, он упал ей в желудок, как комок глины.

Одна из служанок провела Александру в комнату, где находились большая кровать, несколько сундуков и ковры. Meбель производила такое впечатление, как будто время прошло мимо нее так же, как и мимо самой крепости. На стенах висели картины, на плоских крышках сундуков стояли статуэтки и безделушки, которые явно не вписывались в интерьер комнаты, хранившей атмосферу времен императора Фридриха II. у Александры появилось ощущение, что если она позволит вещам влиять на себя, то начнет чувствовать свою чужеродность. Это не бросалось в глаза, а скорее исходило из того, как висели картины (все портреты были обращены к двери, будто сторожили ее), как полог укутывал кровать (наподобие катафалка) и как стояли сундуки (словно копировали устройство охранных городских валов). Чтобы пробраться на середину комнаты, новоприбывшему пришлось бы приложить определенные усилия и буквально протиснуться между сундуками.

Александра покрепче уперлась ногами в пол возле одного из сундуков и сдвинула его на несколько дюймов в сторону. Цвет ковра под ним был ярче, чем на остальной части. Она предположила, что так же обстоит дело и с другими сундуками. Кто бы ни поставил их таким образом, они просто остались стоять, служа немым свидетельством того, что предыдущий жилец этой комнаты боялся чего-то, что могло прийти снаружи. Пожалуй, стоило уточнить: «снаружи» означало вовсе не извне замка, а извне комнаты. Враг человека, который здесь жил, находился в замке. Картина, висящая под одним из окон, была повернута лицом к стене. Это напугало Александру. Девушка шагнула было туда, чтобы повернуть ее, но тут открылась дверь, и она виновато остановилась.