Хрустальная сосна

Волосы ее были растрепаны, футболка перетянута на один бок, очки лежали на столе. Она сидела, прижавшись щекой к столбу и сцепив перед собой руки, и неотрывно смотрела вдаль. Я все понял. Молча подобрал кружки, поставил банку, долил в цветы свежей воды из фляги. Потом прошел за стол и сел напротив Кати. Она молчала, глядя в сторону.

–  Скучаешь?
– мягко спросил я.

Катя не ответила. Только одернула футболку и посмотрела на меня. Только сейчас, без очков, я заметил, что глаза у нее голубые-голубые, словно незабудки. И в незабудках этих, как роса, стояли слезы.

–  Послушай, Катюш, знаешь что?
– предложил я, коснувшись ее руки.

–  Что?… - встрепенулась она, выдергивая ладонь, словно перед ней по- прежнему сидел Аркадий.

–  Пойдем с нами вечером на ферму за молоком, а? Со Славкой и со мной?

–  На ферму?…

–  Да, на ферму. За молоком. Полчаса туда и полчаса обратно. Дорога успокаивает. Пойдем?

–  Со Славой?

–  Ну да. Мы с ним вдвоем каждый день туда ходим.

–  Пойдем… Только я вам зачем нужна? Вы же без моей помощи молоко дотащите.

–  Ни зачем. Просто так. Для единения с природой. Будешь идти рядом и веселить нас.

–  Ладно, - улыбнулась наконец Катя.
– Согласна, буду веселить. Когда вы идете?

–  Часов в десять.

–  Хорошо. Я сейчас, наверное, вздремну. Разбудите, когда соберетесь, ладно?

*-*

Вечерняя дорога купалась в пыли.

Небо было высоким и чистым-пречистым., без единого облачка. Солнце опускалось за нашими спинами, и длинные тени, извиваясь по ухабам, быстро бежали впереди нас. Еще около кладбища мы услышали гудение дизеля.

–  Катюша, подожди нас у изгороди, - сказал я, когда мы подошли к ферме.
– Там ужасно грязно.

–  Нет, я с вами, мальчики! Не хочу одна оставаться. Вдруг бык какой- нибудь выскочит!

Мы получили две полные фляги, не спеша вышли на дорогу и остановились у обочины.

–  А теперь что будем делать?
– спросила Катя.

–  Теперь будем торжественно распивать вечернее молоко, - ответил Славка.
– Право первого глотка отдаем тебе. Мы держали тяжелую флягу, а Катя пила через край, наклонив ее к себе.

–  Ух…- Катя перевела дыхание, оторвавшись от фляги.
– Давненько не пила я столько парного молока… Красный диск солнца медленно исчезал в расселине между горами и островом. От него исходило розовое свечение, призрачный цветной туман, обволакивавший все вокруг: остров, горы, речку и дорогу, и нас троих, стоящих на ее обочине.

–  Как здорово, мальчики…- вздохнула Катя.
– Каждый день буду с вами ходить, если не прогоните…

*-*

У вечернего костра все было по-прежнему. Я играл, пел, народ слушал и подпевал. Я специально сидел в самом дыму, чтобы не мешали комары. Славка устроился рядом, Катя заботливо обмахивала его зеленой веткой.

Когда я отложил гитару, начались танцы. Катю Аркашка уже не приглашал. Он вообще не танцевал - видать, помнил-таки про свою больную ногу.

Катя танцевала со Славкой. Я старался не смотреть на них, чтоб не увидеть тайные признаки какой-то особой близости, о которой намекала Вика: странное дело, но ее брошенные вскользь и не принятые всерьез слова заползли-таки в мою душу. И время от времени жалили меня изнутри. Я смотрел на Геныча, облапившего свою Тамару, на изящно скользящих Лаврова с Ольгой. И вспоминал сегодняшнюю сцену в столовой. Почему Аркашка - это пресыщенный бабник, который не может продержаться без женщины месяц,- почему он полез именно к Кате? Предпочел ее и гораздо более соблазнительной Вике, и даже Тамаре. Которой, судя по всему, все равно с кем и как, и от которой ему бы обломилось наверняка? Когда-то я слышал разговор двух парней в курилке, что будто бы любая замужняя женщина старается отказаться от поездки в колхоз. А уж если поехала, то для одной цели. Потому что она уже не девица непорченая и не невеста на выданье; ей не грех в колхозе развлечься, тем более, что следа не останется, а от нескольких раз на куски не развалится, лишь получит удовольствие… Наверное, и Аркашка думал так. Гадкая и подлая психология. Хотя, с другой стороны, как я мог судить о психологии вообще? О женской тем более - при моем скромном опыте по женской части? Наверняка такие рассуждения в моих мыслях, прочитай их кто-нибудь, выглядели бы смешно. Но я был так устроен - и это поняла, кажется, даже Вика, когда безуспешно пыталась меня соблазнить. Я подумал об Инне. Меня вдруг посетила мысль, что я не знаю ее коллег. Как я раньше об этом не задумывался - ведь она же там совсем одна, в этой своей экспедиции. И, может, вокруг нее тоже увивается какой-нибудь хлюст вроде Аркашки…

Нет, конечно. Моя жена - не Катя. Она достаточно жесткая и самостоятельная женщина, чтоб отшить любого. Даже не пощечиной, а просто словом. И все-таки, все-таки… Хорошо бы был в экспедиции кто-нибудь нормальный, кто бы смог защитить Инну в самом крайнем случае…

Я посмотрел на Аркадия, уныло разгребавшего угли с края костра, и кулаки мои сжались. Вообще-то я никогда в жизни не дрался. Но этого двинул бы по морде с удовольствием. Прямо сейчас… Давай, - подумал я.
– Попробуй, еще раз Катю тронь. Так я тебе бороду-то твою на сторону сверну. Я тебя, как бог черепаху…

*-*

Следующим утром Аркадий вообще отказался выходить на смену. Перед завтраком подошел к Саше-К, демонстративно хромая, и заявил:

–  У меня нога болит. Сильно. Большой палец. Я его ушиб и теперь, судя по всему, нагноение началось. Не могу работать, - и добавил требовательно.
– Ты отпустишь меня в город в больницу?

–  Отпустишь, не отпустишь…- Саша пожал плечами.
– Я не сторож твоей ноге.

–  Нет, так я могу уехать?

–  Езжай хоть на Северный полюс, если бензина хватит.

–  Это так. Но ты мне справку подпишешь, что я тут отработал?

Саша- К ничего не ответил. Молча пожал плечами и пошел бриться; он так и не стал отпускать колхозную бороду.

–  Так значит, ты отказываешься подписывать мне справку?
– нажимал Аркашка.
– Тогда я из города больничный привезу. Но сюда могут прислать комиссию по проверке техники безопасности.

–  Да не отказываюсь я, чтоб тебе было хорошо!
– рявкнул Саша-К.
– Ни подписывать, ни подкакивать. Катись куда хочешь. Только здесь воздух не обедняй кислородом!

Аркашка довольно ухмыльнулся, скрылся в палатку и тут же вынырнул с уже готовым рюкзаком. Видать, сложил его еще с вечера. Поспешно, будто кто-то собирался его удерживать, надел на плечи, перекрутив и даже не расправив лямки, и быстро зашагал к дороге.

–  Эй, Аркадий!!
– крикнула вдогонку Тамара.
– ты хоть позавтракай вместе со всеми!

–  В городе позавтракаю!
– ответил он.
– А то не успею на утреннюю электричку.

–  Куда ты ломишь, успеешь еще сто раз, - возразила Ольга.
– Посиди, уедешь со всеми на грузовике, с твоей-то ногой идти! Я даже зубами скрипнул от такой заботы об Аркашкиной ноге. Он махнул рукой, ответив что-то невнятное, и быстро пошел прочь, не забывая при этом хромать.

–  Да и хрен с ним, - скривился Володя.
– пусть пешком прется, если хочет.

–  Бешеной собаке семь верст не крюк, - подытожил Саша-К.

–  Ну и характер… - вздохнула Катя.
– Нога болит, а он все равно идет.

–  Ничего у него не болит, кроме языка… и морды, - покачал головой я.
– Неужели ты поверила?

–  Сачок он паршивый, - добавил Славка.
– Ему просто работать надоело.

–  Нет, мальчишки, зря вы так на него, - запротестовала Катя.
– он не такой плохой, просто самолюбивый и немножко пижон. И нога у него, наверное, в самом деле болит. Вон, смотрите, как хромает.