Хроники империи, или История одного императора

В течение всего разговора Илис, не переставая, мучилась любопытством: что же все-таки Грэм прячет под перчатками? Снимать он их явно не собирался. Окончательно отчаявшись, Илис пошла напролом:

— Грэм, у тебя руки болят?

— Ты про перчатки? — спросил Грэм и без дальнейших разговоров снял правую перчатку и протянул руку Илис. Та посмотрела и ахнула. Только теперь она припомнила давние слова старого касотского лекаря: "у мальчика изуродованы руки". Руки и впрямь были изуродованы чудовищно. Невероятным казалось, что пальцы еще повинуются своему хозяину. Словно в доказательство Грэм медленно сжал и разжал пальцы; лицо его при этом мелко подергивалось.

— Больно? — шепотом, обмирая, спросила Илис.

— А ты как думаешь? — отозвался Грэм, надевая перчатку обратно. — Но я уже почти привык.

Илис усомнилась в его словах, но спорить не стала. Сказала с горечью:

— Почему ты не рассказал Бардену все с самого начала? Твое признание никому не навредило бы, он и без того все уже знал…

Смерив Илис пристальным недобрым взглядом, Грэм ответил:

— Не рассказал, потому что дурак был… А Барден, говоришь, все знал? И откуда, позволь спросить?

Разговор повернул в опасную сторону. Открой Илис роль, которую она сыграла в истории с медейским принцем, и разразилась бы буря. От Грэма, в его нынешнем раздраженно-злобном состоянии, можно было ожидать сколь угодно буйной вспышки. Илис захотелось немедленно увести Грэма от скользкой темы, отвлечь его и отвлечься самой от всего, что было связано с прошлым. Преувеличено бодрым тоном она заявила:

— Послушай, Грэм, я хотела навестить кое-кого из старых знакомых; ты не составишь мне компанию?

— Ночью? — с подозрением спросил Грэм.

— А что такого? Они и ночью будут рады меня видеть.

— Хм. Ну, хорошо…

Прогулка по Карату завершилась перед самым рассветом. Несмотря на то, что Грэму было уже откровенно невмоготу, он мужественно держался галантным кавалером и проводил Илис до самого порога дома Брайна. Прощаясь, Илис заглянула ему в глаза и сказала серьезно:

— Спасибо за компанию. Я была очень рада тебя видеть.

— Взаимно, — глухо отозвался Грэм.

— Я останусь у Брайана на какое-то время. Мы еще увидимся? Ты зайдешь?

— Зайду.

Терзаемая слабыми угрызениями совести при виде его воспаленных глаз и запекшихся губ, Илис еще помедлила и спросила:

— Ты хорошо себя чувствуешь? Выглядишь неважно.

— Это скума, — сказал Грэм равнодушно. — Днем будет хуже.

Илис передернуло от его слов и от его тона.

— Ох, Грэм, Грэм… Бросал бы ты эту гадость, а?

— До свидания, Илис.

Проговорив это, Грэм отвесил небрежный, истинно княжеский поклон, развернулся и через полминуты растворился в предрассветной тьме. Илис печально вздохнула и вошла в дом, где на нее тут же накинулась Джем, растрепанная со сна и почти раздетая. В белой ночной рубашке, с распущенными по плечам апельсинными волосами, она походила на бледного ночного призрака.

— Ты почему не спишь? — удивилась Илис.

— Это был он? — умоляюще глядя на нее, прошептала Джем. — Грэм? То есть, я хотела сказать — мастер Соло?

— Да…

— Он здоров? У него ничего не случилось?

— Успокойся, Джем, все в порядке, — ответила Илис, удерживая ее за плечи. Джем порывалась пробраться к окну, чтобы высмотреть во тьме так волнующего ее человека.

— А где вы были? — вдруг ревниво спросила девушка, заставив Илис улыбнуться.

— Предавались воспоминаниям. Пойдем-ка по постелям, пока твой отец не застал нас тут в неурочный час. Мне это ничем не грозит, а тебя он замучает вопросами. Пойдем.

Джем тяжко вздохнула, но позволила увести себя в спальню. Уложив ее, как маленького ребенка, Илис добралась до собственной постели и без сил повалилась на нее, но вместо того, чтобы заснуть, стала обдумывать родившийся у нее в голове план.

* * *

Публичное выступление Бардена, посвященное его отречению от престола, стало великим потрясением как, в частности, для приближенных к нему людей (в особенности для магиков), так и для империи и остальных материковых королевств в целом. В сознании каждого, кто хотя бы в малой мере интересовался политикой, империя Касот была неразрывно связана с личностью Бардена. Даже, можно сказать, слита с ней.

Для Марка разделение образов империи и отца происходило особенно мучительно. С самого детства он воспринимал отца сначала как правителя и только потом — как родного по крови человека.

Он — да и никто — не осмелился спросить императора о причинах его решения. Впрочем, один человек все же осмелился. Альберт, ошеломленный не меньше прочих — кому, как не ему была известно невероятное властолюбие Бардена, — все-таки спросил. Ответ поражал краткостью и банальностью: "Устал", — сухо бросил император, и других объяснений не последовало.

Но охватившая царедворцев нервозность быстро прошла, стоило им осознать, что отныне им придется иметь дело с Марком. Никто не сомневался в твердости духа Марка и его способности управлять империей — эти качества он уже доказал ранее. Острый, — хотя и склонный более к делам военным, — ум, крепкая воля, приобретенный на поле боя и в кабинете за письменным столом немалый опыт — все делало Марка прекрасным правителем. Бардену было восемнадцать, когда он самолично возложил на свою голову королевский (тогда еще) венец. Никакого опыта в управлении королевством у него не имелось, однако же он прекрасно справился. Марку, которому в скором времени предстояло принять императорскую корону, исполнилось двадцать восемь, и меньших свершений от него, разумеется, не ждали.

Он и сам знал обо всех своих достоинствах и не собирался приуменьшать их, но до самого дня коронации пребывал в угнетенном состоянии духа. С детства его приучали к мысли, что рано или поздно он встанет во главе империи, и вполне приучили; но никогда он не думал, что произойдет это при жизни отца. Да и кто мог подумать? Барден правил твердой рукой; империя была его созданием, его детищем, и невозможно было представить, что он по доброй воле откажется от нее.

Его отречение сильнее всего обеспокоило, пожалуй, магиков, которые одни оставались в состоянии нервного ожидания. Смена власти особенно серьезно могла сказаться на положении гильдии. До сих пор Марк никак не вмешивался в дела братства Гесинды, но предугадать политику молодого императора в будущем было нелегко. Оставалось надеяться, что он не станет ломать то, что с таким трудом и искусством было построено Барденом и не примется снова распихивать магиков по башням.

Марк и сам толком не знал, что ему делать с магиками. Он предпочел бы и дальше оставаться в стороне от их дел, но это было невозможно. Нельзя было оставлять без контроля такую могучую силу. И в скором времени, как предчувствовал Марк, ему предстояли свести близкое знакомство с неприятными ему и несколько пугающими братьями Гесинды. Сближение должно было облегчить разве то, что гильдию по-прежнему возглавлял Илескар, которого Марк знал с детства и который всегда относился к принцу ласково.