Хроники Хокмуна. Рунный посох

Рыцарь казался выше любого из присутствующих и был одет в доспехи черного и золотого цветов. Рыцарь поднял руку и указал на Тоузеа:

— Отдайте герцогу это кольцо.

— Это же стекляшка, ничего особенного…

Д'Аверк сказал:

— Он упоминал какие-то кольца. Значит, кольцо перенесло его сюда?

Тоузе все еще колебался. От волнения и выпитого вина лицо его приняло глупое выражение.

— Говорю вам, это стекло, дешевая безделушка…

— Приказываю тебе именем Рунного Посоха! — грозно прокричал Рыцарь.

Драматург-неудачник нервно снял кольцо и бросил на каменный пол. Д'Аверк поднял его и, повертев в пальцах, сказал:

— Это хрусталь, а не стекло. Что-то он мне напоминает…

— Оно сделано из того же минерала, что и машина, которая перенесла вас сюда, — сказал Рыцарь. Он поднял руку в латной рукавице — на среднем пальце блестело такое же кольцо. — И оно обладает теми же свойствами — может переносить человека в иные измерения.

— Я так и думал, — сказал Хокмун. — Не сила ума перенесла сюда этого писаку, а кусок хрусталя. Ну, Тоузе, теперь-то уж точно я тебя повешу! Где ты достал перстень?

— У одного человека… Майгана из Лландара. Клянусь, это правда! У него много таких… и он может еще сделать! — закричал Тоузе. — Не вешайте меня, умоляю. Я скажу, где найти старика.

— Да уж, извольте, — задумчиво сказал Богенталь. — Мы должны добраться до него раньше Темной Империи. Он и его секреты будут принадлежать нам — для нашей же безопасности.

— Что? Так мы отправляемся в Гранбретанию? — удивленно спросил Д'Аверк.

— Боюсь, это необходимо, — объявил Хокмун.

Глава 4 ФЛАНА МИКОСЕВААР

Флана Микосеваар, графиня Канберийская, поправила сплетенную из золотых нитей маску и огляделась. От пестро разодетых гостей рябило в глазах.

Оркестр в центре бальной залы играл быструю, сложную мелодию — одно из последних произведений Лондена Джона, величайшего композитора Гранбретании, почившего два века тому назад.

Графиня носила богато украшенную маску Цапли, которая сверкала тысячами граней редких драгоценных камней. Тяжелое парчовое платье переливалось всеми цветами радуги. Будучи вдовой Азровака Микосеваара, погибшего от меча Дориана Хокмуна в первой битве за Камарг, Флана Канберийская не оплакивала супруга и не держала зла на его убийцу. В конце концов, он был ее двенадцатым мужем, и, хотя любовные утехи этого злого, кровожадного человека долгое время доставляли ей удовольствие, но после того, как он отправился на войну с Камаргом, Флана, разумеется, не стала вести жизнь затворницы. Поэтому образ графа быстро потускнел в ее сердце — впрочем, как и воспоминания о многих других любовниках: Флана была ветреной натурой.

Она привыкла к тому, что мужья и фавориты, как только начинают надоедать, немедленно исчезают со сцены. Однако, повинуясь скорее инстинкту, нежели соображениям морали, она не прибегала к убийству наиболее влиятельных из них…

Это вовсе не означало, что графиня не знала любви. О, Флана могла любить страстно, беззаветно… просто ее не хватало надолго. И слово «ненависть» было для нее таким же пустым звуком, как и слово «жалость».

Женщина с грацией дикой кошки и холодной душой паука… Многие мечтали отомстить ей — за отравленного брата, за уведенного мужа (и, несомненно, отомстили бы, не будь она двоюродной сестрой императора Хаона — бессмертного монарха, пребывающего в чреве Тронной Сферы); другие видели в ней лишь единственную живую родственницу короля и хотели использовать в своих интересах — ведь она могла стать императрицей в случае гибели Хаона…

Флана не подозревала о плетущихся вокруг нее заговорах. Впрочем, узнав о них, она бы и глазом не моргнула — какое ей дело до чужих забот, если они не приносят наслаждения, не облегчают странное томление духа, в котором она сама не может разобраться? Многие подкупали слуг, чтобы только увидеть Флану без маски — в надежде узнать тайну ее обаяния. Но прекрасное лицо графини — чистое, с чуть впалыми щеками, с большими золотистыми глазами — неизменно хранило загадочное, отрешенное выражение и скрывало куда больше, чем маска.

