Хроника

^aДалее названные уже вельможи, собравшись каждый из своей земли в Тридентской долине, заночевали в городе того же названия, то есть в Триденте; и вот, некий юноша, Адальберт, славный граф в этих землях, вместе с вооруженными горожанами напал на них, безоружных и чужих здесь, ограбил, захватил и отдал под стражу, исполнив тем самым переданное ему через послов поручение своего господина, то есть императора Генриха. Этот Генрих, как всегда прибегнув к хитрости, наполнил города и провинции королевства своими послами, а также, где только мог, тайными и жалобными письмами, в которых жаловался, что претерпел насилие со стороны князей, а именно лишен императорской власти своим единственным сыном, что королевство из-за его несчастья приведено в беспорядок, и напоминал всем отцам о достойном ужаса примере своей судьбы. По этой причине никто не давал тем послам свободного прохода в Италию. Только Гебхард, епископ Констанца, вместе со своими людьми тайными тропами прошел через Альпы и был доставлен к папе заставами графини Матильды. Прочие же вельможи подверглись недостойному обращению со стороны захватившего их глупца; исключение составил только Отто Бамбергский, которого [Адальберт] был вынужден пощадить, ибо тот был его вассалом. При его посредничестве были отпущены также Бруно, архиепископ Трирский, и граф Випрехт с условием, что они заключат мир с бывшим императором Генрихом, а затем вернутся и сообщат, как тот велит поступить с остальными. Однако Вельф, герцог Баварии, внезапно явился на 3-й день с сильным отрядом, прорвался через закрытые клузы и заставил восстановить в должности Гебхарда, нового, поставленного католическим королем епископа Тридентской церкви, которого граждане поклялись никогда не принимать к себе; он до того устрашил Адальберта и его сторонников, что те вернули новому епископу уведенных ими знатных пленников и саму крепость, а сами с босыми ногами просили прощения у тех, кого обижали.

С первой недели 40-дневного поста, когда вышеназванные вельможи претерпели это, и до страстей Господних была видна комета необычайной яркости.^a

^bМежду тем бывший император Генрих вместе с теми немногими, кто еще с ним остался, прибыл в Кёльн и со слезами рассказал горожанам все, что с ним приключилось. Затем он пришел в Льеж, был с честью принят там и утешен епископом Отбертом⁶ и горожанами, и призвал к себе Генриха^b фон Лимбурга, герцога Лотарингии, ^bи многих других князей. Пав к их ногам, он просил у них помощи, рассказав обо всем, что с ним приключилось. Те, выслушав его жалобы, исполнились по отношению к нему сочувствия, обещали ему верную помощь и сочли наилучшим, чтобы он отпраздновал в Льеже вместе с ними св. Пасху⁷. Кроме того, с ним соединились Юлих, Бонн, он же Верона, и прочие замки в тех краях.^{b a}Между тем некие мятежники подняли восстание против короля Генриха в Эльзасе.^{a b} Король Генрих, услышав об этом, направился в Льеж, будто для того, чтобы покарать вражеские земли и с намерением провести там на Пасху хофтаг;^{b a}и велел явиться туда князьям королевства. После Вербного воскресения⁸, проведенного им в Кёльне довольно весело, ибо враги бежали, он, хоть и узнал об интригах отца, который довольно обстоятельно, ибо воевал с юных лет, готовился к обороне в городе, где должен был состояться хофтаг, но, охваченный юношеской дерзостью, отправился туда, как и хотел. Отправив вперед 300 мужей для занятия моста через Маас у селения Визе⁹, - ибо все переправы через реку уже заняли враги, - он отпраздновал в Ахенском пфальце вечерю Господню¹⁰.

