Хвойная нить

Сейчас же в окна бил полуденный свет, но так темно еще никогда не было.

Страх, маячивший где-то в стороне, хлынул в грудь холодной волной. И вместо того, чтобы прогнать, слова любимого лишь больше его усиливали. Вера слышала их урывками, будто слух просто отказывался воспринимать услышанное:

– Это слишком... Рано... Ты должна понять, сейчас не время... У меня же выставка в Париже, карьера... Да и тебе всего восемнадцать... Рано...

Теперь Вера точно никогда не признается, что никакие ей не восемнадцать. Очутившись в сказке, забываешь про возраст, который кажется лишь досадной помехой. Да и какая разница, если в свои пятнадцать ты и так уже выглядишь, как настоящая принцесса.

Роберт отошел к окну, уставился в зарешеченные ставни. Лучи солнца, вплетенные в его взлохмаченные волосы, вдруг показались Вере ледяной дробью.

Тугой холодный комок в груди закаменел, перехватывая дыхание. Вера старалась держаться, но на глаза полезли предательские слезы.

– Ты же мне поможешь?

– Конечно, - Роберт быстро обернулся. В его голосе мелькнуло облегчение.
– У меня есть один знакомый. Отличный специалист.

– Только...
– Она запнулась, вспомнив недавний разговор с отцом. Обычные вроде нравоучения, но жесткий взгляд до сих пор стоял перед глазами.
– Чтобы никто не узнал.

– Не беспокойся. Не узнает.

***

Миша вывел на листке три зеленых треугольника, и теперь старательно их заштриховывал. Елка получалась большая, во весь листок. Место оставалось лишь для шариков, звезды-макушки и совсем чуть-чуть у коричневого подножия для подарка. Правда, подарок он специально не пририсовывал, чтобы не смущать Дедушку Мороза малыми размерами.

Миша настолько погрузился в процесс, что даже не услышал, как мама вышла в коридор, притворив за собой дверь. Только через какое-то время до него донеслись обрывки фраз: мама говорила по телефону.

– Как, только через два года? Как ошибка?

Тишина, отдаленное бормотание трубки.

– Доктор, о чем вы? Вы же говорили, что ему осталось максимум год! Неужели очередь нельзя поменять?

Снова пауза. И снова мамин голос. Тихий-тихий, и какой-то уставший:

– Сколько? Сколько надо на платную?

Ветер, завывающий на улице, бросил в окно очередную горсть снега.

– Понятно.

Щелкнул рычаг телефона, и мама зашла в комнату. Она посмотрела на Мишу, с улыбкой взглянула на рисунок.

– Красиво, Мишка. Ты - моя гордость.

– Мам, а почему ты такая белая?
– Всполошился Миша.
– Тебе холодно?

– Холодно?
– Она присела на край кресла.
– Нет, родной, что ты. Просто кремом намазалась.

Помолчав минутку, она решилась:

– Сынок, мы с тобой сегодня не сможем пойти к елке. Давай завтра, хорошо?

Миша сразу приуныл. Но он очень не хотел расстраивать маму:

– Ладно, мам.

– Спасибо. Ты у меня совсем взрослый, - мама взъерошила его каштановую шевелюру.

Потом она вышла, и за прикрытой дверью снова щелкнул телефон:

– Галя, привет. Слушай, там на видеомонтаже сегодня аврал вроде? Сверхурочка считается? Ага, хорошо. Запиши тогда меня, пожалуйста.

***

Валентина хлопотала вокруг, подливала чай, докладывала печенье в вазочку. Предложила Илье даже пятьдесят грамм припасенного еще в советское время армянского коньяка. И вообще порхала для своего возраста на удивление легко.

Впрочем, оно и понятно. Только вот Илью причина ее воодушевления наоборот вгоняла в холодящий ступор.

Сын! Сын у нее нашелся. И главное кто! Виктор Бессонов, кандидат в мэры города. Хотя не это важно.

Он обхаживал Валентину уже полгода. Началось все с того, что Илья подвез ее совершенно бесплатно, да еще помог затащить котомки. Это уже потом, после благодарственного чаепития и просмотра потертого фотоальбома, в голову закралась эта затея.

В принципе, он был откровенен. Рассказывая про тесную комнатушку, небольшой заработок и подрастающего ребенка, Илья ни разу не слукавил. Отдельную роль сыграло и то, что как и сын Валентины, он тоже прошел через похожую войну. Единственное, подавал он это все в намеренно сгущенных красках, чтобы наверняка поразить чувствительное женское сердце. И ему это удалось.

Буквально на днях старушка заявила Илье, что намерена внести его в завещание и попросила номер толкового юриста. Поначалу он "поломался", для виду, но уже вчера визитка знакомого адвоката легла на выцветшую застиранную скатерть.

А уже сегодня появляется этот пропавший сын! Понятное дело, о квартире теперь можно забыть. Либо срочно что-то придумывать...

***

– Сегодня вечером вам надо наведаться к госпоже Приходько в гости. Немного сыграть ее сына, кофе-тортик там, все дела. Потом сослаться на занятость и удалиться. Думаю, независимо от ваших стараний вера ее будет непоколебима.
– Лев улыбнулся.
– Впрочем, неважно, что будет происходить за дверьми квартиры. Главное, обставить должным образом ваш приход и уход. Потому что мы уже слили одному независимому каналу - реально независимому - так называемую утечку. Готов поспорить, они не упустят такой возможности.

– Не проще было бы подключить наших прикормленных писак?
– Виктору претило само словосочетание: "независимый журналист", не говоря уже о его смысле.

– Раскусят. Примут за очередную проплаченную рекламу. А так будет выглядеть, что вы, скромный сын, хотите без лишней огласки навестить мать после долгой разлуки. А когда акулы пера сделают свое дело, к этой истории добавим света и мы. Мол, да, наш кандидат скромен и семейные ценности ему не чужды. Такой действительно готов позаботиться о городе и его жителях.

Виктор помолчал минуту, глядя куда-то за плечо сияющего пиарщика. Потом снял трубку телефона и сказал:

– Леночка, освободи в моем графике время с шести до семи вечера. Да, сегодня.

***

– Девушка, мы правильно приехали?

Вера посмотрела в окно. Городская университетская больница мрачной громадой возвышалась в конце голубой еловой аллеи. Пасмурное небо, казалось, сливается со старыми серыми стенами, отчего тягостное впечатление усиливалось стократ. Лишь елочки, украшенные на новогодний манер, удерживали от чувства абсолютной паники и желания тотчас сказать шоферу укатывать отсюда прочь.

– Да, спасибо.
– Вера протянула деньги, взялась за дверцу, но снова замерла.

– У вас проблемы?

– А?
– Она посмотрела на таксиста. Дядька, лет тридцати пяти, смотрел на нее усталыми, но живыми глазами.
– Не знаю. Наверное.

– А близкие есть?

Перед глазами пронеслось лицо Роберта, потом отца.

– Да, конечно.

– Тогда положитесь на них. Семья - это самое главное в жизни.

Вера лишь горько улыбнулась и вышла из машины. Хотела уже закрыть дверцу, когда таксист замахал рукой: