Хрестоматия по сравнительному богословию

Особое ударение, особый пафос вкладывается римскими богословами в это учение о папской власти. Ибо – повторяю – это фундамент всей римской системы как таковой, учение о видимом главе Церкви, «заместителе, наместнике Христа» (Vicarius Christi), учение, которое практически подчас заслоняет невидимого Главу – Христа и противоречит основам апостольского учения о жизни церковной и церковном познании. Согласно апостолу Павлу, познание истины дается братьям, укорененным в любви, вместе со всеми святыми (дабы вы, укорененные и утвержденные в любви, вместе со всеми святыми, могли постигнуть… Ср.: Еф. 3, 18). Согласно ватиканскому догмату познание истины дается папе самостоятельно, вне связи с Церковью – «ех sese et non autem ex consensus Ecclesiae» [57] . Монархизм – юридический земной монархизм Рима – затемнил учение о Церкви как о благодатном Теле Христове под единым невидимым Главою – Христом. Бремя свободы Христовой, участие в соборной жизни Церкви всей полнотой личности нашей оказалось не под силу римскому католицизму, он возложил бремя ответственности на одного папу. Папа заменил все тело церковное в конечном познании истины, критерием истины стал не Дух Святой, живущий во всей Церкви, а голос епископа, восседающего на Римской кафедре. Тем самым познание истины сделалось актом внешним для верующих: они должны принять то, что за них решает официальный возглавитель Церкви в Риме, незыблемый, непогрешимый, не связанный в своей непогрешимости с Церковью (ex sese!), а потому и внешний авторитет. Вся Церковь таким образом резюмируется, концентрируется в папе. Он, по католическому воззрению, не первый среди равных ему по благодати братьев – епископов, он больше; он до известной степени источник епископской власти, епископы превращаются в делегатов, в уполномоченных, в представителей папы [58] . А раз так, то папская теория лишает принципиального обоснования и внутреннего содержания и епископат, и саму Церковь, превращая Церковь из живого, Духом Божиим руководимого, братского организма лишь в собрание безгласных подданных, в юридически, а не мистически-жизненно обоснованное целое: в деспотически управляемое церковное государство.

57

Букв.: От себя, но не с общего согласия ЦерквИ. – Изд.

58

См. подробнее об этом мою книгу «Православная Церковь и западное христианство». Ч 1: «Православие и католичество». Варшава, 1929. С. 30.

Церковь становится церковным государством – вот подходящая адекватная формула, раскрывающая внутренний смысл римского учения. Недаром из уст одного просвещенного германского католика мне пришлось слышать следующие слова по поводу изложенного ему мною православного учения о Церкви: «У вас учение о Церкви – мистическое, а у нас, – тут он приостановился на одного мгновение, – юридическое». Но адекватны ли законнические, человеческие представления тайнам Божиим, совершающимся в Церкви? Это юридическое понимание Церкви не соответствует ни опыту жизни церковной, ни учению апостольскому ни преданию отцов. Совсем другие тона звучат нам, например, из Послания апостола Павла к Ефесянам и из толкования к нему Златоуста. Тело Церкви созидает себя самого в любви, при действии в меру каждого члена (ср.: Еф. 4, 16). И далее апостол говорит: …все покорил Бог под ноги Его (Христа), и поставил Его выше всего, Главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем (Еф. 1, 22–23). Церковь есть Полнота Его, Наполняющего все, то есть Главы своей – Христа. Другими словами: в безмерном снисхождении Своей любви Он сделал так, что мы, члены Тела Его, Ему, самодовлеющему, Ему, Владыке и Господу, не имеющему ни в чем нужды или потребности, но все наполняющему Собой, становимся нужны для полноты Тела Его, которое есть Церковь. «Таким образом, – заключает Златоуст, – только тогда достигает Глава совершенной полноты, только тогда получится совершенное в полноте Тело, когда мы все будем объединены и теснейшим образом связаны друг с другом» (Слово 3 на Послание к Ефесянам). Итак, все мы, члены Тела Христова, призваны к живому, органическому участию в жизни Церкви, дабы держась единой Главы – Христа, все тело, составами и связями бидичи соединяемо и скрепляемо, росло возрастом Божиим (ср.: Кол. 2, 19).