Между тем Генрих, герцог Лотарингии, напал на мосту на его воинов, заманил их, энергично сопротивлявшихся, на более широкое место, ибо народ этот более прочих владел искусством верховой езды, и окружил, поразил, разбил и пленил большую часть отряда, а остальные утонули в реке во время отступления. Ты увидел бы здесь храбрейших Маккавеев, которые после страшного поражения, нанесенного им в войне за католический мир нечестивым народом, с великой верой и радостью вверили себя Христу, пострадавшему за них, и ради прощения прежних грехов последовали за ним в этот день милосердия, утешая друг друга.^{a b}Король, когда узнал об этом, то, боясь, как бы враги не напали на него, ушел оттуда в замок Бонн и отпраздновал там, как мог, св. Пасху. А бывший император с великой радостью отпраздновал Пасху со своими людьми в Льеже, после Пасхи опять вернулся в Кёльн^b и ^aизгнал оттуда епископа.^{a b}Горожане дали клятву защищать город, а затем, следуя его наставлениям, начали укреплять его рвами, валами и прочими оборонительными сооружениями.^{b b}А [бывший император] вернулся в Льеж.^{a b}Король же провел в городе Вормсе на Троицу¹¹ сейм, на котором по приговору знати лишил Генриха, герцога Лотарингии, как врага государства, всех его ленов^b и, ^aприняв от князей присягу, объявил по всему королевству о всеобщем походе против Лотарингии.^{a b}После праздника святых апостолов Петра и Павла¹² он прибыл в область Кобленца, собрал там 20-тысячное войско и, подойдя в середине июня к Кёльну, осадил его. [Кёльнцы] же стояли неустрашимо, энергично сопротивляясь и сражались так, как никогда прежде; с ними также [сражались] некие люди, что зовутся гельдунами¹³, которых герцог Генрих отправил им в помощь, мужи воинственные и проворные, весьма искусные в военном деле. Было много убитых и раненых, но королевское войско так и не смогло их одолеть.^{b a}Там же был поражен недугом и позднее умер в Ахене граф Дитрих¹⁴, вернейший вассал короля. Это был благороднейший муж, происходивший из знатного саксонского рода, ревностно преданный благочестию и защите католицизма и владевший грамотой. Между тем послы от отца, отправленные из Льежа, пришли к королю Генриху и доставили как ему, так и князьям письма, образец которых мы считаем нелишним привести здесь для того, чтобы доказать удивительную изворотливость этого мужа, который до сих пор, на протяжении всей своей жизни ложным смирением одолевал всех своих противников: «Генриху милостью Божьей римский император и всегда августу возвращает свою милость и расположение епископам, герцогам, маркграфам, графам и прочим вельможам королевства, которые их достойны. Мы жалуемся всемогущему Богу, госпоже св. Марии и блаженному Петру, нашему покровителю, на то, что мы, уверенные в той вере, сомневаться в которой не имеем права, подверглись беззаконному, бесчеловечному и жестокому обращению вопреки божеским и человеческим законам, в поношение государству были лишены как королевского достоинства, так и поместий, ибо нам не оставили ничего, кроме одной лишь жизни. Почти все вы присутствовали при этом; причем большинство из вас, кажется, негодовало и скорбело. Но ваша печаль -увы!
– ничем нам не помогла. Над нами восторжествовала ненасытная злоба врагов. Согласившись с просьбой нашего сына, мы поверили ему и, приняв его заверения, а также гарантии безопасности нашей жизни и чести, доверчиво направились в Майнц в присутствии римского легата и князей, чтобы согласно их разумению поступить как в отношении статуса церкви и чести государства, так и в отношении спасения нашей души. Но он обманул нас, велев вопреки данному слову схватить нас, изъявивших уже добрую волю и послушание, и поставил под угрозу саму нашу жизнь. Поэтому мы не рискуем поверить ему теперь, чтобы как прежде не подвергнуться по своей воле обидам и оскорблениям. В связи с этим мы убедительно просим, чтобы вы ради страха Божьего, чести королевства и вашего собственного достоинства соизволили приложить усилия к тому, чтобы мы благодаря вам могли восстановить справедливость в нанесенных нам при вашем участии обидах. Мы также, следуя вашим советам и советам других благочестивых мужей, не имеющих к нам ненависти, охотно готовы дать возмещение как нашему сыну, если мы его чем-то обидели, так и любому другому в королевстве. Кроме того, мы как прежде были готовы подчиниться господину папе в присутствии его легата и вашего, так и теперь от чистого сердца готовы оказать ему должное уважение и послушание и, следуя вашему совету, а также совету духовного отца Н., аббата Клюнийского, и прочих благочестивых мужей, уладить дела, касающиеся статуса церкви и чести государства, насколько то в наших силах. Поскольку мы готовы ко всему этому, то убедительно просим вас ради Бога, а также чести государства и вашей собственной убедить нашего сына прекратить преследовать нас и наших верных, ибо согласно вышеназванному утверждению у него нет более никаких оснований действовать против нас, и разрешить нам жить в мире и покое, чтобы все вышеназванное было достигнуто мирным путем. Если же он откажется, то мы во имя римской церкви, которой себя вверяем, и чести государства просим вас не воевать против нас и верных наших, ибо в этом случае очевидно, что он затеял это не из рвения к закону Божьему и любви к римской церкви, но только из стремления к королевской власти низложил своего отца. Если ни ваше вмешательство, ни какое-либо иное заступничество не смогут ныне иметь успех, то мы взываем к римскому понтифику и святому вселенскому престолу и церкви».

После прочтения перед толпой этих и других, кроме слов, ничем не отличавшихся от предыдущих писем, предназначенных сыну и отдельным лицам, король Генрих по совету знати отправил к отцу свое послание, предварительно велев огласить его перед всеми Генриху, архиепископу Магдебурга; сделав это, он весьма укрепил дух своих людей. Содержание [послания] было следующим:

«После застарелого, длившегося около 40лет раскола Римской империи, который почти совершенно уничтожил как божеские, так и людские законы и, не говоря уже о различных убийствах, святотатстве, грабежах и поджогах, обратил все нынешнее королевство не только в пустыню, но и во враждебное католической вере, чуть лине языческое государство, Божья милость наконец обратила взор на свою церковь; мы, сыны этой невесты Христовой, благодаря Духу Святому образумились и вернулись в единство веры; ради рвения Божьего и послушания апостольской веры мы отреклись от неисправимейшего главы этого раскола, то есть Генриха, нашего так называемого императора, и избрали себе католического короля, пусть и рожденного от его семени. Видя, что его королевству грозит гибель, он, будто бы добровольно, но, как свидетельствуют его письма, крайне неохотно согласился с этим, возвратил королевские регалии, со слезами вручил сыну вместе с королевской властью также и попечение нашей вере и обещал впредь заботиться не о королевском величии, а о спасении своей души. И воту вернувшись ныне к прежнему своему лукавству, он на весь мир жалуется на причиненные ему страдания, призывает мечи галлов, англов, датчан и прочих бесчисленных народов поразить наши сердца и умоляет оказать ему правосудие за нанесенные ему обиды; он обещает с готовностью прислушаться к нашим советам, но на деле как сам, так и через тех лисиц, то есть нечестивых людей, которые его поддерживают, лживыми доводами пытается расколоть лагерь Господень, разоружить воинство Христово и, подобно дикому зверю, окончательно погубить лозу Господню, которая хоть и поздно, но начала произрастать; путем святотатства он стремится вернуться к проклятому Велиалу, то есть, что и сказать-то страшно, вторично распять во всех душах воскресшего в своей церкви Христа. А потому и королю, и всем князьям королевства, то есть всему православному воинству, угодно, чтобы этот старик не выдвигал против нас те или иные жалобы, пока не изберет мир и покой; и только тогда пусть он изложит свое дело перед всей знатью и народом, потребует правосудия и получит его; пусть все причины раздора с самого начала мятежа будут всесторонне обсуждены и, если по этому делу не будет принято никакого решения, то тогда пусть его собственное правосудие даст ответ сыну и ему самому; а до тех пор он должен немедленно, а не после длительного перемирия, как он предлагает, прекратить противодействие и перестать потрясать основы церкви и государства».

Когда Альбувин и Рихвин, священники исключительной мудрости, вместе с некоторыми благочестивыми мужами светского звания доставили это послание пресловутому бывшему императору, то едва добились разрешения его видеть; трудно поверить, какой опасности подвергались их жизни в течение 6 дней, когда они ни под каким видом не желали вступать в общение с этим сборищем негодяев, и насколько грубому обращению их подвергли. Наконец, в том месте, где они проживали, они были освобождены народом от бросившейся на них стражи и без всякой охраны возвращены назад, разбив лагерь около Кёльна. Главным среди доставленных ими ответов старика было предложение им всем тут же сложить оружие, а в будущем объявить о созыве хофтага относительно всех спорных вопросов.^a

Между тем в Саксонии маркграф Норд марка Удо, проведя встречу с герцогом Магнусом и архиепископом Бременским, внезапно почувствовал сильное недомогание. Когда болезнь усилилась, он был доставлен в место под названием Россенфельде и 2 июля ушел из этого мира, тем блаженнее, чем усерднее был поддержан постом и молитвами того святого легиона монахов, которому сам он усердно давал средства к земной жизни и облегчение отцовского утешения. Его брату Рудольфу король Генрих на 8 лет поручил марку¹⁵, чтобы он воспитывал сына [Удо] Генриха¹⁶.

Умер также Магнус, герцог Саксонии, женой которого была Софья, вдова Ульриха Веймарского, сестра Владислава, короля Венгрии, родившая ему двух дочерей - Вульфильду и Эйлику¹⁷. Эйлика вышла замуж за графа Отто фон Балленштедта и родила от него маркграфа Адальберта¹⁸ и дочь Адельгейду¹⁹, которая, в свою очередь, вышла замуж за Генриха, маркграфа фон Штаде. Вульфильда же вышла замуж за герцога Генриха, сына герцога Баварского Вельфа Старшего, и родила Генриха, славного герцога Саксонии и Баварии, Вельфа²⁰ и четырех дочерей. Одну из них, по имени Юдифь²¹, взял в жены Фридрих, герцог Швабии; другая, по имени Софья²², вышла замуж за Бертольда, герцога Церингена, а когда его убили, -за Леопольда, маркграфа Штирии, по прозвищу Храбрый; третью, Вульфильду²³, взял в жены Рудольф, граф Брегенца; четвертая, по имени Матильда²⁴, стала женой Дипольда Младшего, сына маркграфа Дипольда Старшего; когда же тот умер, на ней женился Гебхард, сын Беренгара, графа Зульцбаха.

^bИтак, король Генрих в течение трех недель осаждал Кёльн, и не было никакой надежды на то, чтобы им овладеть.^{b a}Ибо была сильная жара и из-за страшного зловония войско не могло более терпеть лишения. Кроме того, прошел слух, что оба Генриха, бывший император и бывший герцог, отовсюду набирают войска и готовы не раз и не два испытывать судьбу. Поэтому все королевское, вернее, Христово войско, желавшее решить дело оружием, чтобы горожане случаем не оказали врагам помощь против них, - что было весьма вероятно, - сняли осаду и двинулись против Лотарингии; между тем, разрушив укрепления и прочее, чем владели мятежники, они отправили к Генриху Старшему двух послов, которые предложили ему на выбор - или он в ближайшее время выйдет навстречу сыну в Ахен и заключит мир на описанных выше условиях, или ему предстоит война не на жизнь, а на смерть. Поместив этих послов под стражу, Генрих всеми силами, но тайно, стал готовиться к сопротивлению. Однако через несколько дней он внезапно отпустил этих послов. И не могла дойти до их лагеря более приятная весть, чем последовавший вслед за ними слух о смерти бывшего императора.^a

Луна в ночь на 18 июля в течение нескольких часов была скрыта мраком.

^bОколо этого времени бывший император Генрих, пребывая в Льеже, видел достойный упоминания сон. Так, ему привиделось, будто он гуляет по саду, усеянному высокими деревьями. И вот, одно из них, казавшееся более высоким, упав на землю, придавило другое дерево и повалило на землю вместе с собой. А затем друг за другом пали и прочие деревья. [Истинность видения] доказал в последующем исход дела. Ибо спустя малое время этот Генрих проболел 8 дней и на 9-й день умер. А 5 дней спустя в Ахене умер Дитрих²⁵, граф фон Эмбике;^b умерли также графы Адольф²⁶ и Готфрид.

