Хроники старого мага
Шрифт:
Закончив перепись заклятий из второй книги, я какое-то время сидел расслаблено и наслаждался своей маленькой победой. Именно в этот момент и прозвонил гонг, призывающий на ужин. Уже? Но ведь я только начал? Или уже давно? Я поднялся и огляделся. А где я? Вернувшись в наш мир, я на некоторое время потерял ориентацию и чувство реальности, своё местоположение в пространстве. И только спустя некоторое время ко мне вернулось чувство реальности. Я осознал нелепость положения, в котором оказался. Мне стало смешно. Именно в этот момент меня поразил сильный истеричный смех. Я смеялся до колик в животе. Всякий раз, когда я пытался остановиться, мне на глаза попадался тот или иной предмет, вызывавший у меня новый приступ смеха. И так продолжалось некоторое время. Напряжение, которому я подверг своё тело, нашло выход. Мой разум сам боролся с перегрузкой, пытался сохранить равновесие психики. Мне стало ясно, что надо выйти, прогуляться. Не для того, чтобы наесться, для смены обстановки. Нужно остудить свой перегруженный мозг. Да, времени мало. Но спалив свой мозг, я не принесу пользы, ни людям, ни себе. Убрав палочку в тайник и заперев башню, я отправился в столовую. Я пытался двигаться медленно, стараясь запомнить каждый свой шаг. И всё равно. Путь в столовую, ужин и путь в лазарет не задержались в моёй памяти. Моё появление в лазарете напугало находящихся там тётю Веру, Аликс, Назара и Алкиму. Лазарет был забит больными и легкоранеными, но от моей помощи отказались. Мне сказали, что я похож на бледную тень и, с руганью,
Оказавшись в своей комнате, я не мог вспомнить, запер я входную дверь или нет. Быть пойманным на незаконной деятельности даже во благо людей мне не улыбалось. Поэтому, для надёжности, я наложил закрывающее заклятие на входной люк. Только после этого я раскрыл тайник и приступил к работе. Осталась последняя книга «Трансфигурация». Эта книга пополнила кристалл заклятиями связывания противника верёвками и разрезания пут, заклятиями наложения шины и сращивания сломанных костей, заклятиями уменьшения размеров предметов и увеличения размеров предметов, заклятия создания дубликата предмета и исчезновения предметов, заклятие, создающее на глазах противника повязку. Дополнительно я записал такие сложные и редкие заклятия как заклятие создание голема, заставляющее статуи и доспехи оживать и двигаться, и заклятие, заставляющее оживших големов атаковать указанного противника, заклятие строительства, позволяющее по определенной схеме возводить строения. Когда я закончил, на улице было совершенно темно. Меня шатало, и комната плыла вокруг меня. На улице гонг прозвонил полночь. Уже? Я закончил? Не всё, но камень, судя по всему, почти полон. Заглядывая в него, я видел себя как бы в шаре из листов пергамента, который вращался вокруг меня. В этом шаре практически не было пробелов. Мог ли шар расшириться? Мне это не известно. Своего я добился — заклятия записаны. Осознание окончания работы накатило на меня сильной усталостью. Мне стало ясно, что спрятать палочку обратно в тайник уже не могу. И решил оставить всё на столе. Утро вечера мудренее. Пора ложиться. Я затушил фонарь. При свете растущего месяца, чей свет падал через окно, я, держась за край стола, добрался до кровати и буквально упал на неё. Раздеваться не было сил. Обряд расслабления не потребовался. Едва коснувшись постели, я провалился в глубокий сон. Сегодня, много лет спустя, мне с трудом верится, что я, за один длинный день, сумел переписать на носитель столько заклятий. В нормальных условиях, три-четыре заклятия, перенесённые на носитель, полностью выматывали меня морально. Конечно, я понимаю, что страх, угроза гибели подстегнули меня и мой мозг. Это придало мне сил, позволив в столь короткий промежуток времени совершить такую большую работу. И всё равно вспоминается это как нечто нереальное.