Вот это – церковное учение! Впрочем, учение о Церкви как о великом организме, как о мистическом Теле Христовом не умерло всецело – как ни противоречит оно монополизации со стороны папы жизненных функций Церкви – и в католицизме.

Фактически и для римского католика жизнь Церкви есть все-таки в значительной степени жизнь органическая, несмотря на все притязания курии, на весь внешний юридизм. Ибо участие в Таинствах и в жизни молитвенного общения не есть ли тем самым участие в великой органической жизни? Но в сознании это бывает затемнено. Впрочем, теперь, в последнее время, идея Церкви – великого организма с особой силой пробуждается в католических душах, преимущественно же в Германии, особенно в кругах близких к бенедиктинскому ордену а также руководимой ими верующей молодежи.

На эту общую с католиками почву следует нам становиться, чтобы показать им, что их учение о непогрешимости в Церкви папской власти и о папских функциях противоречит общецерковному, апостольскому, а потому (как мы видим, например, из писаний Romano Guardini [Романо Гуардини] и представителей «литургического движения» германских католиков) фактически нередко и их собственному – учению о Церкви. Учение апостола Павла о Церкви, казалось бы, общая для нас с католиками предпосылка, более того – оно в самом деле есть для многих католиков глубоко ощущаемая и горячо исповедуемая истина, как и для нашей Церкви. Но в своей дальнейшей системе римский католицизм не остается верен этому своему собственному – общему с нами – обоснованию жизни церковной.

Отклонение от этого русла древнецерковного мистического восприятия Церкви как единого живого организма, где истина раскрывается Духом Божиим братьям, укорененным в жизни любви и в жизни Духа, под единым невидимым Главою – Христом, облегчается для римского католицизма тем, что сам папа, сама папская власть воспринимается им – в ущерб Церкви, в ущерб истинному, основному восприятию ее – мистически. То, что принадлежит Церкви, берется у нее и дается папе: «ех consensus Ecclesiae [с согласия Церкви]». Более того: то, что принадлежит Христу, переносится на него. Этим объясняются те восторженные, возвышенные характеристики папской власти, которые встречаем у римских католиков.

Так, один из видных французских католических прелатов-богословов – M-gr Prunel [монсеньор Прюнель] пишет про папу в своем «Cours superieur de religion» «Le pape l’etre unique a quil’on attribute des honneurs presquedivins». (“Папа единственное в мире существо, которому приписывают почти божеские почести”) и еще несколько дальше: «I’eclat de sa majeste surhumaine». (“…блистание его сверхчеловеческого величия”).

Примеров неумеренных утверждений о достоинстве и власти папы встречается много у католических богословов, и они проповедуются и печатаются с санкции высшей церковной власти. Вот хотя бы один совсем недавний пример.

В статье патера Е. Przywara S.J. [Пшивара. Орден Св. Иисуса]: «Papst-Konig» («Папа-монарх»), написанной по поводу частичного восстановления светской власти папы (в журнале германских иезуитов «Stimmen der Zeit», апрель 1929 года), читаем между прочим: «Священное Величество Божие конкретизирует, делает зримым святость и величество Свое решающим образом в сане папы как носителе примата юрисдикции, то есть как краеугольном камне апостольского преемства». Более того – сан папы является символом, «заострением второй главы Послания к Филиппийцам о самоуничижении Величества Славы вплоть до зрака раба [59] ». И далее: «Примат папы есть то, от чего в конечном счете, хотя и не исключительно, все зависит: истина догмата и действительность Таинства» (sic!) – «Sein Primat… ist das von dem schlieplich, wenn auch nicht ausschliep-lich, alles abhangt: Wahrheit des Dogma wie Giiltigkeit des Sakramentes».

59

См.: Флп. 2, 7. – Изд.

С этим согласуется ряд официальных, основоположных свидетельств Римско-католической церкви о достоинстве и власти, принадлежащих папскому сану. Так гласит знаменитое постановление Ватиканского собора 1870 года:

«Твердо держась Предания, дошедшего до нас от начала Христовой веры, мы, во славу Бога Спасителя нашего, к возвышению католической религии и ко благу христианских народов, с согласия Священного собора, учим и определяем как богооткровенное учение: что, когда Римский первосвященник говорит со своей кафедры, то есть когда, исполняя свое служение как пастырь и учитель всех христиан, он, в силу своей высшей апостольской власти, определяет учение о вере или нравственности, которое должна содержать вся Церковь, он, через Божественную помощь, обещанную ему в лице блаженного Петра, обладает тою непогрешимостью, которою Божественный Спаситель благоволил наделить Свою Церковь, для определения учения относительно веры и нравственности, и что поэтому такого рода определения Римского первосвященника сами по себе, а не с согласия Церкви, неизменны. Если же бы кто дерзнул противоречить этому нашему определению, от чего да хранит Бог, – то да будет анафема».

В римско-католическом «Своде канонического права» («Corpus juris canonici»; начал составляться при папе Пие X в 1904 году, опубликован папой Бенедиктом XV в 1917 году) читаем следующее определение папской власти: «Римский первосвященник, преемник в примате блаженного Петра, не только имеет первенство чести, но высшую и полную власть юрисдикции над всей Церковью как в вопросах, касающихся веры и нравственности, так и в тех, которые касаются дисциплины и управления Церкви, разветвленной по всему миру» (Canon [правило] 218, § 1).

В том же духе составлен и ряд более ранних официальных заявлений Римских пап, из которых особенно решительно звучит торжественное провозглашение папой Бонифацием VIII необходимости подчинения папе для получения вечного блаженства: «Мы объявляем, утверждаем, определяем, провозглашаем, что подчинение Римскому первосвященнику является для всякого человеческого существа совершенно необходимым условием спасения» – «Рогго subesse Romano pontifici omni humanae creaturae declaramus, dicimus, definimus et pronunciamus, omnino esse de necessitate salutis» (булла «Unam sanctam» [ «Единую Святую»] от 18 ноября 1302 года). Папа Евгений IV на Флорентийском соборе провозгласил (в булле «Laetantur coeli» [ «Радуются небеса»] от 6 июля 1439 года): «Мы объявляем также, что святой апостольский престол и Римский первосвященник обладают верховенством (приматом) над всем миром, и что этот Римский первосвященник есть преемник блаженного Петра, князя апостолов, и истинный наместник Христа, а также глава всей Церкви и отец и учитель всех христиан, и что ему в лице блаженного Петра передана Господом нашим Иисусом Христом полная власть пасти Вселенскую Церковь, руководить и управлять ею». Так и папа Павел IV пишет в одной своей булле: «Римский первосвященник, который является на земле заместителем Бога и Господа нашего Иисуса Христа, и обладает полнотою власти над племенами и царствами, и всех судит…» (булла «Cum ex apostolatus» [ «Когда от апостольского служения»] от 15 февраля 1559 года).

Согласно с этим и римско-католические катехизисы определенно подчеркивают роль папы как верховного главы Церкви (теперь это общее правило, но до ватиканского догмата 1870 года многие римско-католические катехизисы имели лишь в очень смягченной форме учение о главенстве папы или даже не упоминали его вовсе). В римском катехизисе 1565 года читаем: «Един есть руководитель и правитель Церкви – невидимый Христос, Которого вечный Отец дал Главой всей Церкви, которая есть Тело Его. А видимая глава есть тот, кто в качестве преемника занимает римскую кафедру Петра, князя апостолов». И т. д.