Хроника

Здесь покоится Готфрид, чудесное светило, Герцог франкского рода, овладевший святыми местами Сиона, Ужас Египта, страх для арабов и персов. Хоть королем был он избран, не пожелал ни королем называться, Ни корону носить, но Христу лишь служить он желал. Его заботой было вернуть Сиону его законы, Следовать католическим благочестивым догмам, Всякий раскол вокруг себя устраняя и право соблюдая. Так он смог заслужить небесную корону, Зеркало рыцарства, бодрость народа, оплот духовенства.

Услышав в городе Эдессе о смерти брата, Балдуин поручил город и народ своему родичу Балдуину Младшему¹⁷, а сам с почти 300 мужами направился в Иерусалим; толпы засевших в засаде язычников он обманул, атаковал, победил и, нагруженный добычей, с триумфом вступил в Иерусалим. По просьбе и с одобрения всех он согласился быть их князем и спустя малое время преклонил свою голову над алтарем Гроба Господня, обещав верно ему служить. После этого, чтобы внушить язычникам еще больший страх перед христианами, он короновался, приняв королевское посвящение от легата апостольского престола. Затем он овладел приморскими городами Ассуром и Кесарией и, всюду перебив сарацин, расширил свое королевство за счет вавилонского царя.

Виберт, некогда епископ Равенны, который, как говорят некоторые, вопреки своей воле взошел при живом папе на [папский] престол и пережил затем трех сменивших друг друга [пап], умер, отвергнутый обоими престолами - Римом и Равенной, жалея, как он сам говорил, что принял некогда апостольское имя. Как бы то ни было, он был мужем талантливым, красноречивым, благородным и весьма уважаемым.^c Однако, не сохранив клятвенно обещанное им апостольскому престолу послушание, он стал задирать нос по отношению к нему; за это апостольский престол и епископы всей церкви безвозвратно низложили и отлучили его на Римском соборе, причем не только на этом соборе, но и на всех соборах, которые проводились в течение 7 лет. Так, укоренившись в нечестии, безвозвратно низложенный и отлученный ими, он руками отлученных же был возведен на престол римского понтифика, тогда как престол этот по-прежнему возглавлял законный пастырь. Даже из самих отлученных никто не отважился его посвятить, скорее проклясть, кроме [епископов] Модены и Ареццо, которые оба уже в течение трех лет были лишены за свои преступления и должности, и причастия. Но даже если бы они имели и должность, и причастие, если бы римский престол был лишен пастыря, то и тогда они не имели бы права дать этому престолу понтифика. Относительно же рукоположений этого Виберта часто упоминаемый [нами] папа Урбан объявил на соборе в Пьяченце такой декрет, говоря среди прочего: «Рукоположения, сделанные ересиархом Вибертом, после того как он был осужден апостольской памяти Григорием и Римской церковью, прочими ересиархами, поименно отлученными [от церкви], а также теми, кто захватил престолы католических и до сих пор живых епископов, мы объявляем недействительными. Все же прикажите милосердно принять, сохранив их чины, тех, кто был посвящен епископами, некогда рукоположенными по католическому обряду, но при этом расколе отделившимися от Римской церкви, если только рекомендуют их жизнь и знания, если, ознакомившись с нашими декретами, они тут же перейдут от заблуждения к католической церкви и обещают во всем повиноваться нам и нашим приказам. Однако же те, кто сейчас позволит рукоположить себя названным раскольникам и врагам святой церкви, ни в коем случае не будут считаться достойными этой милости. Хоть, исходя из соображений милосердия и будучи вынуждены крайней необходимостью, мы и утвердили это распоряжение о святых чинах, мы не желаем нанести ущерб святым канонам, но желаем, чтобы соблюдалась их сила. Ведь, уступая необходимости, уступают также в том, что было сделано ради необходимости. Ибо, когда многим грозит гибель, следует удалить излишнюю строгость, дабы усилить любовь».

^c В этом году 50 тысяч ломбардцев, отправившихся в поход на Иерусалим вместе с епископами Милана и Павии, зимовали в городах Болгарии. ^c

A.1101

1101 г. ^a Рождество Господне император Генрих отпраздновал в Майнце; там собрались многие князья и дали императору совет отправить послов в Рим ради единства церкви и поставить папу согласно выбору римлян и всех церквей. ^a

1101 г. – ----

1101 г.

