Хроника последнего задания
Шрифт:
Всю дорогу от прииска и вплоть до посёлка у Серова было тяжело на душе. С возчиком он практически не разговаривал, перекинулся с ним парой фраз и на том их общение закончилось. Почти весь путь они ехали молча. Когда до посёлка оставалось не более шести вёрст, им повстречался наряд милиции. Их появление было неожиданным, возчик от удивления промолвил: «Вот тебе раз!» Сославшись на особое распоряжение начальника милиции Дубова о досмотре вещей, попросили Серова открыть чемоданы. Поскольку кроме его багажа в телеге больше ничего не было. Лицо Серова стало мрачным. Он сначала замешкался, осмотрелся по сторонам, вероятно надеясь ускользнуть, но представители власти так обступили телегу, что шансов убежать не оставалось. С обречённым видом бригадир открыл сначала один из своих чемоданов,
Серова привели на допрос.
– Вы понимаете, что вам теперь светит минимум пять лет тюрьмы? – спросил строго капитан Дубов.
– Догадываюсь, – хмуро ответил бригадир.
– Но у вас есть шанс на снисхождение.
– Предлагаете добровольное сотрудничество.
– Вот именно. Ну так как, будете сотрудничать?
– А у меня есть выбор?
– Выбор-то есть, только в вашем случае он должен быть разумным.
– Спрашивайте
– Для начала, откуда пистолет?
– Хмырь один подогнал.
– Имя, фамилия, где работает?
– У нас на прииске. Фамилию не знаю, все его Петровичем зовут.
– А зачем вам оружие?
– Стрелять люблю. Он обещал достать пистолет, слово своё сдержал.
– А откуда он узнал о ваших пристрастиях? Ведь он же не сам предложил вам оружие.
– Нет, конечно. Я с мужиками разговаривал, наверно, от них и узнал. Ушлый он. Всё про всех знает. Говорит, что так жить легче.
– Дальше что, рассказывайте.
– А потом Петрович начал меня обхаживать, в друзья набиваться. Я сначала думаю, что это он в душу лезет, отмахивался от него. А потом он где-то достал самогон, выпили с ним, посидели, в общем, расположился я к нему. Умеет чёрт в доверие втереться. Может, тогда по пьяни и сболтнул про своё желание. Спустя несколько дней Петрович подходит ко мне и говорит, что может пистолет достать, только уговор, никому ни-ни. Говорит, хороший пистолет, настреляюсь, мол, в своё удовольствие. Внутри что-то нехорошее шевельнулось. А язык, будь он неладен, сам выпалил: давай, сколько за него? А он «ну чего по пустякам торговаться, услугу за услугу», спрашиваю: «какую?». Петрович: «да пустяковая». Всё у него пустяки, гроша ломанного не стоит.
– Ну, продолжайте, – потребовал капитан.
– Говорит, самогон есть, знатный, мужикам понравится. Через меня, мол, хочет сбывать его, а то в магазине не купить. Сами знаете, запрещено спирт продавать во время работ. А мужикам хочется. Согласился я. Самогон нашим стал продавать. За это мне пистолет и золотишка подбросили. Я-то, дурак, сначала радовался, а потом соображать стал, дело-то нечистое. Из-за постоянной пьянки работы стоят, саботажем запахло. Я к Петровичу, так, мол, и так, завязывать пора. А он смеётся мне в лицо и говорит: «нет, милок, назад хода нет. Ты теперь со мной в одной лодке плывёшь. А дёрнешься, пожалеешь» и потом добавил: «про семью помни». Гадина такая! Я его угрозы сначала всерьёз не принял, да один человечек шепнул, что не стоит с ним шутить. Тут на днях он кого-то ухлопал за то, что тот нос сунул в его дела.
– Вы про лесника Охлопкова говорите?
– Не знаю я его фамилию, знаю только, что недалеко от нас и совсем недавно.
– Ещё имеете, что сказать? – спросил капитан.