Глава 9
Меня разбудил звук гонга. Лёжа в постели поверх одеяла и будучи полностью одетым, я долго не мог сообразить, где и зачем нахожусь. Память возвращалась медленно. Сказывалась моральная усталость. Тело отказывалось слушаться. Я был морально и физически истощён. С новой силой заболели ещё не зажившие синяки и ссадины по всему телу. Состояние было ужасным, хотелось снова погрузиться в сон, дать телу отдых и ни о чём не думать. Моё сознание плавало на грани сна и бодрствования. Где-то там остатки моей воли пытались пробудить меня и поднять из постели. Одновременно мысли об отдыхе и мысли о дисциплине, о боли и необходимости движения, о восстановлении и разумности совмещались в моей голове и плавали там, сменяя друг друга. Так продолжалось до тех пор, пока в мою голову не прокрались мысли об опасности, угрозе жизни и начавшейся войне. Только после этого я ощутил острую необходимость шевелиться, сделать всё возможное, для выживания своего и людей, окружающих меня. Эта мысль заставила меня выбраться из постели. Движение далось мне большой ценой. Тело взорвалось болью. Казалось, заныли все синяки на моём теле одновременно. В глазах плавали красные круги боли. Какое-то время я осмысливал своё состояние, стоя на карачках, упираясь в поверхность кровати всеми четырьмя конечностями и потрясая головой, отгоняя гул в голове. Мне потребовались значительные усилия воли и мускулов, чтобы спустить одну ногу с кровати на пол. А спустя некоторое время, когда туман боли слегка рассеялся, мне потребовалось столько же усилий, чтобы опустить на пол вторую ногу. Теперь я стоял на ногах, вот только руками я по-прежнему держался за кровать. Собравшись с духом, я оттолкнулся от кровати и принял вертикальное положение. Но, кажется, я не рассчитал силы. Мир вокруг меня зашатался, наклонился на бок, и я почувствовал, как пол начал стремительно приближаться к моей голове. Мне пришлось сделать несколько шагов в сторону, чтобы сохранить равновесие. В этот момент я понял, насколько моё тело стало деревянным и перестало слушаться моего разума. После нескольких шагов по полу, мне удалось найти устойчивое положение. И если я не упал головой на пол, то только потому, что упёрся в него руками. Мир продолжал кружиться вокруг моей головы. Сотрясение от остановки тела было столь сильным, что едва не сорвало всё мясо с моих костей. Тело опять отозвалось волной боли, а живот спазмом. Будь мне чем, то я бы непременно отрыгнул содержимое желудка. Несмотря на новые приступы боли, я предпринял новую попытку подняться на ноги. На этот раз вполне удачную. В конце этой эпопеи я стоял вертикально на ногах, хотя и не совсем твёрдо. Я произвёл глубокий вдох. Пора было возвращаться в этот мир.
Для начала мне надо было пробудить моё тело. Непосвящённому кажется, что сделанное мной — глупость. Но это не так. Я делал утреннюю зарядку. Правда, это только звучит так гордо. На самом деле зарядка выполнялась медленно. После каждого упражнения приходилось останавливаться и ловить равновесие. Приходилось постоянно следить, чтобы оставаться в этом мире. Тело не хотело слушаться. Но по мере того как я выполнял всё больше и больше упражнений, возвращался контроль. Я качался всё меньше, и постепенно приобретал устойчивость. В конце разминки я вполне устойчиво стоял на ногах. Меня ещё клонило в сон, но это было следствием усталости тела. Сознание вернулось и постепенно брало контроль над ситуацией. Окончив разминку, я решил сегодня не выполнять физическую нагрузку, дать телу отдых. Тело вполне слушалось моих приказов, но было измотано. Надо было дать накопить ему сил, а не добивать до конца. Оставалась только борьба со сном. Чтобы противостоять этому, я занялся уборкой. Для начала я спрятал палочку и оставшиеся перстни в тайник. Убрал со стола все компрометирующие меня бумаги. Собрал и подготовил к выносу книги. Что-то мне не давало покоя. Прислушавшись к себе, я понял, что хочу пить. За всеми хлопотами и заботами, болью и усталостью я совершенно упустил из вида потребности своего тела. Я слышал о таком. Сильно обезвоженное тело перестаёт подавать сигналы мозгу о жажде. Неужели я настолько обезвожен? Я дошёл до бочонка с водой, зачерпнул чашей воду и стал осторожно пить. Именно в этот момент на улице пробил гонг с призывом к завтраку. Жалобно заурчал желудок. Пора напитать тело. Заодно узнаю последние новости.
