Хрен знат

Когда на крыльце стихли его шаги, мать попыталась обнять Серегу, успокоить, вытереть слезы. Брат холодно отстранился и произнес с вызовом:

– Попробуешь выйти за кого-нибудь замуж, я убегу из дома.

Тем же вечером, мы покупали билеты до Владивостока на теплоход "Советский Союз". Ужинали там же, в столовой морского вокзала. Боялись возвращаться домой. Думали, что отец напьется, и снова будет скандалить.

Мы покидали Камчатку конкретно и навсегда. Загрузили в контейнер мебель, пожитки, библиотеку. Я попрощался с морем, сходил на вершину сопки, к заветному роднику. На лужайке у матросского клуба поймал трех бабочек махаонов, чтоб сохранить их на память о городе, в котором до сих пор не погасла частичка моего сердца.

До последнего шага по трапу, мне почему-то верилось, что отец придет меня провожать. Я ведь был у него любимчиком. Во всяком случае, так говорила мать. Может, это и правда, только фильмоскоп он подарил Сереге, воздушное ружье, фотоаппарат "ФЭД" - снова ему. А мне - только велосипед "Школьник". Короче, любимчик, потому, что похож на отца. По намекам и недомолвкам, в моем восприятии складывалась безрадостная картина: они с братом - регулярная армия, а я перебежчик с вражеской территории.

Возможно, с учетом и этого, мать приняла решение оставить меня у родителей, а Серегу забрать с собой.

– Нам нужно уехать, - сказала она.
– Ты с нами, или останешься здесь?

То, что это семейный совет и все решено без меня, я догадался уже по такой постановке вопроса. После ужина никто не вышел из-за стола, ждали ответа.

Спросила бы мама один на один, я бы точно выбрал Камчатку.

А так... стоило лишь взглянуть в бабушкины глаза, чтобы принять другое решение. Столько в них было надежды, любви и тревожного ожидания! Я понял, что обречен и прошептал:

– Остаюсь. (Все равно ведь, уговорят).

От любимчика и перебежчика, такого не ожидали. Взрослые приготовились к долгой осаде, перестроиться не успели. В мою сторону посыпались аргументы, заготовленные надолго и впрок. Дескать, работы по специальности мама нигде не нашла, нельзя, чтобы у нее прерывался стаж, ну, и так далее. Несколько раз прозвучало слово "обуза". Это опять, надо понимать, я.

Матери было неловко, Сереге по барабану. Только бабушка с дедом были по-настоящему счастливы. Их нерастраченная родительская любовь, обретала в моем лице, надежную точку опоры.

Я сидел, опустив голову, и думал о несправедливости жизни. Почему она устроена так, что хочешь - не хочешь, а делая выбор, обязательно приходится кого-нибудь предавать: или мать с братом, или отца, или дедушку с бабушкой? Неужели нельзя сделать так, что бы все кто любимы, были с тобой неразлучны?

Естественно, я Сереге завидовал. И завидую до сих пор. Тот, кто родился и жил на Камчатке, не забудет ее никогда. Там все другое: и природа, и люди, и образ жизни. После нее, даже самый любимый праздник, кажется неудачной подделкой.

Вы встречали когда-нибудь Новый Год? Не так как привыкли: куранты отбили - и "до свидания - здравствуй", а крепко и основательно, как это делается на Дальнем Востоке? Мне один раз посчастливилось. В нашей квартире не нашлось места, куда можно было бы уложить меня и Серегу спать. Из комнаты в кухню, через дверной проем, тянулся праздничный стол. Он был настолько заполнен, что половину гостей я не знал, и раньше не видел.

Это не удивительно. Какие мои годы?
– я к тому времени учился во втором классе, а старший брат в пятом. Достаточно взрослые, должны соответствовать. И мы соответствовали: не звали без повода маму, не ссорились, не дрались, а по-честному делили подарки. Ведь от каждого гостя и нам что-то, да обломилось.

Импровизированный детский стол был накрыт на тумбочке, у окна. Из него открывался замечательный вид: звездное небо, желтые окна ночного города и море огней внизу, где в порту и на рейде Авачинской бухты тесно от кораблей. На диване, за нашими спинами, пахнущие морозом шинели, шапки с офицерскими "крабами", а справа от входа, на деревянном полу - стройные ряды уставной, начищенной обуви.

Дом, в котором мы жили, стоял у вершины пологой сопки, на улице, которая почему-то называлась Морской. Отец тогда еще не вышел на пенсию. Был в чине майора, носил военно-морскую форму с якорями и кортиком, и занимал должность начальника штаба ПВО Тихоокеанской флотилии. Это в самом конце подъема по большой деревянной лестнице, которая начиналась сразу от нашего дома. Чуть выше школы, в которой учился я и спортивного комплекса ТОФ. Поэтому, одежда половины гостей выдержана в черных и желтых тонах. Все они флотские. Даже сосед, Кулешов дядя Миша, надел парадную форму старшины первой статьи, хоть он никакой не военный, а служит солистом в оркестре.

Новый Год приходит на Дальний Восток, когда в нашей столице еще и не начинали готовить салат оливье. В потолок ударяются пробки "Шампанского", и небо Авачи озаряется дивным светом: сотни сигнальных ракет вспыхивают над стояночными огнями, а у бортов кораблей медленно расцветают мерцающие

соцветия разноцветных фальшфейеров. И все это великолепие отражается на поверхности водной глади и в моей детской душе.

Оживление не стихает, даже когда у гостей заканчиваются тосты. Телевизор никому не помеха потому, что ни у нас его нет.

Отец берет в руки концертный баян.

"В лесу родилась елочка", - разносится над столом.

Лучше всех поет дядя Миша. У него громкий, насыщенный бас, и каждую музыкальную фразу он как будто бы выговаривает: "Ё-лоч-ка". Так же как он, только немного лучше, поет только Дед Мороз. Я это точно знаю. Ходил сегодня на утренник в Дом офицеров флота.

А Новый Год не торопится. У него много работы. Ведь нужно раздать подарки всем, кто его ждет. Каждый такой шаг, размером в один час, встречается новыми тостами за нашим большим столом и нарядным заревом за окном. Ведь ракеты у моряков не кончаются никогда. Мне уже хочется спать, а он еще только подходит к Хабаровску.

У нашего дома сигналят машины такси. Уходят одни гости, вместо них приезжают другие, чтобы поздравить лично, глаза в глаза, а не как в центральной России - по телефону. Новый Год по-дальневосточному, дарит такую возможность всем, у кого рядом родственники и друзья.

Мы с братом досидим до утра, когда все разойдутся, торжество станет маленьким, скучным и переместится на кухню. Ведь, по большому счету, Новый Год это семейный праздник и каждый из тех, кто ночью присутствовал за нашим большим столом, будет слушать Гимн СССР дома, среди родных.

Пейзаж за окном потускнел. Постепенно погасли огни. Как орудие после выстрела, дымится вершина Ключевского вулкана. А я все равно не верю Сереге, что наш дядя Миша был на утреннике Дедом Морозом. Дед Мороз не сидит за столом, рядом с гостями, а приходит глубокой ночью, когда все в квартире спят, и кладет подарки под елку, до которой еще надо добраться...

Время идет особенно быстро, когда просишь его не торопиться. В день перед отъездом, мать посвятила мне целых сорок минут. Я попросил ее почитать вслух. Выбор пал на сборник стихов о войне.