^a-a Хильдесх. анналы, 1101.

^b-b Эккехард, 1101.

^c-c Эккехард, 1103.

– ---

^bМолодой король Конрад в девятый год, после того как покинул отцовский двор, как кровью, так и сожительством соединился с Матильдой, благороднейшей, могущественной и, как говорят, благочестивой дамой; постоянно пользуясь при решении итальянских дел ее советами, а также советами господина папы и прочих богобоязненных лиц, он внезапно заболел и, исполнив верную и добрую исповедь, перешел из преходящего царства в царство вечное¹. Некоторые говорят, что он умер от яда. А те, которые пришли его хоронить, обычно уверяют, что видели, как на левой руке у трупа внезапно возник знак креста, и что ряд чудес произошел при самом погребении.^b

После 4 месячной осады Бранденбург был взят маркграфом Удо и саксами.

Генрих Толстый², самый могущественный граф Саксонии, обретя милость императора, получил от него в лен Фризскую марку, причем, как говорят, посредством писанной грамоты. Отправившись во Фризию, дабы овладеть графствами этой провинции, ранее относившимися к Утрехтскому епископству, он попал в засаду, устроенную рыцарями Утрехтского епископа и ^cфризской чернью, для которых иго его господства было тяжко, и на чье послушание он возлагал надежды; узнав, в чем дело, он бежал к морю, но был ранен моряками и утопленю^c Жена его, Гертруда³, сестра маркграфа Экберта Младшего, едва спаслась. Она имела двух дочерей - Рихенцу, позже ставшую императрицей, и пфальцграфиню Гертруду⁴. Гибель этого мужа, а именно сына Отто фон Нортхайма, некогда могущественного герцога Баварии, который вторым после короля осуществлял управление всей Саксонией, со скорбью была воспринята всем Тевтонским королевством.

Пасху⁵ император отпраздновал в Льеже, где его сыну Генриху Младшему вручили меч.

Граф Генрих⁶ фон Лимбург вместе с графом Дитрихом⁷ восстал против императора. В результате император осадил и разрушил его крепость Лимбург⁸, после чего и сам граф отдался во власть короля.

В Россенфельде⁹ была учреждена конгрегация монахов; по удалении оттуда клириков, первым тамошним аббатом был избран Вернер. Собственно, этот монастырь получил свободу от маркграфа Удо, его матери, брата и мужа их сестры и был передан в Риме св. Петру.

^bВ этом году видели летевший с запада на восток метеор величиной со значительный город.

Также невероятно огромное полчище кузнечиков, которых называют «папилонами» из-за сходства с шатрами, целых три дня летело из пределов Саксонии в Баварию. Вскоре последовал многочисленный поход, который по крайней мере почти мог равняться по численности первому и который после услышанных сверх чаяния подвигов, успешно совершённых в Иерусалиме, вновь был организован оставшимися народами всего Запада, особенно теми, чьим обетам прежде помешали страх или бедность, неверие или трусость, прежде всего, епископами Милана и Павии, как было сказано, и прочими ломбардскими народами, до 50 000 крестоносцев, затем немцами из разных провинций, и, наконец, аквитанцами, во главе которых стоял Вильгельм Пуатье¹⁰, до 30000 закованных в латы рыцарей, не считая простого люда. Отряды ломбардской черни, пройдя с разрешения герцога Генриха¹¹ через Каринтию и оставив за спиной венгров, зимовали в городах Болгарии, где начали численно редеть; наконец, добравшись до Константинополя, они были переправлены на другой берег, вернее, подставлены под стрелы язычников, ибо это благодеяние император Алексей обычно охотно оказывал пилигримам. А турки, узнав о вялости ломбардцев, развеяли их словно солому, так что когда тевтонское войско, которое следовало по тому же пути, добралось около начала июня до этой столицы, оно ничего не смогло выяснить о судьбе предшественников, ибо ни один выживший не вернулся из Романии. Ведь от самого входа, или первого города Болгарии, до Константинополя, столицы Алексея, им навстречу постоянно выходили его мирные посланцы, которые, однако, то идя порой впереди, то сопровождая их, исчезали подобно гаснущим искрам. Также армия их воинов, которых они называют печенегами, то причиняла урон с тыла, то пыталась наносить удары с флангов, то открыто вступить в бой с фронта, то напасть в ночное время на лагерь, но постоянно была рядом и враждебна в течение 20 дней, пока они, наслаждаясь названной выше остановкой, вместе с отрядом герцога Вельфа¹², войском Вильгельма и различными, стекавшимися к ним силами не собрались в течение 15 дней в числе 100000. Из них всех Алексей по своему обыкновению принял под именем сыновей вождей отдельных отрядов и после принесения оммажа и клятвы верности раздал им подарки, как и предыдущим войскам, а беднякам велел раздать щедрую милостыню за стенами города и устроить ярмарку. Ведь из-за мешающих подозрений лишь очень немногим лицам, да и тем за деньги и тайным образом, было разрешено входить в тот или иной город, замок или укрепление по всей его империи. По этой же причине, в то время как Вильгельму с его войском запретили пройти по улицам Адрианополя, через который вела «царская дорога», аквитанцы, тут же надувшись врождённой спесью, издают воинский клич, сжигают пригороды и нападают на сам город; но, в то время как они яростно ведут его штурм, они встречают с тыла войско печенегов, которые постоянно, как было сказано, охраняли эту дорогу по приказу императора; вступив с ними в бой, они многих повергают, многих теряют сами, и, наконец, идут по пути, которым недавно пренебрегли. Итак, этот столь славный народ решил совершать путь через Романию, каждый закупил себе припасов по безлюдным местам, и они как вынужденно, так и добровольно были переправлены через тот рукав моря, что зовётся «рукавом святого Георгия». Они, однако, весьма нерешительно ожидают, какой конец будут иметь ежедневные собрания князей, а также их ежедневные беседы с императором. И вот, внезапно возникает небывалый ропот, будто император стоит скорее на стороне турок, нежели христиан, и через шпионов, которые были вокруг них, и многочисленных посланников восстанавливает турок против них. «Он, - говорили они, - этот вероломный Алексей, который, свергнув при помощи некоторых аламаннских наёмников своего государя Михаила¹³, захватил его империю, а самих соучастников своего преступления, осудив на ссылку, велел убить, ныне заявляет, что с франками, сражающимися с турками, он поступит так же, как поступают с грызущимися между собой собаками». Когда же они попытались нанять суда, стало слышно, что император расставил пилигримам ловушки даже на море и с той же подлостью потопил множество кораблей. Невероятно и тяжело для воспоминания тех, кто это испытал, говорить о том, какая растерянность была тогда в нашем, то есть германском сообществе, которое было самом малым из всех, когда можно было видеть, как отца с сыном, брата с братом, друга с другом разлучает гораздо более горькая, чем смерть, [судьба], когда один доверялся суше, а другой морю, как некоторые после внесённой платы за проезд, после одной или двух ночей, проведённых на судне, забрав имущество, с огромным ущербом выскакивали на берег и, купив коней за сумму, большую той, что они недавно потратили, бегством себе на погибель ускоряли свою смерть. Мы также, много и долго страдая с той же переменой настроения, среди тех, которые отважились довериться морю, наконец прибыли через шесть недель в порт Яффу.

