Художник моего тела

Я напряглась, когда Гил последовал за мной внутрь, затем закрыл за собой дверь и закрыл замок. Оказавшись в безопасности, он глубоко вдохнул, осматривая мой дом.

Странно, но последний раз он видел меня в доме моих родителей. Наблюдал за мной, пока я готовила на шикарной кухне. Он благодарил меня своими печальными глазами, когда отмокал в ванне после сильного избиения. Ходил на цыпочках по нашему двухэтажному дому, как будто ему здесь не рады, а на самом деле это было не так, потому что дом был не мой. Он принадлежал моим родителям, которые даже не знали о его существовании.

Однако эта квартира.

Она моя.

Я переехала в нее, когда мои мечты о танцах умерли, и мне пришлось уехать из Лондона. У меня не было никого, с кем можно было бы посидеть в каучсерфинге. Не было родителей, у которых можно попросить поддержки. Пока мое тело заживало от порезов и перенесенных операций, я нашла эту квартиру, подписала договор аренды, заплатила залог и сама обставила ее скудной мебелью. Это было трудно, но меня переполнял триумф от того, что я преуспела.

Я не ждала подачек; не просила легких путей. Просто приняла, что мой жизненный путь изменился навсегда. То немногое, что у меня было, я охраняла с ожесточением, зная, каково это — потерять самое важное.

Я потеряла его.

Он был дорог, а я проиграла войну.

Снова и снова.

Заставляя себя оставаться гордой за свои разношерстные достижения, а не метаться и пытаться улучшить то, что нельзя было улучшить, я сказала:

— Ты видишь, здесь никого нет. Никаких монстров в углах. Никаких похитителей на кухне. — Я посмотрела на дверь позади него. — Тебе не нужно оставаться.

Он ничего не ответил; его челюсть сжалась, когда тот посмотрел на мой потрепанный диван, грязный обеденный стол и кухню, в которой едва помещались холодильник и духовка. По сравнению с его внушительным складом с промышленными стеллажами и бесценным покрасочным оборудованием, моя крошечная двухкомнатная квартира была удручающе унылой.

Проходя по маленькому помещению, он не сказал ни слова, пока пальцами очерчивал столешницу, на которой все еще стояли моя грязная кофейная чашка и пустая бутылка вина.

Я бы смутилась, если бы не была так эмоционально истощена.

Гил прошелся по уродливому ковру, потом заглянул в ванную комнату размером с почтовую марку и спальню рядом с ней. Кремовое и темно-синее цветочное покрывало на кровати, которое у меня было, смялось и нуждалось в заправке, но марлевая ткань, которую я подвесила к потолку, чтобы драпировать по обеим сторонам, придавала ему легкую марокканскую атмосферу.

Вернувшись ко мне, он пробормотал:

— Здесь нигде нет картин.

Я осмотрела свои стены, отмечая их пустоту, бесплодность после огромных граффити в доме Гила.

Я пожала плечами.

— Я не художник.

— Ты была танцовщицей.

Я вздрогнула.

— Была — вот ключевое слово в этом предложении.

Гил изучал меня. Его зеленые глаза были такими пронзительными, как будто он мог видеть реабилитацию и операции, которые я перенесла. Тот факт, что я только что думала о потере чего-то столь дорогого, сделал боль еще более острой.

Его голос звучал почти шепотом.

— Ты скучаешь по этому?

Не разрывая зрительного контакта, я держала спину, покрытую шрамами и татуировками, прямо, когда снимала туфли и шла в свою спальню.

— Ты бы скучал по живописи, если бы не мог этим заниматься?

Я совершила ошибку, посмотрев на него, стоя на пороге своей спальни. Он прислонился к дверной раме, скрестив лодыжки и руки. Его невозмутимая поза не могла скрыть тревогу и быстро проскользнувший ужас.

Я ждала, что он даст какой-нибудь легкомысленный комментарий. Вместо этого Гил устремил взгляд на мой ковер.

— Я бы не выжил. Честно и просто. Это единственное, что помогает мне жить в эти дни.

Мое сердце заколотилось в груди. Я силилась что-то сказать, но в итоге у меня ничего не вышло. Все, чего мне хотелось, это упасть на кровать и закрыть глаза.

— Гил... я...

Он двинулся ко мне. Я отступала назад, пока не оказалась прижатой к стене и к нему. Его взгляд поймал мой с такой силой, что волосы на затылке зашевелились, а инстинкты закричали в боевой готовности.

Гил обхватил руками мои бедра, большие пальцы очертили маленькие круги.

— Как ты выжила, О? — выдохнул он. — Как ты взяла себя в руки после того, что случилось?

Я замерла, мои внутренности таяли от его прикосновения, а сердце разрывалось от его вопроса.

— Что ты имеешь в виду?

Он пожал плечами, как будто и сам не понимал.

— Твои родители, по сути, отреклись от тебя с самого детства. Твои мечты стать танцовщицей были разрушены. Ты, похоже, не поддерживаешь связь с людьми из школы... ты одна. И все же ты не проебала свою жизнь, как я.

— Откуда ты знаешь, что я делаю со своей жизнью?

— Ты такая сильная. Достаточно сильная, чтобы оттолкнуть меня, даже когда я говорю тебе, что ты в опасности. Достаточно сильная, чтобы отдать мне все, что у тебя есть, и все потому, что ты бескорыстна. Достаточно сильная, чтобы простить, хотя именно из-за меня у тебя проблемы. — Его нос коснулся моего. — Мне нужно знать, как ты можешь делать все это, терпеть все, что у тебя есть, и при этом оставаться хорошей... потому что я... я действительно охерительно мучаюсь.

Мое сердце перезапустилось, было дефибриллировано от своей тоскливой усталости, и все потому, что я была глупа, когда дело касалось этого человека. Глупой и бесконечно всепрощающей.

— С чем бы ты ни справлялся... ты не должен делать это один.

— Боже, опять ты за свое. — Его грудь поднималась и опускалась, дыхание стало поверхностным. Глаза потемнели, и крошечное пространство моей спальни завибрировало от эмоций. — Ты все еще хочешь предложить мне спасение после всего, что я сделал

— Это нормально.

— Нет, ненормально. — Он оскалил зубы. — Ты справилась сама.

— Да.

— Так почему, блядь, я не могу? — Его глаза вспыхнули, взгляд упал на мои губы. Его вспыльчивость подогревала похоть, закручивая два мощных химических вещества в моей крови. — Я бесполезен. И подвожу всех, кого люблю. Я... — Гил прижался лбом к моему. — Я подвожу тебя... как и всегда.

Мой желудок сжался, а внутренности скрутились, отвечая на его призыв, втягиваясь в его потребность, несмотря на себя. Как и прежде. Как и всегда.