^bИтак, перед смертью Генрих Старший отослал своему сыну вместе с Эркенбальдом, вернейшим своим камерарием, и Бурхардом²⁷, епископом Мюнстера, которого тогда держал в плену, меч и корону, которые до сих пор носил с собой; и поручил ему даровать всем прощение и помиловать тех, кто оставался с ним в нужде; и просил похоронить его в Шпейере рядом со своими родителями. Король тут же призвал к себе князей королевства и просил у них совета, как ему следует поступить с погребением отца. Ибо тот с честью, как то и подобало бы королю, если бы он заслужил это перед Богом, был погребен епископом, который всегда оставался ему верен во всем, в Льеже, в [церкви] св. Ламберта, перед алтарем св. Марии. Тогда князья королевства дали [королю] совет - приказать вырыть его тело и похоронить в неосвященной земле, - дабы не навлечь на себя тот же приговор, что и его отец, если он дозволит ему то или иное погребение, - а затем отправить послов в Рим и, если удастся, добиться у папы снятия с него отлучения.^{b a}А Льежский епископ Отберт и прочие соепископы были приняты в общение на условиях покаяния, одно из которых было следующим: им надлежало вырыть из земли труп этого отлученного, ими самими накануне погребенного в монастыре, при свидетельстве присутствовавших там архиепископов и епископов, ибо с теми, с кем церковь не общается при жизни, нельзя общаться и после смерти.^{a b}Так и было сделано; похоронили его на некоем острове посреди Мааса, и никто не свершал над ним более службы Божьей, кроме одного монаха из Иерусалима, который случайно пришел туда и, пока там находился, неустанно, день и ночь, пел над ним псалмы. Как ужасно, что столь видное лицо заслужило подобное обращение со стороны своего сына! Но никогда не случилось бы ничего подобного при его кончине, не будь это карой Божьей.^{b a}Если кто желает знать время его смерти, то пусть знает, что она наступила 7 августа, то есть в тот день, когда он впервые напал на свою мать церковь на реке Унштрут, отправив на тот свет бесчисленное множество людей.^{a b}Вслед за тем король решил перевезти тело отца в Шпейер и велел кое-кому из его друзей, особенно Эркенбальду, который всегда был при нем в трудную минуту, доставить его туда. Когда 3 сентября его туда привезли, он, согласно похоронному обряду, с честью был принят духовенством и народом и отнесен в базилику св. Марии, которую сам построил с величайшим старанием. Однако епископ запретил служить над ним какую-либо божественную службу, пока он не очистится от своих деяний. А потому велел положить тело вне монастыря, в еще не освященной часовне; из-за этого в народе поднялось смятение и великий плач, ибо [Генрих] любил это место и его жителей больше всех остальных. Итак, жители долгое время часто посещали там это непогребенное тело. А Льежский епископ вместе с другими восставшими против короля, увидев, что они оказались брошены из-за смерти императора, явились в Ахен и сдались все, за исключением герцога Генриха, продолжавшего мятеж. Уладив это, король в великом гневе вернулся к Кёльну, велев собирать войска по всем прилегающим к Рейну городам и прийти с кораблями ему на помощь, чтобы отомстить жителям Кёльна. Кёльнцы, услышав об этом, были крайне поражены и напуганы; будучи со всех сторон окружены врагами и не имея никакой надежды, они обещали королю дать 6 тысяч талантов серебром. А король, скорбя о том, что очень много людей погибло во время осады, долгое время отказывался, но наконец по внушению Божьему уступил; так войско было распущено, и каждый с радостью вернулся домой.^b

^aПосле этого, в 4-ю неделю месяца октября в провинции Ломбардии, на берегу реки По, в месте под названием Гуасталла²⁸ состоялся генеральный собор, на котором под председательством во всех отношениях апостольского мужа Пасхалия II перед огромным множеством клириков и мирян, прибывших сюда от церквей различных королевств, а также в присутствии послов короля Генриха, многое враждебное церковным нормам было устранено, многое относительно установлений, воздвигнутых на песке, отменено, очень многие рассады благодатного семени еще глубже посеяны и орошены, а укрепления, воздвигнутые ради безопасности церкви, восстановлены. В это же воскресенье, то есть 21 октября, он посвятил епископов Конрада²⁹ Зальцбургского и Гебхарда Тридентского. Долго рассказывать, насколько неутомимо он ежедневно укреплял отборной пшеницей слова Божьего соневольников своих, низлагал лжеепископов, восстанавливал католических [пастырей], архиепископам раздавал паллии, а монастырям - привилегии, присутствовавших пастырей над овцами Христовыми наставлял медовыми речами, а отсутствовавших - назиданиями. Некоторые, некогда отсеченные, члены церкви он опять включил в ее состав, а некоторые, казавшиеся неизлечимыми, [язвы] отсек мечом анафемы. Относительно рукоположений, сделанных во время раскола, - вопрос, особо будораживший [общество], - он издал декрет, искусно исцелявший сей недуг, в таких словах: «В течение уже многих лет территория Тевтонского королевства была отлучена от единства с апостольским престолом. В результате этого раскола возникла столь сильная опасность, что на такой огромной территории, - мы говорим это с болью, - едва найдутся хоть какие-то, весьма немногочисленные, священники и католические прелаты. Поскольку столько сынов оказалось ввергнуто в подобное искушение, необходимость христианского мира требует, чтобы для них было открыто лоно матери-церкви. Итак, вооруженные примером и писанием наших отцов, которые в разные времена принимали в свои ряды новатиан, донатистов и других еретиков, мы принимаем в епископском звании епископов названного королевства, рукоположенных во время раскола, если доказано, что они - не узурпаторы, не симонисты и не преступники. То же самое мы постановили и относительно клириков всякого чина, которых рекомендует их жизнь и ученость». Обрадованные этим и подобным этому блеском зари взошедшего над церковью света Божьего, ибо наконец пришло время его милосердия, и одновременно возвеличенные благословениями папы, они возвратились каждый к себе. Мы же, то есть живущие по эту сторону Альп, радовались больше всех, потому что узнали, что господин папа намерен праздновать Рождество Господне в Майнце в присутствии короля Генриха вместе со всеми князьями королевства.