Далее всё войско, получив от императора 300 туркополов, которые должны были вести отряды по удобному пути, направляется к Никомедии, а оттуда, обойдя стороной Романию, поворачивает на север, по направлению к земле Хоризане, которая является родиной турок. Ибо места Романии, которые были расположены возле главной дороги, вероломный Алексей разорил, в то время как не посмел оказать помощь христианам, недавно осаждавшим Антиохию, как присягал, и с тех пор был подозрителен как туркам, так и христианам. Кроме того, войско рассчитывало сделать себе имя в народах по примеру предыдущего, но, как показал исход дела, это не было угодно промыслу Божьему. Ибо за несколько дней до этого те же язычники закалили притупившиеся ранее мечи в едва остывшей крови ломбардцев, как было сказано выше, и, воодушевлённые этим, дерзнули оказать сопротивление этому несметному множеству воинов. Турок было немногим более 4000, но все - отборные, на очень быстрых конях, в полной мере обладавшие оружием, метательными снарядами и умением стрелять из лука, и пришли они, чтобы скорее разведкой испытать свою удачу и доблесть незнакомого войска, чем открыть вступать в бой. Поэтому сперва этот народ на манер разбойников грабил арьергард, после этого брал в плен и убивал, затем скакал впереди по распутьям и огнём или каким-то иным способом уничтожал фураж; порой даже, когда войско шло через камыш и осоку, они весь день тревожили его дымом и пламенем, а иногда по ночам, нападая то тут, то там на часть лагеря, причиняли всем беспокойство. Посреди всего этого они никогда не вступали подобно воинам в открытый бой, лицом к лицу, но отступали перед теми, кто оказывал им сопротивление, бежали от тех, кто их преследовал, но вновь следовали за ними, когда те возвращались. Если бы мы попытались проследить пером эти несчастья, самые жалкие из всех несчастий, то превзошли бы и возможности, и меру; столь благородные мужи гибли там без всякой славы, столь богатые - от нужды, столь храбрые - не от меча, в то время как господину не мог помочь бывший при нём слуга, богачу - имевшееся в достатке богатство, а у храбреца не было возможности сразиться. Ибо места эти были скудные, бездорожные, необитаемые, известные врагам и неизвестные нашим, и в них такой народ Божий заточили козни предателя Алексея. Так, в течение 20 дней будучи как бы мишенями для стрел, так ежедневно почитая себя как бы овцами на заклание, они наконец, оказавшись уже в отчаянном положении, предают себя ночью лесистым местам, стремясь ускорить для себя мрачную, но верную смерть, хотя очень немногим бегство предоставило некоторую пользу, помимо того, что завершила замешкавшаяся, но общая для всех участь¹⁴. Ибо мы сами не верим, что из столь несметного народа Божьего - увы! увы!
– в живых осталась всего тысяча мужей, которых мы впоследствии видели - едва передвигающих ноги - в Родосе, Пафосе¹⁵ и прочих портах, а немногих - в Яффе. Из них графы Бернгард и Генрих Регенсбургские умерли в Иерусалиме, а герцог Вельф погиб на обратном пути и был погребён в Пафосе. Среди длиннейшей истории их мучений, которую приводить здесь было бы слишком долго, рассказывали, что архиепископ Зальцбургский Тимо¹⁶ был взят в плен, маркграф Н.
– замучен, а два каноника Бруно, благородные мужи, пали от голода и жажды. Говорили также, что из латинских князей Вильгельм, Раймунд, Стефан и некоторая часть остальных до сих пор ещё живы.

Пока всё это происходило подобным образом, не было пощады и тем христианам, что остались в Иудее; но как жители Аскалона и Дамаска [тревожили их] ежедневными разбоями, так и вавилоняне готовили войну. Ибо после начала мая вавилонская армия разбила лагерь неподалёку от Рамлы. Балдуин, выстроив против неё войско, увещевал своих, чтобы они, как несколько дней назад по милости Божьей с малым войском унесли из Аравии большую добычу, так и теперь не отступили перед множеством врагов. «Давайте, - говорил он, - или будем жить их поражением, или умрём в бою! Вот та война, о добрые воины, которую мы некогда желали, ради которой пренебрегли отечеством, родителями и миром. Кроме того, сражаться за наследие Христово против захватчиков Святой земли и иноземных грабителей почётно, побеждать таких врагов никогда не превратно, а умереть -славно. Им родина предоставляет бегство, а нам чужбина - победу. Давайте же докажем, в чём они нас упрекают, что франки не боятся смерти, более того, пилигримы Христовы желают или во Христе победить, или во Христе умереть». После того как он произнёс многое в том же духе, и души его людей приободрились, огромное войско сарацин по удивительной воле всемогущего Бога отступило перед одним лишь, или чуть более того, отрядом наших, так что они не посмели даже вступить в битву, но после нескольких проведённых в этом стоянии дней постыдно и безуспешно вернулись домой.