Взяв со стола книги, я направился к люку. Дернув крышку на себя, я вдруг обнаружил, что она прилипла намертво к полу. Какое-то время мне пришлось искать причину столь сильного заклинивания напольного люка. Это практически довело меня до истерики, пока я не вспомнил, что сам же его и запечатал заклятием. Осознав это, я испытал одновременно облегчение и горечь разочарования. Неужели я в столь плохом состоянии?
— Алохоморе.
После
этих слов крышка слегка подпрыгнула на месте и отошла вверх.— Люмос.
Зажег я навершие посоха и, откинув люк в сторону, стал спускаться по лестнице. Достигнув второго этажа, я вложил книги на полку магического шкафа. После чего продолжил движение вниз. Наружная дверь оказалась закрыта.
— Алохоморе, — и, выйдя на улицу, добавил — Нокс.
Солнечный свет практически ослепил меня. Некоторое время мне пришлось привыкать к нему. Казалось, что в этом мире есть только я, солнечные блики в глазах и почва под ногами. До меня не долетали даже звуки, обычные для крепости. Я наслаждался умиротворением, кратким мгновением тишины и покоя. Но лёгкий червяк опасности уже стал проникать в меня. Тишина! Почему не слышно людей? Ведь крепость переполнена людьми. Я зажмурился и стал часто моргать, чтобы быстрее восстановить зрение. Включить второе видение у меня в тот момент не хватило соображения. Постепенно картинка прояснилась. Я двинулся к площади. Оказавшись на площади, я нашёл людей. Женщины и дети сидели тихо возле своих повозок. Стояла неестественная тишина. В глазах женщин я прочитал обречённость. Некоторые плакали. Привычно я взглянул на вершину стены. Практически все мужчины и множество женщин стояли вдоль парапета и смотрели в сторону запада. Я почувствовал неприятный осадок внутри себя. Мой разум подсказал мне, что случилась очередная беда. Кажется, я стал привыкать к этому состоянию. Подниматься наверх стены сегодня я не стал. Возможно, сказалась усталость, а может быть мне не хотелось видеть этого. Медленно я прошествовал в столовую. Внутри люди сидели мрачные. Они, не спеша пережёвывали свою пищу. Среди них я увидал Назара. Пища, увиденная мною на раздаче, вызвала у меня раздражение, смешанное с отвращением. Моя усталость вкупе с негативными мыслями и событиями, произошедшими за последнее время, плохо влияли на моё пищеварение. И всё-таки тело надо было кормить. Набрав в чашу порцию овощного рагу и взяв чашу чая, я подсел к Назару.
— Что плохого случилось? — спросил я.
Он глянул на меня спокойными глазами, в которых накопилась усталость наполовину с обречённостью. Некоторое время осмысливал мои слова и ответил.
— К западу от нас поднимаются в небо два больших столба дыма. Похоже, что западные крепости пали. Люди, жившие в них и вокруг них, возможно уже мертвы, а те, что не умерли — стали пленниками. В лазарете спокойно. Кого могли — подлечили. Но людей убивают не раны и болезни, а отчаяние. Похоже, что надеяться нам больше не на кого, кроме себя.
— Но мы ещё живы, а это достижение. — Ответил я. — Я сделал подборку заклятий — при этих словах я поднял вверх руку с перстнями — так что мы ещё поборемся.
— Поборемся — кивнул он в ответ — В лазарете делать нечего. Мы отдыхаем. И тебе советую отдохнуть. Завтра — послезавтра на нас свалится орда. Лучше к этому моменту выспаться и набраться сил.
Я кивнул в ответ. Разговор больше не клеился. Я с трудом запихивал в себя пищу, тщательно пережёвывая и разглядывая окружающих. В столовой царила тишина, нарушаемая лишь стуком ложек в тарелках. Люди жевали пищу медленно и тихо. Не было разговоров, не было шуток, не было шума общения. В глазах людей действительно застыло отчаяние и обречённость. Отчаяние буквально витало в воздухе, казалось, что его можно пощупать, или хотя бы почувствовать на вкус и запах. Чувство было заразительным. Мне сильно захотелось уйти отсюда, отгородиться стенами своей башни. Меня ждали обряд восстановления и сон. Запив пищу чаем и убрав за собой посуду, я немедленно покинул столовую и направился к себе.
