Христианский квартал

– Да что ж ты натворил-то такого?

– Виноват. Сильно виноват. Угасли три цистерцианина. Моя вина. Хотел вот говорить ся щенник. Ся щенник скажет, простит меня Бог или нет.

– Ты что же... убил их?

– Нет. Не я. Руда. Камень падал. Внизу они. Я виноват. Из-за меня.

– Несчастный случай, что ли?

– Так.

– Так объясни им, что ты не хотел. Что это случайно всё. Скажи, пусть по-другому накажут, убивать-то зачем?

– Они знают. Разницы мало. Три из-за меня. Плохое дело. Я виноват.

Цистерцианин замолчал. Влад тоже. Чего уж тут скажешь? Дичь какая-то. Витьке, что ли, позвонить, посоветоваться? Ан нет, тот ещё в дороге, а у него тариф экономный - в космосе не берёт.

«А может, гон это всё?» - спохватился вдруг Влад, - «сколько уж раз, бывало, придёт тоже какой-нибудь страдалец, уж такие трели заплетёт, всю душу вывернет, а под конец отвесит: «так, у тебя братишка, кредиток двести не найдётся, а? На дорогу?»

– Нет ся щенник.
– снова забубнил пришелец, - Жаль. Утром надо было. Мы, цистерциане, такие. Главное всегда на потом оставляем. Так у нас принято. А потом иногда поздно бывает. Жаль. Пустая жизнь.

– Да погоди... может, Господь ещё управит всё. Знаешь, так часто случается: люди по одному решают, а Бог - совсем по другому. И не выходит у людей ничего. Бог, Он ведь всё может. Он сильнее любых стариков.

– Ты лучше знаешь. - просто ответил пришелец.

Снова оба замолчали. Влад напряжённо соображал, что бы сделать. По хорошему-то, отцу Глебу в первую очередь надо звонить. Да в отпуске настоятель, до четверга не вернётся. А отец Кирилл, что подменяет его, контактов не оставил...

– Можно мне... Маленький огонёк зажечь?
– попросил цистерцианин.

– Чего?

Пришелец ткнул лапой в бурую горку свечей.

– А, это... Да бери, пожалуйста.

Мохнатый гость порылся в помятом халате и вытащил кубик.

– Хватит столько?

– Бери-бери, всё в порядке.
– махнул Влад.

Гость взял тоненькую двухкредитку и пошёл к алтарю. На столе остался рифлёный металлический кубик с переливающимися гранями. Влад настороженно покосился на диковинную оплату, и решил не трогать - «мало ли, может, оно радиоактивное, или ещё чего».

Часы пикнули - без трёх минут шесть. Пора готовить церковь к закрытию. Влад поднялся, сунул книжку в карман пиджака, щёлкнул выключателем лампы. Двинулся вдоль левой стены, останавливаясь у каждой иконы и гася лампадки. Повернул возле аналоя. Задул две оплывшие свечки тёток с Марса. Выдернул и бросил в коробку у подсвечника.

Цистерцианин тем временем стоял, как столб, у кануна, и глядел, как мерцает, чуть подрагивая, поставленная им свечка, а рядом - сократившаяся уже трёхкредитка. Влад приблизился, погасил свечку пилота. Цистерцианскую трогать не стал. «Пусть себе горит. Завтра только надо будет не забыть огарок выковырять, чтобы Марфа не ворчала».

– Кончились двадцать минут.
– то ли спросил, то ли констатировал пришелец.

– Кончились.
– кивнул Влад.
– Пора закрываться.

На секунду стало боязно - а ну как не захочет эта громадина уходить? Что тогда?

Но нет, цистерцианин послушно повернулся и зашагал «вразвалочку» к дверям.

Влад перекрестился и кивнул в сторону сокрытого алой завесой алтаря.

Вышли они вместе. Щёлкнул замок. Молодой сторож подёргал на всякий случай за ручку, чтоб удостовериться. Всё в порядке.

На улице было тепло. Душистый аромат сирени. Сотни снующих аэрокаров на фоне огненного предзакатного неба. Вдалеке высились башни мегаэтажек, а справа - тонкие шпили Космопорта.

Цистерцианин стоял на ступенях, завороженно глядя на пышные кусты с белыми гроздьями цветов.

– Куда ты сейчас?
– спросил Влад.

– Пойду. Богу говорить буду. Много надо сказать. Жена, дочка - одни остаются. Тяжело так. Надо ей новый муж. Новый отец. Пусть будет хороший.

– А это у вас обязательно? Ну, вдовам замуж выходить?

– Нет. Не обязательно. Но одной жене тяжело. И дочке. Люблю я их. Пусть новый будет муж. Так лучше. Лишь бы хороший.

Влад потупил взгляд. «Оставить его, что ли, в сторожке? Некуда ведь ему сейчас идти. Да нет, не выйдет. Олег Саныч если узнает - так потом задаст, что допрос цистерциан сказкой покажется».

Влад вздохнул.

– Слушай, а во сколько у тебя... сутки кончаются? Может, ещё успеешь утром со священником встретиться? Он сюда в 7 часов придёт!

– У меня - в 26 конов.
– цистерцианин задвигал бровями, а потом развёл лапы, - Не знаю, сколько по-вашему. Постараюсь придти. Может, успею.

Они ещё немного постояли. Потом цистерцианин шагнул вниз. Обернулся:

– До свидания, - серые усы приветливо приподнялись, - брат. Спасибо. Что говорил со мной.

Влад протянул руку. Чуть помедлив, пришелец подал мохнатую лапу.

– Ну, с Богом. - пробормотал сторож.

Цистерцианин кивнул и спустился по лестнице на асфальт. Вышел за ворота. И побрёл, чуть покачиваясь, по дороге в город.

Влад постоял немного под сиренью, а затем свернул налево, в сторожку.

Включил свет в узкой комнатке. Подошёл к столу, вытащил книжку из кармана. Как-никак, а зачёт по «освоению» на носу. Подумав, набрал воды в пластмассовый чайник, щёлкнул кнопкой. Достал с полки пакет пряников.

«Жалко, имя у него забыл спросить. Чтоб хоть помолиться...» - Влад вздохнул и опустился на стул.

Так сидел он долго, слушая, как шипит вода в чайнике, и жевал пряник, да глядел в окно, где в густеющих сумерках всё чётче и веселее светились далёкие огни мегаэтажек.

Мата

С Матой мы познакомились в Мавритании. Нам продал её отец.

Где-то около трёх, когда зной идёт на убыль, я проходил по замызганной улочке Нуакшота, озираясь в поисках аптеки или чего-то подобного. Катя в это время мучилась от мигрени, лёжа в апартаментах.

Итак, я брёл по пустой улице, слева изредка проезжали доисторического вида машины, справа тянулись лавки, да всё не те. Но вдруг из очередной вынырнул сморщенный чернокожий старик, в засаленном халате и с белой бородкой.

– Здравствуй-здравствуй!
– пробормотал он на английском, - Заходи, купи, всё есть.

– Обезболивающее есть?
– громко спросил я на случай, если старик глуховат, - Чтобы боли не было, понимаешь? Голова у моей жены болит, понимаешь?
– для верности я ткнул пальцем в свою бейсболку, и по инерции добавил: - Жена, понимаешь?