Хранительница его сокровищ

Далее оказалось, что накануне Лизавета размахнулась и купила много больше ткани, чем нужно на платье, даже если сшить ещё берет и сумочку. Тогда она вздохнула и предложила: а что, если платьев будет два, на меня и на мою девочку? А то что за ерунда, мальчишки ходят в шёлке и бархате, и каменьями сверкают, а девочка — в чёрном льне!

На удивление, её поддержали. Оказывается, Тилечка уже успела кого-то слегка подлечить, и кому-то снять боль — едва ли не по той же надобности, что Лизавете утром, как стало понятно из разговора. Тилечку мгновенно разоблачили и тоже стали измерять. Норберта задумалась, потом покопалась в своём волшебном сундуке и нашла ещё один корсет, тоже не дошитый, его лямки были приколоты на булавках, и карман под деревяшечку, и ещё что-то. Его прикинули на Тилечку, что-то слегка распустили, и ещё одна девушка села доделывать, а ещё две пока отмеряли и отрезали полотнища на юбку.

А Лизавета рассказывала, и попутно обшивала края у льняной полосы, которую потом пришьют на верхний край юбки — так было надо для обработки края под складки. По ходу рассказа ей дали сначала горячей воды — промочить горло, потом кусок пирога — у одной из стен был камин, а возле него на лавке держали еду. Перекус, как объяснили ей, чтоб надолго от работы не отрываться.

В итоге, когда на улице окончательно стемнело, и за Лизаветой зашёл Сокол, у неё была почти готовая юбка, выкроенные и обработанные детали рукавов и лифа, и ещё в волшебном сундуке нашлись льняные клочки на подкладку, их отутюжили и раскроили, и кое-где совместили с бархатными деталями. Тилечка получила юбку, почти готовый корсет и какие-то детали рукавов. Договорились встретиться назавтра пораньше с утра и продолжить, а то и вовсе завершить черновой вариант без отделки. Шанс был, и немалый.

2.24 Пока Лизавета пропадала в мастерской

На первом этаже башни царила идиллия. Добрые братья Ордена Сияния снова играли в шахматы, и, пользуясь отсутствием дам и начальства, не стеснялись от души комментировать происходившее на доске. Не менее добрые ученики Ордена Луча терзали гитару. Вчера вечером, когда дамы и Астальдо ушли спать, Антонио пел забористую песенку про некоего морехода, который отправился в путь в пьяном насмерть виде с такой же командой, и уплыл не туда, и получил за это всё, что таким причитается, и теперь остальные тоже хотели это выучить. Антонио на каком-то клочке записал слова и аккомпанемент к ним, остальные переписывали и пробовали играть. Альдо, красавчик, оказывается, даже какую-то гармонию придумал и довольно точно подстраивал голосом интервалы к каждому актуальному певцу, и в меру сил объяснял это остальным. Таланты…

Фалько Морской Сокол пользовался тем, что подопечные разбежались по замку, лежал на тюфяке у камина, глядел в огонь, попивал вино и размышлял о всяком и разном. Размышления выходили не очень-то весёлыми, если по правде. Потому что первая часть артефакта досталась Астальдо очень уж легко, и как бы не спросили за это с них всех.

Астальдо, правда, не совсем дурак, и понимает, что встрял в очень тонкие и сомнительные материи. Обряд в часовне достался ему в итоге тяжелее всех, вчера утреннюю часть действа он как-то вытерпел, а лишь только стало можно — ушёл к себе и лежал пластом. Что ж, его блажь, ему и страдать. Но из него слова не вытянешь на эту тему, он твердит, что всё в воле высших сил и прочую ерунду, но знает ли он сам, во что ввязался?

Вообще игра была как раз из таких, какие Фалько любил. С сомнительными вводными, непонятным исходом, зато приключений в процессе выше самой высокой мачты. Правда, пока всё было спокойно, но никто ж не обещал, что так будет всегда? Зато теперь у них уже не разрозненная толпа из полутора десятков непонятных друг другу людей, теперь это практически команда. На брата Василио можно положиться практически во всём, на мальчишек — во многом. У брата Василио бурное прошлое, он бывал в разных переделках, а мальчишки пока необстрелянные. Если случится хоть одно нападение или ещё какая стычка, там посмотрим, кто из них чего реально стоит, кто не испугается настолько, что вспомнит всё, чему учили, и сможет применить. В идеале, конечно, это должны сделать все пятеро, но где тот идеал?

Служки тоже люди опытные, приучены, что если не могут помочь, то главное для них — не мешать. А Мартелло знает, что в любой ситуации кони на нём.

Астальдо, надо думать, при открытом нападении не растеряется, всё же он и маг неплохой, и воевать в принципе умеет. Он скорее подмога, чем помеха.

А вот три безусловно прекрасные дамы…

Все они полны достоинств, каждая — по-своему. И неприятностей тоже можно ждать от любой.

