Худей! (др. перевод)

Вестпорт. Саутпорт. Скоро дома. Вилли снова наклонился, шаря в бардачке для перчаток… ага! Вот едва начатый пакетик с пончиком, черствым, но вполне съедобным. Вилли Халлек начал жевать, не ощущая вкуса, как и тогда, когда пережевывал хлебцы.

Они с Джинелли обменивались новогодними поздравительными открытками и при случае ужинали в «Трех братьях». Потом из-за того, что Джинелли неизменно называл «мои юридические проблемы», ужины прекратились. Частично тут была виновата Хейди. Она непримиримо относилась ко всему, что касалось Джинелли. Но главной причиной стал сам Джинелли.

— Тебе лучше пока не заходить, — сказал он Вилли.

— Что? Почему? — невинно спросил тот, словно у него не было спора по этому вопросу с Хейди прошлой ночью.

— Окружающие считают меня гангстером, — просто ответил Джинелли. — А молодые юристы, связавшиеся с гангстерами, не пойдут далеко, Вильям. Вот в чем дело. Тебе лучше оставаться чистым и двигаться вперед, делая карьеру.

— И только-то?

Джинелли странно улыбнулся.

— Ну, есть и другие причины.

— Какие же?

— Надеюсь, Вильям, ты этого никогда не узнаешь. Но время от времени заглядывай выпить кофейку. Мы еще потреплемся и повеселимся. Не пропадай насовсем.

Он и не пропадал. Заглядывал иногда (хотя сознавал, что интервалы между визитами становились все длиннее и длиннее), а когда он оказался нос к носу с обвинением, выдвинутым против него — дорожное убийство из-за небрежного управления транспортным средством, — он в первую очередь подумал о Джинелли.

«Но старый, добрый любитель пощупать чужих жен — Гари Россингтон позаботился обо всем, — так нашептывал внутренний голос Вилли. — Зачем же думать о Джинелли сейчас? Мохонк — вот о чем следует призадуматься. И о Дэвиде Дуганфилде, который лишь подтвердил, что славные парни всегда выигрывают. К тому же удалось сбросить еще несколько фунтов».

Но когда Вилли сворачивал в свой проезд, он не мог отделаться от воспоминаний. Он хорошо помнил слова Джинелли: «Вильям, я надеюсь, ты этого никогда не узнаешь».

«Узнаю что?» — задумался Вилли, а потом из дверей вылетела Хейди, расцеловала его, и он забыл обо всем.

Глава 3 Мохонк

Третья ночь в Мохонке. Они только что кончили заниматься любовью. Шестой раз за три дня. Головокружительный переход с привычного режима — дважды в неделю. Вилли лежал рядом с ней, наслаждаясь жаром ее тела, наслаждаясь запахом ее духов — «Анаис», — перемешанным с запахами ее пота и их любви. На мгновение Вилли снова увидел старую цыганку за миг до того, как Оулдо врезался в нее. Потом видение погасло. Он повернулся к жене и крепко обхватил ее. Она обняла его одной рукой, другой пошарила по бедру.

— Знаешь, если я еще раз так безумно кончу, то сойду с ума.

— Выдумки, — усмехнулся Вилли.

— Что можно сойти с ума, когда кончаешь?

— Нет. Это правда. Но тебе это не грозит.

— Как сказать, как сказать, — она поудобнее устроилась, прижавшись к нему, провела рукой по бедру, легко и нежно коснулась его пениса, поиграла пальцами в заросли его паховых волос (в прошлом году он был печально удивлен, заметив первые седые пряди в том, что его отец любовно называл Рощицей Адама), потом погладила горку его живота.

Неожиданно она привстала на локтях, слегка напугав его. Он еще не спал, но уже начал дремать.

— Ты действительно похудел!

— Да?

— Вилли Халлек, ты похудел!

Вилли хлопнул ладонью по животу, который некогда называл «Домом, который построил Будвайзер», и рассмеялся.

— Не так уж сильно я похудел. Я все еще похож на единственного в мире мужчину на седьмом месяце беременности.

