Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга I (сборник)

Из длинного рассказа он уже успел понять, что Джеймс был не кем иным, как сыном Терезы Грей. Так странно было об этом думать. Казалось, что этот мальчик и его друг стоят вот здесь, совсем рядом. Джеймс Саймону очень понравился. И Тесс, конечно, тоже.

И хотя постепенно пробуждающиеся воспоминания подсказывали, что он далеко не всегда хорошо относился к Джейсу Эрондейлу, – сейчас этот высокомерный блондин Саймону все-таки нравился.

Катарина закатила глаза – так сильно, что Саймону почудилось, будто они скрипнули в глазницах.

– Нет, Саймон. Академия выгнала Джеймса Эрондейла за то, что он был не таким, как все. И людям, которые его любили, пришлось последовать за ним до самого конца. Заметь, что тем, кто вышвырнул его, все-таки пришлось перестраивать целое крыло этой их драгоценной Академии.

– Угу, – согласился Саймон. – Простите мне мою непонятливость, но в чем мораль этой истории? «Вали, вали отсюда, и как можно быстрее»?

– Может быть, – не стала спорить Катарина. – А может, мораль – «доверяй своим друзьям». А может – «важно не то, что люди делали раньше, а то, что мы сегодня стремимся добиться успеха». А может – «ты должен разбираться со своими проблемами сам». Неужели ты думаешь, что все уроки так легко понять? Не будь ребенком, светолюб. Ты больше не бессмертный. У тебя просто нет времени, чтобы тратить его впустую.

Саймон расценил ее слова как разрешение уйти, и торопливо запихал книги в сумку.

– Спасибо за рассказ, мисс Лосс.

Он бросился вниз по лестнице и выскочил на улицу, но, конечно, уже опоздал. Как будто он заранее знал, что опоздает.

Саймон успел сделать всего лишь несколько шагов от двери, когда увидел отстой. Студенты-простецы рука об руку возвращались в Академию – усталые, грязные, слегка покачивающиеся на газоне тренировочной площадки. Впереди шла Марисоль, под ручку с Джорджем. Вид у нее был такой, словно кто-то попытался выдрать девушке все волосы.

– Где тебя носило, Льюис? – крикнула она. – Хоть бы было кому нам поаплодировать. Мы победили!

На некотором отдалении от них брела элита. Джон казался совершенно несчастным, и вид его наполнил душу Саймона глубоким удовлетворением.

«Доверяй своим друзьям», – сказала Катарина.

На занятиях он мог бы выступать от лица всех простецов – и его наверняка никто бы не одернул. Но куда важнее было, чтобы Джордж, Марисоль и Сунил тоже могли говорить за себя безо всяких помех. Саймон не хотел, чтобы они потерялись в его тени только потому, что все считают его особенным, не таким, как другие простецы, бывшим светолюбом и бывшим героем. Они все хотят стать героями – и прекрасно могут с этим справиться без него.

В истории, рассказанной Катариной, скрывалось еще кое-что, о чем Саймон догадался только сейчас.

Эту историю она слышала от своего погибшего друга Рагнора Фелла.

Катарина слушала истории своих друзей, точно так же как Джеймс Эрондейл слушал истории своего отца. А если есть кому рассказывать услышанную некогда историю, снова и снова, – значит, тот, от которого ты ее впервые услышал, не потерян. Значит, он жив в твоей памяти – и в памяти тех, кто тебя слушает.

«Наверное, стоит написать Клэри письмо, – думал Саймон, – как я написал Изабель». Наверное, стоит поверить, что она действительно его любит, несмотря на то, сколько раз он ее подводил. Наверное, он уже готов услышать рассказ – о себе самом и о ней.

Потому что он не хотел потерять друга.

Саймон как раз писал письмо Клэри, когда в комнату, вытирая волосы полотенцем, ввалился Джордж. Похоже, он все-таки рискнул принять душ в подвальной ванной.

