Хрустальная сосна

–  Нравится?
– улыбнулась Ольга.

–  Здорово, - ответил я, желая сказать ей приятное; на самом деле узор, выколотый на живой, нежной женской груди, скорее шокировал, чем восхищал, я сразу представил себе, какую боль она испытывала, пока некий изощренный мастер вкалывал ей эти точки и черточки, и опять к горлу подкатила дурнота, а рука потянула куда-то вниз.
– Откуда это у тебя?

–  Оттуда…- она вздохнула.
– Три года назад были в Таиланде.

–  Где-где?! В Таиланде?!
– невольно переспросил я, вспомнив, как отец всю жизнь мечтал о так и не сбывшейся поездке хотя бы в Болгарию.

–  Прямо в самом Таиланде?

–  Ну да, - просто ответила Ольга.
– Муж пролез в какую-то Московскую делегацию, там были деятели гостиничного бизнеса, в общем поехали для обмена опытом… ну и меня, ясное дело, взял - куда он без молодой красавицы жены? Ну, и там… В общем, я совсем дурная была, обкурилась как следует…

–  Обкурилась?
– перебил ее я.
– Чем - папиросами? Ты разве куришь?!

–  Ой, Женя, Женя… - вздохнула она.
– Какой ты все-таки положительный и правильный ребенок, ей богу… Прямо юный пионер… Наркотой, чем же еще? Опиумом, или еще какой-то местной дрянью, которую они на каждом углу продают…

–  Да уж, ты действительно непредсказуемая женщина!

–  Вот это точно… В общем, была я обкуренная и захотелось мне чего-то такого… сногсшибательного. Чего ни у кого из подруг в Союзе уж точно не будет… Ну и зашли в татуировочный салон - их там тоже на каждом углу. Вот и сделали…

–  Очень больно было?
– не удержался я от мучившего меня вопроса и заранее содрогаясь от ожидаемого ответа; все связанное с болью было для меня сейчас особенно острым…

–  Да нет! Говорю же тебе - я совсем дурная была, вообще ничего не чувствовала и не помнила. Так, туман какой-то… Утром очнулась в отеле - титьки разукрашены.

Она тихо засмеялась.

–  Теперь самой смешно… и стыдно. Но сводить - шрамы будут, да и нельзя вроде на груди ничего такого делать… Хотя, впрочем, этого практически никто не видит, только я сама знаю…

–  Зачем сводить, - возразил я.
– Такого уж точно ни у кого больше нет.

Сказав эти слова, я ни капельки не покривил душой. В самом деле, невозможно было даже представить кого-то из известных мне женщин с такой же расписанной грудью… И, кроме того, несмотря на чудовищность местоположения, имелось в этой дурацкой татуировке нечто очень возбуждающее…

Я подумал об этом совершенно отстраненно; мне было настолько плохо, что вид обнаженной женской груди не вызывал у меня никаких желаний… И невольно вспомнил, как несколько дней назад почти так же демонстрировала себя Вика. Все происходило очень похоже - но совершенно по-иному. Вика открыто меня соблазняла, пытаясь проверить на стойкость и одновременно развлекаясь: не исключено, что подразнив меня своим телом, она бы ускользнула в последний момент, решись я на действия. А Ольга… Абсолютно ничего сексуального, вызывающего или даже просто чересчур откровенного не содержалось в демонстрации ее груди; просто я спросил, и она показала мне интересующий предмет. Спокойно и без всякой задней мысли. Как подруге, старому товарищу или бывшему любовнику. Человеку, которому очень-очень доверяют… А она продолжала сидеть раздетая, и я по-прежнему лежал на ее коленях. Груди манили белизной, и мне страшно хотелось прикоснуться к ним: они обещали такую глубокую прохладу, какой не имелось нигде больше - и это было моим единственным желанием. Но я пересилил себя, краешком одурманенного сознания понимая, что Ольга может истолковать мое прикосновение совершенно иначе.

Словно догадавшись, она нагнулась совсем низко - я поразился гибкости ее тела!
– и прижалась щекой к моей щеке. И я почувствовал на себе действительно желанную тяжесть ее груди. Наверное, в самом деле никакой тяжести не имелось: Ольгин бюст был довольно-таки скромным - однако сейчас мне показалось, будто меня накрыла холодная, влажная, возвращающая жизнь волна. Любой увидевший нас со стороны не сомневался бы в происходящем, однако наши объятия не содержали и капли того, что обычно соединяет мужчину и женщину; это был лишь естественный порыв сестры милосердия, пытающейся облегчить страдания раненого. Не знаю, о чем думала сейчас Ольга, но я чувствовал себя почти хорошо. И хотелось, чтобы время остановилось, чтобы я никуда не ехал - а лежал бы так вечно, спасаясь ее чистой прохладой…

–  …Щекотно…-приподнявшись, Ольга медленно и как-то мучительно провела соском по волосам на моей груди.

И вдруг что-то случилось. Какая-то мгновенная иллюзия изменила действительность - и я сделался здоровым, юным и полным сил. И вообще я был не я, и Ольга была не Ольгой - мы стали иными людьми. Свободными от мыслей и страданий - соединенными в своей ошеломляющей, затопившей весь мир нежности. Которая несла нас, не оставляя ничего другого. Это длилось во мне всего лишь миг - но словно целая жизнь, совершенно другая, параллельная, о которой я и не подозревал, пронеслась сквозь меня. Сквозь нас… Я притянул ее к себе - и на секунду наши губы слились в неожиданном поцелуе.

–  Спасибо тебе… За все… - проговорил я, отпуская ее плечи.

Она усмехнулась чем-то своему, потом неторопливо влезла обратно в купальник. Соски ее набухли и затвердели, выпирая шишечками из-под оранжевой ткани - но это зрелище не вызывало у меня эмоций; легкая волна прошла и мне снова сделалось совсем плохо… Ольга молчала, с осторожной нежностью гладя меня по голове, на лицо ее набежала тень и она сделалась совсем грустной. И неожиданно для себя я вдруг понял, что она мне нравится. То есть я давно уже понял, что Ольга очень красива, но то отношение напоминало отстраненное эстетическое восхищение выразительным портретом или талантливой актрисой - а сейчас она мне*нравилась* именно как женщина. Причем нее после того, как без стеснения показала мне себя. Не из-за наших лихорадочных объятий и странного, молниеносного поцелуя. И не из-за угнанного ради меня грузовика. И даже не потому, что совершенно неожиданно она попросилась за меня замуж, утверждая, что я лучший из мужчин.

Нет, конечно - не из-за каждой детали по отдельности - из-за всех вместе. Благодаря моменту истины, возникшему между нами. Ведь именно в такие минуты раскрывается человек, который в обычном состоянии был тебе далеким и безразличным…

–  Ты поезжай, - тихо попросил я, чувствуя, что еще чуть-чуть - и я не выдержу, сам попрошу поехать со мной, и покатится к черту вся моя жизнь, предмет гордости и покоя, и уверенности в завтрашнем дне.

–  Сейчас поеду…- ответила Ольга.
– Поеду уж. Иначе…

А сама не двигалась, продолжая меня гладить. Я приподнялся с ее колен и сел прямо, мгновенно почувствовав тошнотное головокружение и стараясь этого не выдать.

–  Поеду!
– с отчаянием повторила Ольга и порывисто встала.
– Все, уезжаю…

–  Спасибо тебе, - в который раз повторил я.

–  Пока, Женя!
– она сделала ко мне шаг и остановилась с отчаянным, мучительным выражением на лице.
– Я… Я не буду целовать тебя на прощанье, потому что иначе… иначе уж точно не смогу уехать… Но представь себе, что я тебя поцеловала…

–  Представляю, - я попытался улыбнуться.

–  Очень крепко, не так как сейчас.

–  Представил точно, - я уже почти не слышал своих слов сквозь туман, плывущий в голове.

–  Я хочу, чтобы ты скорее поправился! И… И можно, я позвоню тебе, когда вернусь в город?…

–  Конечно, - ответил я, из последних сил борясь с головокружением и даже не подумав, что она не знает моего телефона. Фигура Ольги расплывалась в моих глазах. Она шагала к дороге по ромашковому полю, утопая в цветах выше колен…