– Смотря что, – подумал немного и сказал Серов, – если для вас важно, то скажу ещё об одном разговоре с Петровичем. Вижу я, что Петрович спаивать начинает направо и налево. Подошёл к нему и говорю: «Эдак мы с такой работой и результатом до комиссии доживём. Приедет, будет вопросы задавать, разнюхивать всё. А если дознаются до правды?» А Петрович опять смеётся мне в лицо и отвечает: «Не трусь, стрелок. Не дознаются. На то голова повинная уже имеется». Я ему: «Кто же это?». Он мне: «Не твоего ума дело». Стал я приглядываться к нему, что делает,
с кем общается и понял, он старшего мастера под статью подводит, Антонова то есть. Он мужик хороший, интеллигентный, только малость хлипковат, не командир, которого боишься. Этот всё уговаривает, разъяснить пытается. Надо сказать, до многих доходит, ну это кто посознательнее. А у нас полно и откровенных прохиндеев, им он не указ, живут одним днём. Вот на таких ставку и сделал Петрович. Только не пойму, зачем ему это.– А как вы поняли, что Антонов повинная голова?
– Не знаю, как-то само всё сложилось. Мужики в пьяном разговоре Антонова кляли, дескать он во всём виноват. А в чём виноват сами не знают. Понял я, Петрович старается, его работа. Я письмо на перевод написал, отправил в трест с надёжным человеком. Когда вызвали с вещами, подумал, что оттуда. Обрадовался. Думал, груз с плеч долой. А вышло всё иначе. Хотя, может и к лучшему.
– Почему к лучшему?
– Дела на прииске по наклонной пошли, жаренным уже пахнет. А комиссия рано или поздно докопается. Сюда дураков не присылают, золото всё-таки. Меня могло и пронести, я бы уже в другом месте находился. Хотя, кто знает.
Серов махнул рукой и замолчал.
– Вы Антонову не думали всё рассказать? – спросил Дубов.
– Думал, а потом страх взял. Петрович семьёй грозил, а у меня тут жена и дети. Мало ли что, я потом себе этого не прощу. Да и выходит, виноват уже кругом стал. Такие-то дела, начальник. Что здесь поделаешь?
– Надо было всё-таки Антонову рассказать!
– Вам виднее…
– Петровича опишите, пожалуйста, – попросил капитан.
– Да щуплый такой, немного сутулится, рост небольшой, на голове волос почти нет. Во, наколка у него имеется. На правом плече. Правда, не рассмотрел её. У него вообще повадки сидящего человека.
– Вы распознаёте бывших заключенных?
– Ничего трудного в этом нет. Тем более, у нас многие оттуда.
– Понятно. У вас есть вопросы? – обратился к подполковнику Дубов.
Серов перевёл взгляд на человека в военной форме без погон.
– Да, есть. Скажите, с кем больше всего Петрович общался?
– Да как сказать… со многими. Кто его на дух не переносил, были и такие, тех он стороной обходил. А так, бывало, кучковался с некоторыми. Сказать, что часто, да нет. Не могу ответить на ваш вопрос.
– Хорошо, вы всё же подумайте над моим вопросом и если что вспомните, немедленно сообщите.
– Что уж, подумаю, время теперь есть.
– Увести, – приказал капитан стоящему возле двери милиционеру.
Серова увели.
– Выходит, дядя Семён Петровича выслеживал или ещё кого, – предположил Берестов, – как же надо, чтобы он в себя пришёл.
Дубов молчал, о чём-то думая.
– Кстати, комиссию надо на прииск отправить, Георгий Викторович. Дисциплину следует подтянуть, порядок навести, да и всех лишних убрать бы не мешало, чтобы работу не стопорили.
– Я об этом только что думал, Алексей Николаевич. Антонову надо помочь, съедят они его. А у него за дело душа болит.
– Здесь не только в Антонове дело. Петрович ждёт проверку, готов к ней. Непоявление комиссии может насторожить его, а потому, пусть будет по его плану. И ещё, будем готовиться к худшему.
– Не понял вас, поясните.
– Петрович, как я понял, всего лишь исполнитель. Вернее, одновременно организатор – исполнитель, но не он главный. Если предположить, что здесь действует эта неуловимая банда, и Петрович один из них, то здесь, в посёлке, у них есть «глаза и уши». И наверняка, задержание Серова не прошло для них незамеченным. Значит, Петрович может уйти. Не сейчас, так в ближайшее время.
– Вы их не переоцениваете, Алексей Николаевич?
– По тому, что я успел узнать, нет! Они же на свободе пока, действуют. Выходит, далеко не дураки, даже наоборот, очень осторожны, хитры, предусмотрительны. За моим домом вот наблюдают.
– Как это наблюдают? – очень удивился капитан.
– Ходит тут один, присматривает за мной. Узнал, что зовут его Витька Хромой.
– Неужто этот обормот? – Дубов и верил, и не верил одновременно.
– Он далеко не обормот, дело своё знает, слежку хорошо ведёт.