Художник из 50х
Шрифт:
Они медленно прогуливались по саду, и Гоги рассказывал об истории этих мест. Николь слушала внимательно, время от времени задавая вопросы. Её интересовало всё — архитектура, люди, традиции. Было видно, что она не просто проводит время, а искренне хочет познакомиться с городом.
— А вот это здание, — показал Гоги на Манеж, — построено ещё в начале прошлого века. Сначала здесь проводили военные парады, потом выставки.
— Какая интересная судьба у московских зданий, — заметила Николь. — Каждое прожило несколько жизней.
— Как и люди, —
Она посмотрела на него внимательно.
— Вы имеете в виду что-то конкретное?
— Да так, общие рассуждения, — уклончиво ответил он. Рассказывать о своём необычном прошлом было явно рановато.
Они дошли до Красной площади, и Николь замерла в восхищении. Собор Василия Блаженного сиял в лучах солнца всеми красками, Кремлёвские стены торжественно возвышались над площадью.
— Это потрясающе! — прошептала она. — Я видела фотографии, но живьём это совсем другое впечатление.
— Приезжие всегда так реагируют, — улыбнулся Гоги. — Хотите зайдём в собор? Внутри тоже очень красиво.
— Можно? А не будет проблем?
— Почему же? Это памятник культуры, открыт для посещения.
Они вошли в собор, и Николь ахнула от изумления. Древние фрески, иконы, затейливая архитектура внутренних переходов — всё это создавало особую атмосферу, перенося в далёкое прошлое.
— Здесь чувствуешь связь с историей, — тихо сказала она. — Словно прикасаешься к вечности.
— Вы очень тонко чувствуете, — заметил Гоги. — Не каждый способен на такое восприятие.
— Актёрская профессия развивает чувствительность, — объяснила Николь. — Мы должны улавливать настроения, атмосферу, скрытые эмоции.
Они провели в соборе около получаса, рассматривая древние росписи и слушая рассказы экскурсовода. Потом вышли на площадь и направились к ГУМу.
— А теперь покажу вам современную Москву, — предложил Гоги. — Хотите зайдём в универмаг? Там можно выпить кофе и посмотреть на московских модниц.
— Отличная идея! В театре все только и говорят о новых веяниях в моде.
В ГУМе они долго бродили по галереям, рассматривая витрины магазинов. Николь интересовалась всем — тканями, украшениями, книгами. Она была живой и непосредственной, совсем не похожей на капризных актрис, о которых писали в газетах.
— Какие красивые ткани! — восхищалась она, разглядывая витрину. — А этот цвет как раз подошёл бы для роли Лизы в «Пиковой даме».
— Вы будете играть в опере Чайковского?
— Пока только мечтаю. Но наш режиссёр обещал поговорить с коллегами из Большого театра.
Они зашли в кафе на третьем этаже и заказали кофе с пирожными. За соседними столиками сидели нарядно одетые москвичи, обсуждали театральные премьеры и художественные выставки. Атмосфера была интеллигентская, культурная.
— Расскажите о своём творчестве, — попросила Николь, размешивая сахар в кофе. — Вчера вы говорили, что пишете пейзажи.
— Да, это моя слабость, — признался Гоги. — Русская природа завораживает. Пытаюсь передать её красоту на холсте.
— А можно
увидеть ваши работы?— Конечно. Если хотите, после прогулки зайдём ко мне. Я покажу последние картины.
— С удовольствием! Всегда интересно посмотреть на мир глазами художника.
Кофе был превосходный, пирожные — свежие и вкусные. Разговор протекал легко и непринуждённо. Николь рассказывала о театральной жизни, о своих ролях, о планах. Гоги делился впечатлениями о Москве, о людях, которых встречал.
— А знаете, что мне больше всего нравится в этом городе? — сказала Николь, допивая кофе. — Здесь каждый человек чем-то увлечён. В Ленинграде люди более сдержанные, а москвичи готовы часами говорить о своих увлечениях.
— Это правда, — согласился Гоги. — Москва — город энтузиастов.
После кафе они прогулялись по Тверской улице, зашли в книжный магазин, где Николь купила томик Ахматовой, потом посидели в сквере возле памятника Пушкину.
— Какой он живой, — сказала она, глядя на бронзовую фигуру поэта. — Словно сейчас сойдёт с постамента и прочитает стихи.
— «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», — процитировал Гоги.
— «К нему не зарастёт народная тропа», — подхватила Николь. — Удивительно, как поэзия переживает века.
— А театр тоже своеобразный памятник, — заметил Гоги. — Каждый спектакль — это попытка сохранить красоту для потомков.
— Вы очень тонко это сформулировали. Актёр действительно хранитель культуры, а не просто развлекатель.
Время летело незаметно. Уже начинало вечереть, когда они добрались до дома Гоги, медленно, продолжая разговор.
— Извините за скромность жилища, — сказал он, открывая дверь. — Но моя комната довольно просторная.
— Что вы, мне очень интересно посмотреть, как живёт настоящий художник.
В комнате Николь сразу обратила внимание на мольберт с накрытой тканью картиной.
— А можно посмотреть на вашу последнюю работу?
Гоги снял ткань, открыв пейзаж, который писал всю ночь после разговора с Аней о Бунине. Николь подошла ближе и долго молча рассматривала холст.
— Это прекрасно, — сказала она наконец. — Такая тихая печаль, такая русская душа. Вы действительно чувствуете природу.
— Спасибо, — смутился Гоги. — Это под впечатлением от рассказов Бунина.
— Понятно! «Антоновские яблоки», да? У вас получилось передать ту же атмосферу — красота прошлого, которое уже не вернётся.
Они ещё полчаса рассматривали его картины, обсуждали технику, композицию, цветовые решения. Николь разбиралась в живописи лучше, чем можно было ожидать от актрисы.
— Мне пора, — сказала она наконец. — Завтра репетиция с утра.
— Конечно. Я провожу вас.
— Не стоит, доберусь сама. Но спасибо за чудесный день! Я так много узнала о Москве и… о вас.
Она протянула ему руку для прощания, и он галантно её поцеловал.
— Увидимся ещё? — спросил он.
— Обязательно, — улыбнулась Николь. — Мне очень понравилось с вами разговаривать.