Хранители

– А как можно? Давай, отвечай, какая планета?

– Мера, - выдавил из себя перепуганный лекарь.

Следующий вопрос поверг несчастного ученого в шок.

– А год?

– Что год?

– Год, какой сейчас?

– Пятьсот шестьдесят второй.

– По галактическому, или по-вашему?

– Собственный. С тех пор как в 1460 году наши предки колонизировали Меру, мы не зависим от остальной галактики, - куцая борода гордо вздернулась.

– Но звездолеты-то у вас остались?

– Конечно, вот хотя бы у барона есть парочка. Он иногда улетает. А вам зачем?

Эйсай подмигнул Винклеру.

– Слышишь, звездолеты! Мы могли бы добраться до планеты с Тай-Суем, а там уж…

Не слушая его, Рип что-то подсчитывал в уме.

– Четыреста шестьдесят, плюс… какой, говоришь, сейчас год?

– Пятьсот шестьдесят второй.

– Эйсай, - Рип поднял глаза на друга. – Получается мы в две тысячи двадцать втором по галактическому. Мы в своем времени, Эйсай. Проклятый Тай-Суй, просто перенес нас на другую планету.

– Неужели!! Хотя… так даже лучше, сопрем звездолет и айда прямым ходом в Нихонию.

– Может так и придется сделать, однако странно все это…

Обмозговать задуманное друзьям не дали. Утро встретило заключенных молодцеватыми и хмельными голосами охранников.

– Эй ты, детина, да, да, ты, дуй сюда!

– И вон тот еще ничего, - вторил следующий голос.

– А вы чего разлеглись? – кованый сапог приложился к бокам.

Рип заморгал заспанными глазами. Рядом зевал Эйсай.

– Кажись, этот подходит, - в лицо Винклеру пахнуло вчерашним перегаром.

– Какой из них?

– Да вот этот, здоровый.

– Бери. Сколько всего получается?

– Семеро.

– А нужно?

– Восемь.

– Тогда хватай заморыша рядом и айда отсюда, а то у меня от их вони в голове мутится.

Рип сказал бы, отчего у охранника мутится в голове, но его никто не спрашивал. Юношу рывком подняли на ноги и поволокли в сторону двери.

Снаружи ярко светило утреннее солнышко.

После потемков камеры, дневной свет больно резал глаза. Не давая опомниться, узников пинками заставили двигаться в сторону распахнутых настежь ворот.

На улице к ним присоединилась еще одна группа стражников и, окружив перепуганных арестантов плотным кольцом, двинулись по улицам города.

Винклер отметил, что попадающиеся на пути горожане шли в том же направлении.

– Куда они нас? – тихо спросил он у удрученно шаркающего рядом звездочета.

– К сожалению, не имею ни малейшего понятия. Вполне может статься, на казнь.

– Разговорчики! – рявкнул им в ухо шедший рядом усатый стражник в давно не чищеных латах. И подкрепил свой приказ увесистым пинком древка алебарды. – Разболтались!

Бальмон тут же сник, и далее из него невозможно было вытянуть ни слова.

Рип и сам погрузился в мрачные раздумья. Неужели толстяк-палач не сдержал своего обещания и ему предстоит безвестная а, главное, бессмысленная смерть на никому неизвестной полуварварской планете. Нет! Такой конец его никак не устраивал, как и любой другой, во всяком случае в ближайшие 60-70 лет.

Процессия свернула с центральной улицы на одно из не менее широких ответвлений. К облегчению Винклера, вело оно не в сторону площади для экзекуций. Двигались они к массивному, как и все здесь, каменному сооружению. Даже с такого расстояния были слышны гомон и крики собравшейся внутри многочисленной толпы.

Не решаясь вновь заговорить с ушедшим в себя лекарем, Винклер обратился к другому узнику - широкоплечему бородачу с огромными мозолистыми руками.

– Что это?

Перед тем как ответить арестант сплюнул себе под ноги.

– Арена, черт бы ее побрал! Вот уж не везет, так не везет. Даже помереть по-человечески не дадут.

– Почему? Что на ней делают?

Тот недоуменно посмотрел на Рипа.

– Странный ты.

– Я не здешний.

– Хотел бы я знать, где есть такое место, в котором не слышали об Олимпияде.

– Олимпиада? Мы будем соревноваться?

– Ага, как же иначе.

– Это же не плохо, все лучше казни.

Здоровяк посмотрел на него как на сумасшедшего.

– Уверен, что выживешь?

В грязной раздевалке их заставили снять арестантское тряпье, разрешив остаться в одних трусах. Далее велели ждать.

– Черт!
– сжал кулаки один из узников. – Нет ничего хуже неизвестности. Как думаете, в чем будем участвовать?

– Раньше я любил Олимпияды, - подал голос второй.

– И я.

– И я.

– А моими любимыми были гладиаторские бои. Особенно когда отряд на отряд.

– Да что ты понимаешь! Отряд на отряд. Тьфу! Вот с дикими зверьми, это вещь.

– А заплывы с акулами.

– А танец на бревне.

– Лишняя рука…

– Вырви глаз…

Рип с удивлением слушал узников. За спором они не только забыли о собственной судьбе, но и начали не на шутку распаляться, пытаясь если не доказать правоту собеседнику, то уж как минимум, перекричать его.

От перечисления здешних видов спорта у него помутилось в голове. Еще немного, и впору завидовать повешенным.

– А ну, дерьмо ти-рексов, давай наружу! – от дверей загудел бас стражника. В тот же момент, спорщики, вспомнив, где находятся, разом смолкли.

– Пошевеливайтесь! – орал охранник. – На арену, живо. Вишь как народ беснуется.

Действительно, крики толпы, похоже, достигли своего апогея.

– Хоть что будет-то? – задал вопрос большерукий бородач, с которым Винклер разговаривал в дороге.

– Выбивалочки, - не без удовольствия ответил охранник. – Мои любимые!

Поле было не больше футбольного. Возможно, когда-то оно и строилось для этой игры, но сейчас, как нельзя лучше, что это не футбол, свидетельствовал слой желто-коричневого песка, покрывающий всю площадку.