Хроники идиотов

— Рабочий день заканчивается в 19.00. С этого времени и до полседьмого я волен делать все, что мне заблагорассудится.

— А приходите после семи в мой кабинет…

Карусель неприятностей начинала вызывать понятную тошноту – как и всякая карусель, с которой переусердствовали.

Когда доставучего капитана, в очередной раз явившегося качать законные права, все же удалось выпроводить, у майора оставалось совсем немного времени. Она сделала несколько звонков, подписала кипу бумаг (из которых добрая часть была рапортами Эфлы, докладывающими о вопиющих нарушениях) и сделала строгое внушение в очередной раз перегнувшему палку доктору Воронову. С ним, этим доктором, всегда была масса проблем. Отличный специалист, золотые руки, он, при всех своих достоинствах, обладал отвратительным характером. Склочный, мелочный, эгоистичный, он не раз доводил пациентов до нервного срыва – так что ему старались сплавить тех, кто находится без сознания, и были не в состоянии с ним общаться. Ко всему прочему, Сергей Александрович полагал свои двадцать восемь лет наилучшим возрастом, чтобы подкатывать ко всем интересным особам – обоих полов. Воронов любил и умел издеваться над людьми, затрагивая их моральные ценности, но так аккуратно, что его невозможно было поймать за руку. Единственный из всего штаба человек, кто относился к нему дружественно – это была капитан Рина Рысева. Лояльнейший сотрудник ИПЭ, и человек крайне мягкий и доброжелательный, она искренне полагала, что «Сереженьке» просто надо почувствовать рядом дружеское участие. Потому как если и она от него откажется, ему и вовсе некуда идти будет, кому он, такой вредный, нужен…

Именно Рина и завербовала его не так давно в Институт, где отличного специалиста быстро пристроили в медчасть.

Вербовка Воронова сама по себе осталась на памяти секретаря ИОО историей неприятной. Дело началось с того, что Рине надо было раскопать какой-то незаконный ритуал у оборотней. Постепенно, по ниточке, всплыл и Воронов – несколько лет назад у него был роман с одной из девиц в стае, результат которого теперь активно нервировал ИПЭ. Брошенная мать заключила контракт с демоном, дабы отомстить. Ребенок попал, как кур во щи, и закончится, могло бы все печально, кабы не Рина и еще не Бэльфегор из 414-й. Теперь же семилетний Игорь, носивший фамилию матери – Приходько – был усыновлен капитаном Рысевой, а Бэла звал «дядей». Именно за посиделки втроем на штабной квартире 660-БТ, ячейки Рины, и настрочил недавно рапорт капитан ан Аффите.

После того, как за доктором закрылась дверь, у секретаря ИОО совсем не было времени, чтобы толком подготовится — смс от генерала Шафрана сообщило, что “Охрана агента Орловой прибыла и ждет допуска”.

Орлова! Вот тоже еще докука на ее голову. Нет, Ирина Валерьевна очень хорошо относилась к научному сотруднику Орловой — замечательный химик, изобретательница множества самых необходимых препаратов, а то и амулетов (ведь именно она изобрела «вторую жизнь»!), но в жизни совершенно несамостоятельная личность. Говорила Леночка всегда полушепотом, и в случае опасности пряталась немедленно под стол. Маленькая, худенькая, совершенно бесцветная блондинка, стриженая «под Одри», света белого не видящая за своей работой в лаборатории. Леночка считалась подчиненной генерала Шафрана по очень простому ранжиру: Петр Павлович – глава оборотней-люпусов по стране, а Елена – как раз из них. Она долгие годы проработала в одном из центральных штабов, пока не повстречался на ее жизненном пути капитан ан Аффите, за которым Елена немедленно и увязалась. Кажется, ее совершенно не интересовал такие моменты, как те, что объект ее восхищения не совсем жив, и что они принадлежат к разным стаям: люпусов и бастетов. Для Орловой это был почти что конфликт Монтекки и Капульетти, не больше и не меньше. Именно потому она, заслышав, что капитан переводится в другой штаб, немедленно подала заявление и о своем переводе тоже. Джарская не знала, смеяться ей, или плакать. Представить эту колоритную парочку: агрессивного, злобного, несдержанного на слово Эфлу, и тихоню паиньку Леночку вместе у Ирины фантазии не хватало...

Допуск, тем не менее, был выдан, и Джарская поспешила принять строгий вид. Вообще-то, он и так был не особо располагающим к вольностям, но в таком деле, как это, не грех и палку перегнуть.

Из коридора вскоре раздались размерные шаги, дверь открылась, и майор Джарская внезапно словно перенеслась на десяток лет назад.

Мастера Лютича, сотрудника Аналитического Отдела, она знала хорошо. Он не раз подавал ей сводки по прогнозам, и пожаловаться на него Джарская не могла бы, даже если бы имела такое желание. Мастер Лютич был склонен к скрупулезному и дотошному получению результатов без специальных на то санкций, однако еще не было случая, чтобы от этого Институту было хуже. Мастера Лютича периодически требовал за это на ковер ИОО, так что он был частым гостем в ее приемной — иногда высоченная и худющая фигура проходила мимо ее стола раз надцать за день. ИОО, вообще по жизни человек со странностями, вел с мастером какие-то свои, неясные дела. Временами Джарской казалось, что она ходит на работу для красоты: целыми днями она могла гонять чаи и подпиливать ногти, пока Лютич фланировал из архива в архив по поручениям ее начальника. Иногда он пропадал чуть ли не на месяц-два, и ни слуху от него, ни духу не было. А потом случился небольшой апокалипсис их личной ИПЭ-шной вселенной, и такой надежный аналитик внезапно превратился в наемника.