— Ты все еще толстый, но гораздо тоньше, чем раньше. Я знаю. Когда ты в последний раз взвешивался?

Вилли покопался в памяти. В последний раз он взвешивался в то утро, когда Кэнли согласился уступить. Он весил 246 фунтов.

— Я ведь говорил, что потерял три фунта, помнишь?

— Ну тогда первым делом утром снова взвесься, — попросила Хейди.

— Здесь в ванной нет весов, — с удовольствием ответил Вилли.

— Шутишь.

— Нет. Мохонк — цивилизованное место.

— Тогда зайдем куда-нибудь…

Он задремал.

— Если тебе так хочется…

— Да.

«Хейди — хорошая жена», — подумал Халлек. За последние пять лет, когда появилась ощутимая и постоянная прибавка в весе, он то и дело объявлял о том, что садится на диету или начинает заниматься гимнастикой. Но в периоды диеты он использовал массу всевозможных уловок. Пирожок с сосиской или два в придачу к легкому обеду, или наскоро съеденный шницель — другой в субботний полдень, когда Хейди уходила на аукцион или дворовую распродажу. Несколько раз он спускался даже до отвратительных на вид горячих сэндвичей, которые продавали в закусочной в миле от дома. Мясо в этих сэндвичах выглядело как только что пересаженная кожа. Но Вилли не мог припомнить, чтобы он хоть раз оставил порцию недоеденной.

Гимнастикой он мог заниматься неделю. Потом вмешивался его рабочий распорядок или же он просто терял к гимнастике интерес. Набор гирь и гантелей перекочевал в подвал и ныне грустно размышлял в углу, покрываясь пылью и ржавчиной. Их вид укорял его каждый раз, когда он спускался вниз. Вилли старался не смотреть на них.

Каждый раз, сильно втягивая живот, он объявлял Хейди, что сбросил двенадцать фунтов и стал весить 236, а она кивала, говорила, что рада за него, заметила перемену и тем не менее все время знала истину. Она видела в мусорном бачке пустые пачки Доритос. А с тех пор как в Коннектикуте приняли закон о возврате банок-бутылок, пустая посуда в буфете стала почти таким же источником вины, как и пылящиеся гири.

Хейди видела его, когда он спал. Еще хуже: она видела его, когда он ходил в туалет. Ведь нельзя втянуть живот, выливая из себя жидкость.

Однажды он попробовал, и это оказалось просто невозможным. Хейди знала, что Вилли мог сбросить фунта три, максимум четыре. Вы можете дурачить свою жену относительно другой женщины, по крайней мере временно, но не относительно своего веса. Женщина, которая время от времени держит на себе этот вес по ночам знает, сколько вы весите. Но Хейди всегда улыбалась и говорила: «Конечно, дорогой, ты выглядишь лучше».

Все это не приводило Вилли в восторг. Он оказался вынужден примириться с ее сигаретами; это был способ сохранить самоуважение.

— Вилли?

— Что? — он дернулся во второй раз, немного с любопытством, немного с раздражением.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Я чувствую себя отлично. А в чем дело?

— Ну… иногда врачи говорят, что незапланированная потеря веса может быть признаком чего-нибудь…

— Я чувствую себя замечательно. Если ты дашь мне поспать, я докажу это, снова взгромоздившись на твои кости.

— Буду только приветствовать.

Вилли притворно застонал. Хейди засмеялась. Скоро оба они уснули. А во сне Вилли снова ехал в машине с Хейди, только он знал, что в этот раз спит. В этот раз он знал, что должно произойти, и хотел сказать Хейди, чтобы она прекратила. Ему нужно было все свое внимание сосредоточить на машине. Ведь скоро старая цыганка вынырнет между двух припаркованных машин. Между желтым Сурабу и темно-зеленой «Жар-птицей», если быть точным. Цыганка не станет глазеть по сторонам. Вилли хотел сказать жене, чтоб та перестала. Вот он — шанс все изменить, вернуть на прежнее место, выправить.