Хроники вечной жизни. Иезуит

— Это совсем другое. Они стали нашей военной добычей, и едим мы пленников не из ненависти, а по традиции. К тому же, это вкусно.

Иштван вспомнил жуткую сцену убийства капитана, и к горлу снова подступила тошнота. Тем не менее он понял, что хотел сказать Апу Ума: индейцы пожирали пленников не из жестокости, это был ужасный, дикий обычай, которому они бездумно следовали.

— Прошу тебя, Великий Вождь, позволь моим людям упокоиться с миром. Прикажи похоронить черепа, что висят у входа в твой дом.

— Что ж, будь по-твоему, белый брат.

Раз от раза, беседуя с Апу Ума, Иштван все отчетливее понимал, какую великую цивилизацию разрушили конкистадоры. Порой ему становилось стыдно за своих соплеменников, и тем не менее он всей душой мечтал к ним вернуться.

С первого дня пребывания в Антаваре Иштван неустанно думал о побеге. Днем он работал вместе со всеми, а ночами, лежа в своей хижине, чуть не выл от тоски по цивилизации.

Уже не раз Иштван просил вождя отпустить его. Но тот лишь качал головой.

— Не могу, брат мой, и не проси. Наш город — тайна для белых людей. Никто не знает, что он существует.

— Клянусь, Апу Ума, я не выдам вас.

— Чем мы прогневили твое сердце, что оно хочет нас покинуть?

— Я дитя другого мира, о, Великий. Мне хорошо с вами, но я мечтаю вернуться к своим единоверцам.

— Понимаю, Юла Киспачи. Однако что-то может сложиться не так, и ты случайно или под принуждением расскажешь о нас. Я не могу подвергнуть племя такому риску, нам и без того живется нелегко.

«Что ж, выбора нет, придется бежать», — думал Иштван.

Как же улизнуть? Индейцы давно его не охраняли, и выйти из селения не представляло труда. Но что он будет делать один в джунглях? Допустим, возьмет с собой запасы еды и питья, прихватит нож… И что дальше? Как в одиночку пройти десятки лиг, отделяющих селение от Анд, если каждый шаг дается с трудом в этих Богом проклятых зарослях? Он не индеец и не знает тайных троп. Вот если бы у него был проводник…

Эта мысль понравилась Иштвану. Вдвоем с помощником, выросшим в сельве, они наверняка смогут добраться до Анд. Надо лишь найти человека, который согласится на столь рискованный шаг.

"И я его найду!"

* * *

Как-то раз Сампа Анка сказал Иштвану:

— Я прошу тебя, брат, не выходить сегодня после захода солнца на улицу.

— Почему? — удивился священник.

— Грозное полнолуние. Нельзя.

Иштван ничего не понял и вечером, вопреки запрету, попытался выйти из хижины. Но оказалось, что сын вождя это предвидел: возле входа дежурили два огромных индейца. Едва священник откинул полог, они мягко, но настойчиво попросили его вернуться. Никакие протесты не помогли, пришлось подчиниться.

Лежа на своей постели, он прислушивался к необычным звукам, доносившимся от костра. Бой барабана, крики, стенания. Потом все стихло, а позже начались обычные разговоры, которые Иштван слышал каждый вечер за ужином.

«Что же у них там происходит, если мне нельзя даже взглянуть?»

Инки не различали времени и пространства, и то, и другое называя единым словом «пача». Месяцы они считали по Луне, год называли Солнцем, а десятилетие — Большим Солнцем. Индейцы верили, что прошлое находится впереди — ведь его только предстоит узнать, а будущее — позади. Север у них располагался внизу, под ногами, а юг — над головой.

О смене времен года Иштвану рассказал один из новых знакомых, Хайка Вайра, или Вольный Ветер, высокий широкоплечий юноша, один из самых красивых в племени. Они часто сидели вдвоем на кожаной лежанке под навесом и неспеша беседовали.

— Посмотри на небо, Юла Киспачи, — сказал как-то вечером Вайра, указывая на Млечный Путь. — Это майю, небесная река. Далеко отсюда, там, где закат, в горах течет Вильканота — земное отражение майю. Каждый вечер солнце прощается с небом, проходит под дном Вильканоты и пьет из нее воду. А зимой оно пьет мало, слабеет, и поэтому на земле становится суше и холоднее. Правда, тут, в сельве, это не так заметно, как на нашей родине, в горах.

— Странно, что Инти Нани проходит как раз под Млечным Путем, — задумчиво проговорил Иштван.

— Это не случайность, белый брат. Все в мире связано, и мы должны жить по законам природы. Потому во всех городах главные улицы всегда прокладывались прямо под майю.

— Но зачем? Это же просто дороги!

— Нет, Юла Киспачи. Это нити, которые связывают всех инков в одно целое и объединяют их с богами.

Как-то, гуляя по селению, они подошли к Интиканче. Хайка Вайра попытался объяснить, что означают рисунки, вырезанные на камнях храма.

— Загляни внутрь себя, брат. Вы, белые, живете сами по себе, без связи с природой. А ведь она — часть человека. Посмотри, здесь нарисована женщина с глазами-звездами. Вот философ, видишь, тут изображены точки, они означают счет: один, два, три. Черточка — это пять.

— Значит, вот эти две черты и четыре точки означают четырнадцать?

— Твой разум быстр, как кондор, Юла Киспачи, — улыбнулся Вайра и продолжил: — А вот это — поэт, сочинитель песен.

— Хм, что за плавные линии выходят из его головы?

— Его разум дышит, трепещет, и эта вибрация порождает волны. Они рождают звук, превращающийся в песни, которые мы поем.

Иштван слушал и дивился — нет, никогда не понять европейцу этих истинных детей природы.

Здесь, в племени, Иштван впервые попробовал блюда из необычных растений, которые через некоторое время стали привычными в Европе — картофель, томаты, маис. Но большинство здешних блюд — маниок, арракача, амарант — позже никогда ему не встречались.

Иштван общался только с мужчинами, а вот женщины почему-то боялись его. Единственным исключением была Тутаманта Чулла — Чистая Роса, та самая девушка, которая в первые дни приносила ему еду. Она совсем не робела перед бородатым пришельцем, часто заходила поболтать и задавала множество вопросов о его прежней жизни. Священник проникся к ней искренней симпатией, и она отвечала ему тем же.

Чтобы не потерять счет времени, Иштван попросил туземцев выстругать длинную палку, на которой он отмечал дни, недели и месяцы. Впрочем, в этом не было особой необходимости, поскольку один из жрецов, наблюдая движение Солнца, вел точный календарь, необходимый племени для полевых работ.

В сезон дождей, с Месяца Почитания Мертвых до Месяца Двойных Колосков, когда ливни шли по полдня, туземцы сидели по домам и не выходили до самого обеда. Иштван любил, приоткрыв полог, смотреть, как струи дождя скатываются с толстых кожистых листьев фикуса, растущего рядом с хижиной, и падают вниз, превращая землю в бордовое месиво.