И вот, теперь этот наемник стоял на пороге ее кабинета. Майор в который раз вгляделась в его изуродованное лицо. А ведь когда-то... Чего греха таить, ведь когда-то он был даже красив, какой-то правильной, каноничной красотой арийской статуи. И она, тогда еще не майор — звание ей дали за одно на редкость паскудное дело — нередко вспоминала его ночами. Но вылетевшее слово не воробей — когда-то сказанное, оно теперь вольно пролетало над ее жизнью, то и дело поклевывая в темечко. Она тогда поздновато поняла, что рассудительный и никогда не вызывавший ее пламенного гнева аналитик попросту не способен на что-то большее, чем качественная, плодотворная работа. Так что, можно сказать, обкаркала себя сама, как тот придурок-некромант, на которого вечно катит бочку Эфла, и фамилия которого снова вылетела у нее из головы.

– Это вы, что ли, охрана агента Орловой?

– Да — глухим холодным голосом откликнулся Вонтола.

– Вы можете рапортовать мне о выданном задании?

– Это не оговорено условиями контракта

– Что входит в ваши функции?

– Охрана агента и переданного ей груза, отслеживание и нейтрализация любых элементов, могущих препятствовать заданию.

– Когда вы приступаете к выполнению?

– Немедленно после отправки..

Майор снова смерила долговязую фигуру взглядом, прикидывая, как бы подобраться к интересующим ее вещам. Внезапно, ее осенило:

– Могу ли я присутствовать при отбытии?

– Это не запрещено.

– О-очень хорошо — довольно кивнула она — Тогда я еду с вами... куда вы сказали? — он промолчал. Она вздохнула.

– Откуда завтра происходит отправка агента Орловой?

– С центрального железнодорожного вокзала.

– Я непременно буду — зловещим тоном пообещала майор. Вонтолу ее тон не впечатлил. Он продолжал стоять ровно, словно явился не отвечать на вопросы работодателя, а на расстрел. Его равнодушный взгляд тоже не тянул на подсказку, что майору Джарской делать дальше. Она прокашлялась. Казалось, будто в ее горле бегают небольшие шаровые молнии.

– Вы свободны — объявила она. Наемник повернулся к ней спиной, затянутой в черную кожу, и скрылся за дверью. Только после этого майор сообразила, что на протяжении всей беседы Волк не назвал ни одного числового показателя по своему заданию.

На вокзале она была ранее назначенного времени. Подъехал поезд, стали понемногу собираться перед ним люди, а долгожданной Орловой все не было. Майор уже почти готова была потерять терпение, когда, наконец, заприметила в конце платформы странную процессию. Заприметить их, впрочем, было несложно: асассин возвышался над прочими людьми, как дерево над травой, и его было видно издалека.

Впереди семенила, прижимая к груди сумочку, сама младший лейтенант. Глаза испуганно округлены, губы сложены наподобие буквы “о”, побелевшие от напряжения руки почти трясутся. Но при этом во взгляде — решимость и непреклонное желание сделать по-своему.

Следом за ней, на расстоянии ровно в метр, следовал Волк — спокойно, бездушно, словно был не человеком, а боевой машиной. За его спиной угадывались прочие сопровождающие — знакомые ей в лицо, но редко по именам. Впрочем, эти знакомые лица изрядно вытянулись, когда их обладатели увидели Джарскую как раз напротив нужного вагона. Представительный красавец, смахивающий на гусара из старого фильма, с подозрением посмотрел на наемника, но промолчал. Зато идущий с ним рядом желчный сухопарый дядька пробурчал:

– Твоя работа, душегуб?

Вонтола медленно обернулся в сторону говорившего — Джарской даже показалось, будто она слышит, как поскрипывают шестерни — и ответил равнодушно:

– В контракте не указывалось, что требуется соблюдать тайну информации относительно высшего командного состава организации.

Теперь желчный дядька прожег недовольным взглядом гусара, и тот злобно нахмурился. Агент Орлова, за чьей спиной совершалось все действо, ускорила шаг, приближаясь к майору.

– До-доброе утро, Ирина Валерьев-вна... – полу-прошептала она, и залилась румянцем.

– Значит, едешь? — не ответила на приветствие Джарская — Из-за своих изобретений? Или все же из-за него?..

– Я... нет... Это не то, что... Ирина Ва-валерьевна, я...

– Что хоть везешь?

– Вас это не касается! — довольно резко отрубил строгий сопровождающий

— Это внутренние дела стаи, вы не имеете права...

– Не имею, не имею — протянула Джарская, в которой внезапно родилось дурашливое желание попугать этих напыщенных ослов — Но это ж я, а вдруг ваши противники-бастеты решат провести ревизию по пути, а?— Женщина тихонько засмеялась, довольная вызванным переполохом. Сопровождающие заволновались, потом подала голос хорошенькая шатенка, постоянно морщившая носик: