Хрустальная сосна

–  Как от безделья?
– не поверил Славка.

–  Да вот так. Взять. к примеру, наш АВМ. Один на весь колхоз, и то через пень-колоду работает. Сколько людей на него можно поставить, чтоб по выработке хоть какая-то зарплата получалась? Четверых, пятерых. Дальше некуда, потому что копейки выйдут.

–  Так нас-то зачем сюда возят?
– развел руками Славка.
– Что получается: им делать нечего, а мы здесь работаем? Парадокс.

–  Выходит так, - хмуро сказал Володя.

–  И в небе, и в земле сокрыто больше, чем снится нашей мудрости, Горацио…- вздохнул я.

–  Тем более в стране, где все делается не естественным путем, а с прямо противоположного конца, - добавил бригадир.

*-*

В лагере никого не было, кроме Саши-К, который сидел за столом, сдвинув кружки и плошки, и сосредоточенно заполнял какие-то растрепанные справки и сметы. Да еще Ольга - почему-то без Лаврова -лениво погромыхивала на кухне.

–  Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах, - отметил Саша-К факт нашего чрезмерно раннего прихода.

–  АВМ накрылся, - коротко объяснил Володя.

–  Надолго? Или вообще насовсем?

–  Хрен его знает, товарищ майор… - пожал плечами Володя.
– Звено у цепи полетело. Варить надо, а когда заварят - неизвестно. И на вашу смену завтра, думаю, тоже хватит.

–  Н-да, пошла звезда по кочкам…- буркнул Саша-К и снова уткнулся в свои бумажки.

–  Что за агрегат там у вас, - вдруг заговорила Ольга, высунувшись в окошко раздачи.- Чего только уже не было?! И горел он, и перегревался, и застревал, и заедал, и теперь эта самая… как ее цепь… Того и гляди он вообще взорвется! И…

–  Типун тебе на язык, - строго оборвал Володя, метнув на нее такой уничтожающий взгляд, что Ольга мгновенно исчезла в кухне.

–  Да уж, верно, - согласился Саша-К.
– То понос, то скарлатина.

Потому что все уже давно на ладан дышит. В самом деле, хоть бы в наш заезд ничего серьезного не произошло…

–  А где все, кстати?
– спросил Славка.

–  Упоролись купаться за нижнюю деревню. Говорят, там песчаный пляж. Задницу удобно шлифовать.

Мы выпили по паре кружек вчерашнего молока с хлебом, потом Володя ушел к себе в палатку.

–  Теперь и окунуться можно, - предложил я.

–  Иди, - кивнул Славка.
– А я сначала на болото схожу.

–  А зачем на болото?

–  Да так… В общем, надо. Хочешь, вместе пойдем.

–  Да нет, я что-то утомился. Лучше пойду искупаюсь.

–  Ну ладно, - вздохнув, Славка полез в палатку за сапогами.

Ходил он долго. Я уже успел выкупаться, вернулся в лагерь и по вечерней

–  хотя до вечера еще оставалось время - привычке присел с гитарой у костра. Услышав тихую игру, из палатки выбрался Володя, подошел и молча сел рядом на доски. Наконец появился Славка. Он был до колен перемазан болотной жижей, а в руках нес нечто, обернутое штормовкой.

–  Что там у тебя?
– окликнул я.
– Сову, что ли, поймал?

–  Да нет, не сову…- Славка покосился на Володю.
– Пошли в палатку, покажу.

–  Чего в палатку идти, - усмехнулся Володя.
– Я и так вижу, что там у тебя цветы.

Славка слегка покраснел и вытащил неимоверной величины букет красных, словно осколки рубина, диких полевых гвоздик.

–  Откуда такая красота?
– изумился я.

–  На болоте есть сухой островок. Я давно приметил. Там их видимо- невидимо.

–  Кому нарвал-то?
– равнодушно поинтересовался Володя.
– Катьке, что ли, вашей?

–  Да не все ли равно кому, - уклончиво ответил Славка, пропустив мимо ушей слово "вашей".
– Хоть бы и ей. Что тут особенного?

–  Да мне-то что…- Володя пожал плечами.
– Просто так… Раз у нее день рождения, так и отметить можно, все отрядом.