Тощая Агнесса, дама сердца Астальдо — опытный и хладнокровный целитель. С утра Фалько сопровождал их обоих в соседнее крыло замка, где живёт старший сын и наследник герцога Вассо. У него в теле завелась какая-то хворь, что немудрено для его-то возраста, он хоть и маг, но не целитель, и сам справиться не мог никак. Так Агнесса буквально с трёх прикосновений определила, в какой части тела неполадки, и потом они вместе с Астальдо произвели лечебную процедуру, причем руководила-то она, а Астальдо её слушался. То есть — признаёт её знания и опыт.

Сам Фалько подпирал стену у входа, и разве что следил внутренним зрением за тем, что делают. Он не был целителем, не дали ему свыше такой способности, зато дали много других, грех жаловаться. И кое-что было сродни целительству — скажем, он умел унять боль, срастить сломанную кость, заживить открытую рану — старик Карло, его первый учитель, называл это регенерацией. Он не понимал причин, но видел работу организма в целом, и мог справиться с некоторыми неполадками. Но застарелые болезни или запущенные раны были ему не по зубам, разве что — промыть, механически почистить, перебинтовать. Руками, без всякой магии. Впрочем, в его жизни чаще встречаются ранения, чем болезни, а с этим-то он справляется. До определенного предела, конечно. Но — что может.

А сейчас он мог видеть, что Агнесса делает большую и серьёзную работу, и оценить её умения.

Однако же в разговорах она была со всеми надменна, как старая королева Ниаллы. Ей как будто вовсе не было дела до того, что о ней думают. Нет, она не отказывала в помощи, если её просили, и даже помогала, если сама видела, что человек в её помощи нуждается… В общем, её уважали, но не любили.

Если бы Фалько случайно не увидел их с Астальдо вдвоём, он бы не заподозрил Агнессу в способности проявлять какие-то человеческие чувства. Кстати, как и Астальдо. Но они стояли, обнявшись, говорили друг с другом тихо и ласково, а лица их светились так, что сразу было понятно — нет, они друг для друга не случайные люди и не просто два сильных мага, которые решили, что вместе им удобнее, чем по отдельности.

Значит, в принципе целительница живая и отзывчивая. А как поведёт себя в случае опасности — это непредсказуемо. Если вдруг — то и увидим.

Восторженная девочка Аттилия, ученица и Агнессы, и Астальдо, и как бы уже не его, Фалько, умеет творить радость одним своим появлением. Бывают такие люди, и не сказать даже, чтобы всех их баловала жизнь, нет, но они просто воплощают собой Великое Солнце, доброе, щедрое и милосердное. И мальчишки уже понимают, что девку они найдут в первой подворотне, а Тилечка, как её многие зовут — лучше пригодится для другого. Он на днях слышал разговор Джузеппе и Серафино, первый выговаривал второму, что нечего задирать Аттилию, хочешь девушку — улыбнись Фьорине, она ответит, но отбитый палец она тебе не залечит, и натёртую задницу — тоже. Очевидно, к девчонке проще обратиться с какими-то насущными мелкими неприятностями, чем к помянутой Агнессе, и она добрая, в помощи не откажет. И уже сейчас эта девчонка — маг, посильнее того же Джузеппе или Серафино. Хорошо, если не сломается и останется такой — доброй и радостной. А пока Агнесса её похваливает, мальчишки улыбаются, стоит только её заметить, а чужеземная красавица Элизабетта и вовсе за дочку держит.

Вот с этой последней-то и было сложнее всего.

Он не понимал, почему Астальдо занадобилась именно она. Что в ней такого, почему она избрана? Фалько никогда не занимался теоретической магией на уровне Астальдо, но представлял объём работы, необходимый для подобного поиска. Случайный человек не должен был выпасть ему никоим образом. Её слова о том, что она, оказывается, у себя дома была хранителем сокровищ, он расценил скорее как любопытное совпадение, чем как определяющую черту.

Ещё вопрос — откуда Астальдо её вытащил? Она ведь чужая настолько, насколько это вообще возможно. Фалько случалось доплывать до таких краёв, где у людей был другой цвет кожи, другой разрез глаз, другая форма головы, другие волосы и ногти, и говорили они не просто на других языках, но как будто другой частью тела. А Элизабетта была с виду — обычная. Но только до тех пор, пока не взглянет, пока не заговорит, пока не начнёт двигаться.

Она отлично говорит на их родном языке, но — иначе строит фразы, и метафоры у неё другие, и аллегории (Фалько весьма приблизительно помнил из школьного общеобразовательного курса, что именно есть аллегория, а что метафора, но подозревал, что здесь уместны именно эти слова). И особенно это становится понятным, когда она начинает рассказывать свои истории. Хоть в прозе, хоть в стихах. И нередко использует совсем непонятные слова — значит, в её землях они что-то обозначают, а здесь — нет. Скажем, он не сразу сообразил, что «круто», «классно» и «супер» обозначают «хорошо» в превосходной степени. И не сразу разобрался с тем, кто такой «ясен перец», который иногда превращался в «ясный пень». И ещё было множество примеров, которые сейчас просто не шли ему на ум…