Закрывшись в башне и поднявшись к себе, я отправил посох в стойку. На этот раз я не стал располагаться на табурете. Я присел на кровати. Выпрямился, расслабил лишние мышцы, не участвующие в поддержании позиции. Освободил сознание от всех посторонних мыслей. Руки опустил вниз, наложил ладони друг на друга и приложил их внутренней частью к животу в районе центра воды. Я начал выполнять ритмичное дыхание животом.
Выдох. Медленно и плавно я проводил его на четыре счёта, надавливая ладонями на живот. Эта один, эта два, эта три, эта четыре.
Задержка дыхания. Эта пять, Эта шесть.
Вдох. Отпускаю руки, медленно и плавно впускаю в себя воздух. Эта семь, эта восемь, эта девять, эта десять.
И снова выдох без задержки. Как только тело усвоило алгоритм движения, я ввёл новую постоянную. Моё внутреннее видение открылось, и я увидел потоки жизненных сил. Вместе с новым вдохом я потянул жизненную силу в себя, наложив её поток на поток воздуха. Усилием воли я повёл поток жизненной силы к центру воды своего организма. Мысленно я свернул в центре воды небольшую глобулу, и направил в неё втекающую жизненную силу. Выдох, задержка, вдох, надавливая ладонями на живот. Постепенно мои ощущения стали меняться. «Глобула» наполнялась.
Момент потери сознания и переход в состояние глубокого сна я не заметил. Вот почему я расположился на кровати. Моё сознание отделилось от тела. Пространство расширилось и растянулось, исказилось. С трудом угадывалось направление вверх и вниз. Меня наполнило чувство парения и полёта. Тело отсутствовало или совершенно не чувствовалось. Моё сознание парило в пространстве, наполненном свечением самых разных оттенков и тонов. Эти свечения простирались во все стороны, скручивались спиралями и завихрялись в самых непредсказуемых формах. Эти потоки, вихри и спирали воздействовали на движение мельчайших частиц, наполняющих Вселенную. Эти частицы приходили в движение, создавая упорядоченный хаос, как бы ни казалось парадоксальным это выражение. Во многих местах эти частицы располагались очень плотно, выстраиваясь в замысловатые цепочки и создавая плотные сгустки материи. Но материя меня сейчас не занимала. Моё внимание было приковано к первоисточнику этого движения — к свечению. На уровне неосознанного, я понимал, что это свечение и есть источник жизни, а также магической силы. И меня этот источник манил. Ведь разгадав его работу, я мог увеличить свои способности. Или мне так казалось. Как зачарованный я смотрел на движение свечения и потоков частиц, но не мог уцепиться за него разумом. «Познание начинается с вопросов», так говорил мой наставник. Но в моей голове не было вопросов, только очарование. Разум отказывался работать в этом мире. Понимание не требовалось, только восприятие. Моё сознание плавало в этих потоках и делало меня счастливым. Было ещё нечто, что удерживало меня здесь. И это были образы, всплывавшие из пространства в моей голове. Мне говорили, что такое бывает, но как управлять ими, нас не учили. И я просто воспринимал образы как данность. Перед моим внутренним взором проплывали люди, города, поля и лесные массивы, моря с плывущими по ним кораблями. Я видел лица незнакомых мне людей, эльфов и орков. Армии, марширующие на марше. Где они? Но внешние пейзажи мне были незнакомы, а потому бесполезны. Перед моим взором мелькали сцены битв и крупных сражений. Когда они были? Или будут? Эти люди. Я их знаю, или буду знать? Эльфы и орки? Почему? В мельканиях сцен передо мной выплыло видение большого зала. Посреди зала стоял игральный стол, за которым сидели игроки. Чем-то они были мне знакомы. Кто они? Игроки разговаривали за игрой и передавали друг другу стаканчик с игральными костями. Раздавались насмешки и тихий говор. Мне стало интересно, и я решил посмотреть на них вблизи. Я заставил себя двинуться вперёд. Что-то было не так. Предметы в зале были не просто большими, они были огромны. Мне приходилось двигаться к столу, лавируя между предметов. При этом я двигался достаточно быстро для человека. Что это такое? Оказавшись рядом со столом, я понял, что сидящие за столом не просто огромны, они — гиганты. Или я слишком мал? За столом произошло замешательство. Сначала один игрок, а следом за ним и остальные игроки повернули головы в мою сторону. Они стали внимательно меня разглядывать. Будь я на их месте, то точно так же мог бы разглядывать мышь, вбежавшую в комнату.