–  Какой день рождения? Почему?
– не понял Славка.
– Откуда ты знаешь?

–  Не я, а ты. Зачем цветы собрал, разве не ко дню рождения?

–  Нет конечно. Просто так нарвал.

–  Просто так?!
– теперь Володя смотрел с искренним и заинтересованным непониманием.

– А зачем просто так цветы дарить?

–  Вот, - усмехнулся я.
– Времена меняются, и не пойми в какую сторону.

Дожили до жизни. Положить женщину в постель можно просто так. А чтобы подарить ей цветы, нужна причина… Прогресс, одним словом. Володя молча пожал плечами, поднялся и ушел в столовую. Мы со Славкой быстро пробрались в девчоночью палатку. Он положил цветы на Катину раскладушку - я почувствовал ставший уже привычным укол ревности, увидев, что он безошибочно знает, которая раскладушка именно Катина. И тут же очередной раз вспомнил слова Вики и опять подумал, что она была права…

Но я подавил все в себе и даже помог Славке аккуратнее прикрыть букет штормовкой.

*-*

А потом настал вечер. Из-за нашего раннего возвращения мы со Славкой вполне могли опять сходить на ферму за молоком. Но девчонки вернулись с вечерней смены как обычно: поздно и усталые. Идти вдвоем без Кати нам почему-то не хотелось. И мы остались в лагере. Я провожал глазами Геныча и морехода, без всякого удовольствия потащившихся с пустыми флягами на ферму, и вдруг подумал, что сегодня судьба хотела дать мне шанс*еще раз*ощутить под ногами вечернюю дорогу, сломать черное ощущение, пришедшее позавчера. И тем самым уничтожить нечто, зловещим предчувствием тронувшее меня тогда… Да нет, какое черное, какое предчувствие?! Я и сам не знал, что на меня напало.

Но я уже не мог отогнать эти внезапные, темные мысли. Такое со мной было впервые в жизни. Шел обычный вечер, я сидел у костра в кругу друзей. В уже почти родной компании - и в то же время испытывал абсолютное одиночество. Все были разбиты по парам. И Катя, сидевшая неподалеку от меня, снова была занята Славкой, по привычке обмахивая его от комаров. А те, кто сидел в одиночестве: Саша-К, Володя и даже Вика - были тоже отъединены от меня чем-то непонятным, но ощутимым. Чем-то, не дававшим сегодня слиться с друзьями в песнях и ощутить волну принадлежности себе самому и всем одновременно. Это сосущее чувство одиночества захлестнуло меня с такой силой, что, сыграв несколько песен, я понял, что не хочу и даже вовсе могу больше играть и петь… Ребята требовали еще песен, но сославшись на боль в пальцах, я отложил гитару. Принесли магнитофон и начались танцы. Обычные прыжки и топтания вокруг костра. И только Саша-К сидел, приложив к уху приемник и что-то выискивая на волнах. А потом вдруг резко выключил магнитофон. Народ возмутился, но командир вывернул на полную громкость свой маленький транзистор, и мы поняли, что он нашел передачу "После полуночи" - или, как тут же не преминула уточнить Тамара, "для тех, кому не с кем спать". Все обрадовались и вернулись к костру. Потому что приемник играл одну за другой очень хорошие, в основном забытые мелодии.

Услышав известную песню про паромщика, Лавров с Ольгой неожиданно пошли танцевать. Это был какой-то еще не виданный мною, плавный, но одновременно дикий и необузданный танец. Они извивались в странных, сладострастных позах, касаясь телами, временами даже, кажется, целовались быстрыми скользящими поцелуями, и Ольга падала на руки Сане, трепетно и горячо выгибаясь. Они словно занимались сексом на глазах у всех под музыку и поучали от этого острое, непонятное зрителям наслаждение.

Глядя на них, я чувствовал в себе прежнюю, нарастающую грусть осознанного одиночества. Я пытался подумать об Инне, которая сейчас, возможно, тоже страдала от одиночества и думала обо мне - но получалось плохо. Не видев свою жену почти месяц, я знал, что до конца лета нам осталась привычная разлука, и вдруг со страхом понял, что не могу сейчас представить ее лица…