Около 1 сентября, а именно, в то время, когда слух о прибывших христианах, о которых мы упоминали ранее, вновь устрашил царства Вавилона, они, проведя совещание, решили загодя позаботиться о гибели всех, кого можно будет тогда найти в Иудее и во всех тех землях, и, отправив письма в Дамаск, Триполи, Габалу и прочие варварские города, обеспечили себя кое-каким договором против христианского имени. Итак, вышедшее из Вавилона сорокатысячное войско первым делом направилось к Яффе и расположилось неподалёку от Аскалона, естественно взяв оттуда союзников. Балдуин же, не оставшись в неведении об этом деле, отовсюду, а именно из Иерусалима, Никополя, горы Табор, Хеврона, Кесарии, Ассура, созвал своих людей в Яффе, где тогда оставался немалый отряд пилигримов. В третьем часу того же дня, после того как перед королём Балдуином пронесли древо Креста Господнего, за стенами города Яффы состоялось собрание всего народа, и по приказу короля некий Арнольд, почтенный и весьма начитанный клирик, выступил посреди народа с такой речью: «Блажен народ, Господь которого Бог, Его народ, который Он избрш в наследие Себе. Вы, о братья, являетесь этим блаженным народом; вы - тот народ наследия Христова, народ, взятый в удел¹⁷, который, оставив все -отечество, родителей и имущество, нёс ежедневный крест вслед за Христом; вы предали тела свои в жертву ради Христа. Вы видели, как вы сражались, но Христос соизволил очистить место своего святилища вашей добровольно принесённой Ему в жертву кровью и драгоценной смертью ваших братьев и соратников и пожелал, чтобы Иерусалим, город Его покоя, благодаря вашей преданной службе освободшся после столь многолетних оков гнуснейшего народа: “Это, - говорит, - покой мой навеки; здесь поселюсь, ибо избрал я его”¹⁸. Вот письма язычников, по Божьей воле отнятые у захваченных позавчера послов, которые вопреки этой данной нам в божественном обещании надежды, содержат дьявольские пророчества: нас, мол, следует уничтожить в этом году в битвах с ними, Иерусалим - разрушить до основания и, что ужаснее всего этого, самый камень славного Гроба Господнего надлежит разломать на куски, доставить таким образом на верблюдах к морю и утопить в самом отдалённом его месте, чтобы его никогда не смогли найти христиане. Поэтому, о христиане, вы видите, что следует делать. Подумайте о конце, который должна иметь такая дерзость». Многое хотел он еще сказать, но поднявшийся шум не дал ему продолжить. «Нам, - сказали люди, - остается либо умереть за Христа и Христовы законы и жить вечно, либо с позором отступить и краткой жизнью заслужить вечную смерть. Но ни временнойу ни вечной жизни не заслуживает тот, кто не считает нужным сражаться против столь нечестивой, столь гнусной дерзости язычников». Тут же перед Крестом искупления нашего они с единодушным смирением исповедались в своих грехах, получили от апостольского легата, который случайно там оказался, отпущение и благословение и, призвав помощь Господню, вернулись в лагерь. А рано утром, имея в своем составе 7 000 пеших и 1 000 конных, они с великой радостью вышли навстречу страшной опасности. Когда стал виден лагерь варваров, они воспламенились такой верой, что каждый считал, будто один в состоянии сокрушить все эти легионы. Потому и вышло, что когда они бегом, без строя прошли почти целую милю и неосторожно бросились на врагов, те с фланга напали на первую когорту и целиком ее истребили. Тогда король в гневе столь энергично устремился на них во главе конницы, что они, хоть и оказали более ожесточенное, чем прежде, сопротивление, уверенные в победе благодаря полученным от идолов оракулам, все равно таяли перед ним, словно воск перед пламенем. Почтенный аббат Герберт, который постоянно носил Крест Господень сбоку от короля, рассказывал, что никогда не видел ни снега, ни дождя более густых, чем та туча стрел, которая тогда была выпущена против короля. Однако, увидев драгоценное древо, враги забыли о стрелах и об оружии и все искали защиты в бегстве. В те дни была столь сильная смертность, что в Иерусалиме каждый день выносили до 300 трупов, а в Яффе в течение нескольких дней могилами покрылось огромное поле. Итак, в то время как [крестоносцы] после победы грабили лагерь и добычу, от жителей Яффы прибыл гонец, который сообщил, что город осаждён с суши множеством всадников, а с моря - 42 кораблями. Тут же нагрузив себя добычей, а остальное предав огню, они спешат на помощь осаждённым. После столь яростного вторжения врагов, таких несчастий в виде нужды и мора праздник рождества Богородицы, который они начали в тот день с такой печалью, они решили завершить с величайшим ликованием. А на следующий день 30 кораблей доставили им великое изобилие хлеба и прочих припасов вместе с пилигримами, коих насчитывалось до 12 000. Когда вражеский флот попытался на них напасть, то был остановлен силой святого Креста, который, в то время как нельзя было оказать никакой реальной помощи, был поднят ввысь по приказу короля, так что никакими усилиями, никаким искусством нельзя было сдвинуть с места хотя бы один из столь многих кораблей, что привело в изумление как язычников, так и христиан.