Музыка смолкла. Разноцветные пятна одежд задвигались. Гости поднимались со своих мест. Изящные женские маски собрались вокруг воинственных шлемов, скрывающих лица владык Гранбретании.

Графиня не двинулась с места. Издалека она узнавала многих мужчин по их маскам, и среди всех выделялась маска Мелиадуса — магистра Ордена Волка, который был ее мужем пять лет тому назад и не так давно развелся с ней (чего Флана даже не заметила). Был в зале и Шенегар Тротт — в серебряной маске, пародирующей черты его собственного лица; он возлежал на подушках, в окружении нагих рабынь с опахалами. Был там и Пра Фленн, герцог Лаксдежский, которому едва исполнилось восемнадцать, но который уже покорил десять городов; он носил маску Дракона. Флана знала и остальных — всех этих великих полководцев, вернувшихся, чтобы отпраздновать победу, поделить завоеванные земли, и принять поздравления от своего Императора… Воины громко смеялись, когда к ним приближались дамы, и только Мелиадус стоял в стороне, беседуя со своим зятем Тарагормом, хозяином дворца Времени, и Каланом Витальским, магистром Ордена Змеи, главным придворным ученым. Флана чуть не прыснула от смеха, ибо Мелиадус всегда недолюбливал Тарагорма.

Глава 5 ТАРАГОРМ

— Ну, братец Тарагорм, как поживаешь? — с преувеличенной сердечностью спросил Мелиадус.

— Хорошо, — коротко ответил женившийся на сестре барона Тарагорм, недоумевая, почему вельможа заговорил с ним — ведь всем было известно, что Мелиадус очень ревновал Тарагорма, сумевшего добиться расположения его сестры. Тарагорм высокомерно вздернул подбородок, и его маска тяжело качнулась. Она была сделана в виде гигантских часов из бронзы, покрытой эмалью, с жемчужным циферблатом и серебряными стрелками; коробка с маятником спускалась на широкую грудь Тарагорма, сквозь голубоватое стекло виднелся качающийся золотой маятник. Часы были снабжены сложным механизмом балансировки, приспособленным к шагу Тарагорма. Они били каждые час, полчаса и четверть часа, а в полночь и в полдень исполняли первые восемь тактов «Антипатий Времени» Шеневена.

— А как поживают твои часы? — продолжал в той же несвойственной ему дружелюбной манере Мелиадус. — По-прежнему тик-так, тик-так, а?

Тарагорму понадобилось некоторое время, чтобы понять — его шурин пытается шутить. Он промолчал. Мелиадус откашлялся.

Из-под маски змеи донесся голос Калана:

— Лорд Тарагорм, я слышал, ты проводишь эксперименты с машиной, которая может перемещать предмет во времени. А я, кстати, построил двигатель…

— Брат, я хочу расспросить тебя об этих экспериментах… — перебил его Мелиадус. — Насколько они успешны?

— Достаточно успешны, брат.

— Ты уже можешь путешествовать во времени?

— Нет, для людей это пока неосуществимо.

— Так вот, мой двигатель, — тем временем бесцеремонно продолжал барон Калан, — может нести корабли с огромной скоростью на гигантские расстояния. Теперь мы сможем завоевать любую страну на Земле, как бы далеко она ни находилась…

— Когда же будет получен окончательный результат? — спросил Мелиадус, наклоняясь к Тарагорму. — Когда человек сможет путешествовать в прошлое и будущее?

Барон Калан пожал плечами и отвернулся.

— Я должен вернуться в лабораторию, — сказал он. — Император убедительно просил меня как можно быстрее завершить работу. Всего доброго, милорды.

— Всего доброго… — равнодушно ответил Мелиадус. — А теперь, брат, ты должен подробнее рассказать мне о своей работе. Может быть, покажешь, чего ты уже достиг?

— Слушаю и повинуюсь, — улыбнулся Тарагорм. — Но моя работа засекречена. Я не могу привести тебя во дворец Времени без разрешения Короля. Спроси у него.