Хрустальная сосна

–  Благодать…- безмятежно продолжала она.
– Никогда еще в колхозе я так не наслаждалась жизнью.

–  А что - вдруг предложил Славка.
– Это можно будет легко повторить.

Поехали на будущий год опять. В этот же колхоз, в эту же деревню. Подгадаем время, чтоб оказаться той же компанией… ну в смысле, мы… трое? А?

–  На будущий год?
– задумчиво перепросила Катя.

–  Ну да, на будущий. Надо только заранее в парткоме узнать, какая разнарядка и когда начнут посылать. И записаться именно сюда в это же самое время.

–  Не знаю…- Катя пожала плечами и как-то полусмущенно, полугрустно улыбнулась.

– На будущий год, наверное, я уже окажусь молодой мамой, и забот у меня будет полон рот. И уж точно не до колхоза…

–  Так вот, Станислав, - назидательно усмехнулся я, ощутив совершенно недопустимый и необъяснимый, но очень болезненный укол ревности от мысли, что Катя не только замужем, но и еще даже и будет беременна от какого-то мерзавца…

Именно мерзавца - по одной лишь, иррациональной, но веской причине, что*он*не был*мной*.

–  Вот так, друг мой - никогда не связывайся с семейными женщинами. У них нынче одно, а через год другое, а в самом деле вовсе третье. При этих моих словах Славка и Катя странно переглянулись. Или мне лишь показалось?

–  Да, - как-то фальшиво улыбнулся Славка.
– Это верно. То ли дело я.

Свободный человек, вольная птица. Хочу - в колхоз поеду, хочу - в горы, а захочу - вообще возьму отпуск за свой счет и махну на Дальний Восток. В экспедицию, кем угодно, хоть разнорабочим… А была б жена - сказала бы: надо культурно отдыхать, и все такое прочее. И даже в колхоз, кстати, тоже одного бы не отпустила.

–  Ну почему же?
– возразила Катя.
– Женю-то вон отпустила!

–  Я не в счет, - подначил ее я, ощущая внезапную, переполняющую все мое существо радость света, вернувшегося после схлынувшей тьмы.
– Я ее сам в экспедицию отпустил. На целых три месяца. Так что мы квиты. И мое дело правое.

–  В экспедицию?!
– удивленно переспросила Катя.
– На три месяца?

–  Ну да. Она же у меня биолог. Я, кажется, говорил. А у них такая специфика: как полевой сезон, так экспедиция.

–  На три месяца… - она задумчиво покачала головой.
– И ты…

Извини,

Женя, что задаю такой вопрос, но… Ты не… не опасаешься… Как бы это сказать… Ну, в общем, ты уверен, что…

–  Она мне там ни с кем не изменит?
– помог ей я.

–  Ну да, - кивнула Катя и покраснела.

–  А что, - я искоса взглянул на нее.
– По-твоему, все супругам изменяют, когда одни остаются?

–  Ну нет… Не все, конечно, но все-таки…

–  Ты-то своему мужу здесь со всеми подряд изменяешь?

Мне показалось, что я сказал что-то не то: Славка вздрогнул.

–  Нет вообще-то, - Катя совсем смутилась и у нее даже плечи покраснели.

–  Ну так вот. Жены разные бывают. И я верю, что Инна именно такая.

Верю ей, поэтому спокойно отпускаю. Верю потому, что люблю. А она верит мне тоже. Раз любит.

–  Интересная философия, - покачал головой Славка.

–  Никакая это не философия. Просто если не веришь любимому человека

–  значит не любишь его ни грамма. Значит, вообще вместе жить незачем.

–  А ты, оказывается, максималист, - снизу вверх и неожиданно серьезно посмотрела на меня Катя.
– Я и не подозревала.

–  Вовсе нет. Просто считаю, что Любовь и Вера - родные сестры.

Вместе с третьей - Надеждой…

–  Об одном попрошу тебя, друг мой Аркадий: не говори красиво!
– перебил меня Славка.

–  Какой, к черту, Аркадий?
– не поняв, возмутился я.
– При чем тут этот полудурок?

–  Да ни при чем он, - захохотал Славка.
– Это Тургенев. Иван Сергеевич. Классиков надо знать, Женя…

–  А ну тебя на фиг со своими классиками, - отмахнулся я, так и не поняв его каламбура, поскольку книжек не читал не просто давно, но и вообще, и само напоминание о Тургеневе не вызвало во мне никаких ассоциаций.

Мы помолчали некоторое время. Но я даже не обиделся на Славкину дурацкую шутку; мне хотелось довести до конца свою мысль, и я продолжил:

–  И вообще, если уж на то пошло, бояться отпускать от себя - глупость. Бессмысленная трата нервов. Если человек задумает пуститься во все тяжкие, то сумеет это сделать, живя с тобой в одной постели и даже работая в одном секторе. А если не захочет - то останется верным даже в Антарктиде, командуя дивизией голых женщин.

–  Дивизия голых женщин в Антарктиде?
– усмехнулся Славка.
– Оригинально-с! Но как там изменять?! У них же все замерзнет насмерть!

–  Ну и фантазия у вас…- укоризненно посмотрела на нас Катя.
– Жуть!

–  Виноваты, больше не будем, - поклонился я.
– Просто хотел сказать, что измена - это не просто искушение в одиночестве.

–  Послушай…- сказала Катя и опять потупилась, точно хотела прояснить какой-то очень важный для нее вопрос.
– Можешь, конечно, не отвечать, это очень лично… Но как-то всплывает. Женя, а ты… Ты сам как ко всему этому… ну в общем, понял к чему - относишься?

–  Отрицательно!
– для крепости я рубанул воздух, загремев пустой флягой, ведь мы шли еще только на ферму.
– Хоть и рискую показаться несовременным.

–  И что? Тебе никогда… - Славка замялся.
– Никогда, абсолютно никогда, даже при виде очень красивой женщины…

–  Конечно, хочется, - честно перебил я, взглянув на Катю и одновременно пронзительно вспомнив Вику на лугу.
– Я живой человек, а не засушенный индийский монах. И всегда найдется женщина, чьи физические достоинства чем-то лучше, чем у моей жены. Хоть чем-то, но существенно. Но ведь потом найдется женщина, которая совершеннее этой. И так далее,- до бесконечности. И можно утонуть в погоне за все новым совершенством и не находя его, а лишь растрачивая себя… Но… Но надо ставить себе ограничения, только и всего. Потому что так надо.

–  Но кто и где сказал, что именно так*надо*?
– спросил Славка.

–  Никто нигде не говорил. Просто я сказал это для себя. И все.

–  Значит, от измены удерживают только ограничения?
– насмешливо, как мне показалось, уточнила Катя.
– Долг, совесть и всякая другая пионерская чепуха?

–  Почему же?
– возразил я, чувствуя как резанули слух последние два уничижительных слова в устах Кати, до сих пор практически боготворимой мною, но кажется, мало отличавшейся от образа, бегло обрисованного Викой.
– Это, конечно, все есть. Но главное - не долг и не совесть. Главное - любовь. Такая, что сама ставит тебя выше мелких удовольствий. После которых будет только гадко на душе.