– Привет, – сказал Саймон.

– Эй, а где тебя носило, пока мы играли? – спросил Лавлейс. – Я уж решил, что ты не вернешься, и мне придется водить дружбу с Джоном Картрайтом. Но поскольку мысль о дружбе с Джоном повергла меня в отчаяние, я решил отыскать одну из лягушек, которые у нас тут обитают. Да-да, не спорь, они тут водятся. Я бы надел на нее маленькие лягушачьи очочки и назвал Саймоном 2.0.

Саймон пожал плечами, не совсем уверенный, стоит ли на это что-то отвечать.

– Катарина задержала меня после лекции.

– Ты смотри, поосторожнее там с ней. А то, сам знаешь, слухи у нас тут расползаются на раз-два, – посоветовал Джордж. – Только не подумай, что я тебя осуждаю. Она такая… лазурно-очаровательная.

– Катарина рассказала мне длинную историю о молодых Сумеречных охотниках и о парабатаях. Что ты вообще думаешь об этой штуке… в смысле, о парабатаях? Руна парабатаев похожа на браслет дружбы, который ты никогда не сможешь снять.

– Думаю, что звучит неплохо, – отозвался Джордж. – Хотел бы я, чтобы кто-нибудь всегда прикрывал мне спину. Чтобы я всегда мог рассчитывать на него, когда этот страшный мир становится еще страшнее.

– Звучит так, словно у тебя уже есть кандидатура на эту роль.

– Вообще-то есть. Я бы хотел, чтобы это был ты, Сай, – неуверенно улыбнулся Джордж. – Но я знаю, что ты бы не согласился. И точно знаю, кого бы ты выбрал. Так что все в порядке. Лягушка-Саймон все равно никуда не денется, – задумчиво добавил он. – Хотя я не уверен, что Сумеречным охотникам он подойдет.

Саймон рассмеялся шутке, смягчившей неловкий момент.

– Ну, как тебе здешний душ?

– У меня для тебя есть одно слово, – ответил Джордж. – Печальное, очень печальное слово. Песчаный. Но мне все-таки пришлось принять этот душ. Я просто лопался от грязи. Наша победа поразительна, но какой ценой она нам далась! Почему все Сумеречные охотники такие гибкие, Саймон? Почему?

Джордж продолжал жаловаться на чрезмерный энтузиазм Джона Картрайта, к которому, по счастью, прилагалось абсолютное неумение играть в бейсбол, но Саймон его уже не слушал.

Я точно знаю, кого бы ты выбрал.

Очередное воспоминание вспыхнуло в мозгу, как это иногда случалось, словно Саймона ударили ножом. «Я люблю тебя», – сказал он тогда Клэри. Потому что думал, что скоро умрет. И хотел, чтобы это оказались последние его слова перед смертью. Самые правдивые слова на свете, которые Саймон мог сказать.

Все это время он думал о двух своих возможных жизнях; в действительности же никаких двух жизней у него никогда не было и не могло быть. Он помнил только одну настоящую жизнь, с настоящими воспоминаниями и настоящим лучшим другом. Помнил детство, когда они с Клэри, взявшись за руки, переходили через дорогу. Помнил последний год, когда Джейс спас ему жизнь, когда он сам спас жизнь Изабель и когда рядом была Клэри. Клэри. Всегда Клэри.

Другая жизнь, так называемая нормальная, в которой не было места лучшим его друзьям, – фальшивка. Она напоминала огромный гобелен, изображавший сцены из его жизни, сотканные из нитей всех цветов радуги, за исключением только одной, самой яркой.

Саймону нравился Джордж, нравились все новые друзья, которые появились у него в Академии, но… Но Джордж – не Джеймс Эрондейл. И он, Саймон, не станет отказываться от старых друзей ради новых.

Ведь настоящие друзья у него были всегда. Еще до того, как он тут оказался.