Хрущев. От пастуха до секретаря ЦК

В то же время крестьянин остро ощущал, как придирчиво судят о его манерах, внешнем облике, поведении и речи, городские жители, как они норовили осудить и высмеять любое его отклонение оттого, что они считали стандартами высшей культуры. Ответом на явные и скрытые насмешки было издевательство крестьянина над высокомерными горожанами, выражавшееся в скоморошестве, изображение себя дурачком, лопочущим ломаные слова. Так вели себя крестьяне, которые мололи чушь в беседе со снизошедшего до них Базарова, но тут же переходили на разумную речь, когда дворянин покидал их.

Кажется, что, несмотря на все те изменения, которые произошли с Хрущевым в течение его жизни, в нем порой пробуждался усвоенный еще в детстве стиль поведения крестьянина в городе. Хрущев становился развязным и вульгарным, сбивался на кривляние, дурачество, ломаную речь всякий раз, когда ему казалось, будто к нему обращаются свысока или ему пытаются продемонстрировать достижения цивилизации более высокого уровня развития. Он же видел в преподносимых ему примерах лишь свидетельства нелепости или претенциозной фальши.

Возможно, этим объясняется поведение Хрущева после съемок фильма "Канкан" в Голливуде. Во время экскурсии по киностудии ему постоянно говорили о превосходстве американского кинематографа. Поэтому он так яростно отреагировал на показ ему снимавшейся сценки из жизни парижского кабаре конца ХIХ века. Хрущев увидел в ней признак вырождения американской культуры середины ХХ века. Он не только осудил эксплуатацию актрис, которых "заставляют исполнять неприличный танец", но и карикатурно изображал его. Надо заметить, что ничего подобного не случалось, когда Хрущеву демонстрировали представления из классического и народного культурного наследия Китая, Индии, Бирмы, Индонезии и других стран Азии, хотя их культура была далека от той, к которой привык Хрущев. Однако в этих случаях он не воспринимал показ древних танцев и песен или экзотических плясок, как попытку доказать превосходство культур Азии.

Впрочем, когда Мао Цзэдун стал рассказывать Хрущеву об истории Китая и о том, как покорявшие эту страну кочевники быстро ассимилировались под влиянием более высокой китайской культуры, Хрущев увидел в этом правдивом рассказе попытку доказать превосходство китайцев над всеми народами мира.

Очевидно, что Хрущев остро ощущал снисходительное отношение к нему тех, кто верил в свое интеллектуальное превосходство над ним. В ходе встреч с ним представителей творческой интеллигенции Москвы, многие из них не скрывали своего высокомерия по отношению к нему, "не доросшему" до "высот" их произведений поэзии, живописи или скульптуры. Между тем в демонстрации работ этих поэтов, художников и скульпторов Хрущев видел лишь попытки выдать убогие поделки за великие шедевры. Поэтому вместо обсуждения этих произведений Хрущев то дурачился, ломая речь, прибегая к грубым, простонародным словечкам и речевым оборотам, то запугивал своих собеседников грубыми окриками и угрозами. Знаменательно, что Хрущев обычно не прибегал к такому тону и таким манерам, когда он беседовал с представителями научно-технической интеллигенции по вопросам, требовавшим немалых знаний и порой явно превышавших его уровень компетентности. Скорее всего, вопросы, обсуждавшиеся в этих случаях, представлялись ему достойными серьезного отношения, а поэтому он не раздражался, если первоначально не понимал их и лишь старался, как можно детальнее разобраться в них.

Хрущев остро реагировал всякий раз, когда с ним пытались говорить свысока, не учитывая ни его знаний, ни жизненного опыта, которые он обрел с годами. Его глубоко возмущало неверие в способности выходцев из народа достичь вершин знаний и культуры (хотя формы его протеста лишь способствовали укрепления веры в справедливость расхожих антикрестьянских стереотипов мышления). Порукой для освоения достижений науки и культуры являлись те мощные интеллектуальные и этические основы, которые были заложены в сознании выходцев из деревенских общин. Крестьянским детям помогали усвоенные ими с рождения острая наблюдательность, цепкая память, умение сопоставлять различные явления жизни, терпение и требовательность к себе в упорном движении вперед. Социологические исследования в различных странах мира доказали, что бывшие выходцы из деревенской "глуши", в случае, если они получали хотя бы некоторые возможности для успешного старта в городской среде, добивались больших успехов в социальном продвижении и нередко опережая коренных жителей городов.

Однако исходу из родных деревень предшествовал глубокий кризис в сознании крестьян, отражавший внутренние противоречия в их жизни. Продолжая испытывать неприязнь ко многим сторонам городской жизни, крестьяне в то же время начинали тяготиться деревенскими условиями, отрываться от корней, привязывавших их к родной деревне. Вековые устои, прежде вызывавшие у них беспрекословное уважение, теперь решительно отвергались и подвергались насмешке. Душевное смятение крестьян черноземных областей России, готовых покинуть родные места, ярко передал Иван Бунин в повести "Деревня", написанной в 1910 году. У деревенского жителя "Тихона город был заветной мечтой, он презирал и ненавидел деревню всей душою". Презрение к деревне заставляло Тихона утверждать: "Ты подумай только: пашут целую тысячу лет, да что я! больше! – а пахать путем – то есть ни единая душа не умеет! Единственное свое дело не умеют делать! Не знают, когда в поле надо выезжать! Когда надо сеять, когда косить! "Как люди, так и мы" – только и всего… Хлеба ни единая баба не умеет спечь, – верхняя корка вся к черту отваливается, а под коркой – кислая вода!"

Характерное для многих выходцев из деревни противоречивое отношение к крестьянам, возможно, было присуще и Хрущеву. С одной стороны, Хрущев, как никакой другой советский руководитель до него, проявлял внимание к развитию сельского хозяйства. С другой стороны, он неоднократно демонстрировал свое снисходительное отношение к крестьянам, постоянно стремился поучать их, давать советы, какие культуры сажать и как их выращивать. Даже оказавшись на пенсии, он стремился посрамить традиционные способы сельскохозяйственной агротехники, безуспешно пытаясь выращивать огородные культуры необычным гидропонным способом. Он всегда был сторонником самых радикальных преобразований в деревне, далеко не всегда отвечавших интересам деревенских жителей, их трудовым навыкам и особенностям их жизни.

Обострению противоречий в сознании выходцев из крестьянской среды способствовали тогдашние исторические условия. Первые же годы жизни Никиты Хрущева совпали с активным распространением в деревне радикальных, а затем и революционных взглядов. Один из героев повести Бунина молодой крестьянин Дениска держит у себя вместе с песенниками и бульварными книжками брошюру, название которой он оглашает так: "Роль проталерията в России". Хотя герой повести Бунина Тихон осуждает Дениску за то, что тот стал "смутьяном" и царя ругал, он сам, как и многие жители черноземного края, откликнулся на бурные события, происходившие в стране, и испытывал противоречивые чувства к революции и ее радикальным лозунгам.

"Новыми крупными событиями оказалось то, чего и не чаяли, – война с Японией и революция… "Своей земли девать некуды! – строгим хозяйственным тоном говорил… Тихон Ильич. – Не война-с, а прямо бессмыслица!" И в злорадное восхищение приводили его вести о страшных разгромах русской армии… Восхищала сперва и революция, восхищали убийства. "Как дал этому самому министру под жилу, – говорил иногда Тихон Ильич в пылу восторга, – как дал – праху от него не осталось!"

Однако отношение Тихона Ильича к революции изменилось, "как только заговорили об отчуждении земель". Тогда "стала просыпаться в нем злоба. "Все жиды работают! Все жиды-с, да вот еще лохмачи эти – студенты!" И непонятно было: все говорят – революция, революция, а вокруг – все прежнее, будничное: солнце светит, в поле ржи цветут, подводы тянутся на станцию… Непонятен был в своем молчании, в своих уклончивых речах народ. "Скрытен он стал народ-то! Прямо жуть, как скрытен! – говорил Тихон Ильич.

Подобные противоречивые мысли охватывали многих русских крестьян с первых же лет начала "эпохи империалистических войн и пролетарских революций". Они были за революционные преобразования и поражение своей страны в империалистической войне, отчаявшись добиться справедливости при существовавшем строе. Но они же были против посягательств на их собственность и на свою страну, когда видели, что их жизненные интересы находятся под угрозой. Эти противоречия определяли настроения крестьян России в течение многих десятилетий ХХ века.

Тихон с трудом спас свое хозяйство в Дурновке от разгрома, когда "в один и тот же день взбунтовались мужики по всему уезду". Позже Тихон радовался, что уцелел во время крестьянских бунтов и приговаривал: "Ты думаешь, не убили бы меня на смерть лютую, кабы попала им, мужичкам-то этим, шлея под хвост, как следует, – кабы повезло им в этой революции-то?" Особую активность проявляли те крестьяне, которых успели поработать шахтерами. Когда в Дурновке собралась крестьянская сходка, "из всех голосов выделялся голос Ваньки Красного, уже два раза побывавшего на донецких шахтах". Очевидно, что те, кто поработали в Донбассе, становились носителями бунтарских настроений в деревне. Хотя неизвестно, отличался ли подобными настроениями Сергей Хрущев, отец Никиты, он, как и Ванька Красный из повести Бунина, ушел из Калиновки на заработки в донецкие шахты. Некоторое время его семья продолжала оставаться в деревне, но затем Никита последовал за отцом.