Художник из 50х
Шрифт:
Особенно тщательно прорабатывал рукоятку. Она должна была лежать в руке естественно, без напряжения. Слишком толстая — и пальцы не смогут её толком обхватить. Слишком тонкая — будет выскальзывать при стрельбе. Нужна золотая середина, учитывающая анатомию человеческой кисти.
— Георгий Валерьевич, можно войти? — послышался голос Анны Фёдоровны.
— Да, конечно, — ответил Гоги, не отрываясь от рисунка.
Секретарша вошла с подносом.
— Принесла вам чай. Вижу, работаете с утра не покладая рук.
— Спасибо, — он поднял голову и только тогда заметил, что
— А что это за рисунки? — поинтересовалась она, поставив стакан на стол. — Что-то новенькое?
— Помогаю одному знакомому конструктору, — объяснил Гоги. — Нужны иллюстрации для технической документации.
Анна Фёдоровна внимательно посмотрела на рисунки.
— Красиво получается. И очень точно — сразу видно, как оружие в руках лежит.
— Это и есть главная задача, — кивнул Гоги. — Показать эргономику.
После её ухода он продолжил работу. Следующим был рисунок процесса перезарядки. Как солдат извлекает пустой магазин, как вставляет новый, как дослать патрон в ствол. Каждое движение должно было быть максимально удобным и быстрым — в бою каждая секунда на счёту.
Гоги рисовал и вспоминал фронт. Но теперь это были не кошмарные видения, а профессиональные воспоминания. Он анализировал собственный боевой опыт, вспоминал проблемы, с которыми сталкивались солдаты, недостатки старого оружия.
Помнил, как неудобно было перезаряжать ППШ — магазин-диск был тяжёлым и громоздким. А новые автоматы имели обычные коробчатые магазины, которые вставлялись намного проще. Прогресс налицо.
К обеду первая иллюстрация была готова. Солдат с автоматом получился живым, естественным. Видно было, что оружие не мешает ему двигаться, что он может быстро прицелиться и выстрелить. Именно такую картинку должны были увидеть конструкторы.
Следующей была снайперская винтовка. Здесь требовалась особая точность — снайперская стрельба это искусство, требующее идеального баланса оружия. Винтовка должна была лежать в руках как продолжение тела стрелка.
Гоги вспоминал фронтовых снайперов. Тихих, сосредоточенных людей, которые могли часами лежать в засаде, ожидая единственного выстрела. У них было особое чутьё на оружие — сразу чувствовали, подходит им винтовка или нет.
Рисовал медленно, прорабатывая каждую деталь. Как снайпер прикладывает приклад к щеке, как смотрит в оптический прицел, как располагает левую руку для поддержки ствола. Всё должно было способствовать точности выстрела.
Оптический прицел требовал отдельного внимания. На войне такой роскоши не было — стреляли с открытым прицелом или самодельными приспособлениями. А теперь снайперы получали настоящие оптические прицелы, увеличивающие цель в несколько раз.
— Интересно, — пробормотал Гоги, прорисовывая крепление прицела. — Селельман говорил, что дальность стрельбы увеличилась до полутора километров. В войну о таком только мечтали.
К середине дня у него было готово три иллюстрации — автомат, снайперская винтовка и пулемёт нового образца. Каждый рисунок показывал не просто оружие, а его взаимодействие с человеком. Эргономику, удобство использования,
практичность конструкции.Гоги отложил карандаш и потянулся. Спина затекла от долгого сидения в одной позе, глаза устали от мелких деталей. Но работа была полезной — она отвлекла от тяжёлых мыслей, дала выход творческой энергии.
И главное — эти рисунки могли помочь создать лучшее оружие для советских солдат. Если когда-нибудь снова начнётся война, бойцы будут вооружены более совершенным оружием. А значит, у них будет больше шансов выжить и победить.
Собрав рисунки в папку, Гоги убрал их в сейф. Завтра покажет Селельману — интересно, что он скажет. А пока можно заняться основной работой — плакатами по технике безопасности для Крида.
Но мысли постоянно возвращались к иллюстрациям оружия. Эта работа была не просто технической — она имела глубокий смысл. Каждая удачно нарисованная деталь могла спасти чью-то жизнь в будущем.
К концу рабочего дня Гоги закончил последнюю иллюстрацию — пистолет нового образца в различных положениях. Рука уже устала от мелкой прорисовки деталей, но результат радовал. Каждый рисунок получился точным и информативным, показывая не только конструкцию оружия, но и то, как оно должно использоваться.
Он аккуратно сложил все иллюстрации в папку и взглянул на часы — половина шестого. Рабочий день закончен, можно ехать к Селельману и показать плоды своих трудов. Интересно, что скажет конструктор на готовые рисунки.
Спустившись в подземные лаборатории, Гоги прошёл знакомым маршрутом к кабинету Селельмана. Но у двери остановился — изнутри доносились голоса. Пауль Робертович разговаривал с кем-то, и второй голос показался знакомым.
Постучал и вошёл. За столом Селельмана сидел Виктор Крид, всё в том же безупречном тёмно-синем костюме. Авиаторы лежали рядом, и без них лицо Крида выглядело обычным, почти домашним.
— А, Георгий Валерьевич! — обрадовался Селельман. — Как раз вовремя. Виктор как раз интересовался нашим сотрудничеством.
— Добрый вечер, — поздоровался Гоги, слегка смутившись. — Не думал встретить вас здесь.
— Иногда приходится спускаться в святая святых науки, — улыбнулся Крид. — Пауль Робертович рассказывал, что вы помогаете ему с техническими иллюстрациями.
— Да, пытаюсь, — скромно ответил Гоги. — Вот, принёс готовые работы.
Он достал из папки рисунки и разложил на столе. Селельман сразу наклонился над ними, внимательно изучая каждую деталь.
— Превосходно! — воскликнул он. — Именно то, что нужно конструкторам. Видите, Виктор, как точно показано взаимодействие оружия с человеком?
Крид встал и подошёл к столу. Его взгляд скользил по рисункам медленно, оценивающе.
— Действительно профессиональная работа, — сказал он наконец. — Георгий Валерьевич, а откуда у вас такое понимание эргономики стрелкового оружия?
— Фронтовой опыт, — коротко ответил Гоги. — Четыре года войны научили понимать, что удобно, а что нет.
— Понятно, — кивнул Крид. — Это очень ценно. Теоретики могут рассчитать баллистику, но только практик знает, как оружие ведёт себя в реальных условиях.