I'm a slave for you
Шрифт:
– Нет. Я предлагаю Вам доверить заботу о Джинни мне. Всего на неделю, не больше, – предложил Теодор.
Темный Лорд замер, услышав слова лекаря. В них действительно был смысл. Тогда гриффиндорке не придется коротать вечера в одиночестве, глядя в стену. У нее будет интересная компания… Но что, если она окажется слишком уж интересной? Волан-де-Морт злобно сверкнул узкими красными глазами, оглядывая самодовольного лекаря. Рассудок, помутненный опасным ядом, упрямо шептал старому волшебнику, что наглому мальчишке нужно доверять. Но что-то внутри отчаянно сопротивлялось голосу разума, что с каждой секундой становился все тише и тише.
– Нет! Она никогда не покинет этого дома! – выкрикнул Темный Лорд, собирая последние силы.
– Но, господин, будьте разумны.
Темный Лорд отвернулся к стене, злобно сжимая губы в тонкую полосу. Ему хотелось, чтобы вся эта болезнь оказалась лишь странным сном, чтобы все прекратилось, стоит ему лишь открыть глаза… Мужчина понимал, что разумнее всего будет отпустить рабыню на некоторое время. Кто знает, вдруг она даже заскучает по своему господину? Вернется, кинется ему на шею, моля больше никогда не покидать ее… Волан-де-Морт улыбнулся, вспомнив о рыжеволосой гриффиндорке. Он ненадолго прикрыл уставшие от яркого света глаза. Силы так быстро заканчиваются, так больно говорить, дышать…
– Решение остается за Вами, мой господин. Я передам служанке лекарство и объясню ей, в каких дозах применять препарат, – сказал Тео. – Вам нужен покой. Вижу, что Вы очень устали. Если состояние ухудшится… Просто позовите меня.
С этими словами Теодор учтиво поклонился изможденному господину и направился прочь, к двери. Он знал, что Волан-де-Морт непременно остановит его у самого выхода. Разве может он жить, зная, что Джинни в опасности? Любовное зелье действует на него не так, как должно, но… Он испытывает острую привязанность к сообразительной рабыне. Привязанность в определенной степени. Чувства его такие же сильные, но не такие… Слепые, не такое самозабвенное влечение томится в его широкой груди. Темный Лорд может причинять гриффиндорке боль, может унижать ее, жестоко оскорблять, и не будет корить себя за подобное. Но он не может убить ее, не может отделаться от потребности в ее любви, от желания сохранить жизнь в этом хрупком девичьем теле. Не слишком удобное положение для них обоих…
– Стой, – прохрипел Темный Лорд.
Он точно задумался, подняв бледную, испещренную многочисленными венами руку вверх. Красные глаза Лорда остановились на Теодоре, что сейчас выглядел растерянным и удивленным. Мужчина осторожно отвел взгляд, обдумывая следующий свой шаг. Ему до боли в груди не хотелось отсылать рабыню, но… Так ведь будет лучше для нее. Безопаснее.
– Позови служанку. Пусть соберет Джинни в дорогу… – прохрипел Темный Лорд, стараясь не заснуть.
========== 36 - Цена прощения. ==========
Здесь так холодно… Черт, почему здесь всегда так холодно? Почему Драко никогда раньше не замечал, что Малфой Мэнор – жуткий, холодный дом, в котором неимоверно страшно находиться. Как он мог столь длительное время жить в подобном месте, не видя ничего вокруг? Драко поднял глаза к зеркалу, пока вода мягко омывала его дрожащие руки. Смотреть на то, как кровь Симуса бледнеет, смешиваясь с прозрачной жидкостью, не было больше сил. Малфой задумчиво глядел в отражение, прямо в холодные серые глаза, так похожие на лезвие самого острого ножа… Говорят, что в глазах можно увидеть душу. «Такие ублюдки, как ты, появляются именно в таких холодных домах», – подумал Малфой, закрывая кран.
Шум воды стих, сменившись оглушающей тишиной. Даже она в этом доме была обжигающе холодна… Драко погружался в нее, словно во что-то вязкое и противное. Юноша закрыл глаза, стараясь успокоиться, но не мог. Этот стук в ушах… Когда он появился? Он всегда преследовал Драко, или нет, только сейчас? Малфой сжал кулаки с такой силой, что побелели костяшки и без того бледных пальцев. Он с оглушительным стуком ударил стену, стараясь избавиться от нарастающего напряжения. Вот только оно не прошло.
Кровь потекла вниз тонкой струйкой. Драко поморщился от отвращения. Он так устал от крови, так устал от ее запаха, от ее вида… Малфой сорвал с себя рубашку, запачканную в грязном подвале. Слизеринцу надоело
такое существование. Он устал мучить умирающего Симуса, устал от капризов Темного Лорда, устал от жизни Пожирателя Смерти. Все чаще и чаще Драко думал о том, что ему очень не повезло в том, что он волшебник, не маггл…Впрочем, Драко не мог ослушаться приказа Повелителя. Он продолжал вести допрос и добился от Симуса немногого… Однако, гриффиндорец назвал Драко имена некоторых повстанцев. Джордж, Артур и Билл Уизли – самые активные члены организации. Дин Томас, Парвати и Лаванда, Чжоу Чанг, Анджелина Джонсон, Эрни Макмиллан, Захария Смит, Энтони Голдстейн и многие, многие бывшие однокурсники Драко участвовали в этом безумии. Одно имя заинтересовало Малфоя сильнее остальных…
Теодор Нотт. Его Симус назвал последним, заливаясь крупными каплями слез. Он просил прекратить, просил оттащить от него несуществующую ведьму-банши, что Драко закинул в его истерзанную голову, и дать ему умереть… Но слизеринец не дал. Это еще не все, нет. Ему нужны подробности того, как этот гнусный, фальшивый тип смог так просто одурачить Темного Лорда. Малфой всегда питал неприязнь к Нотту, и никогда не мог объяснить ее причину.
Чуть передохнув от страшных мыслей, слизеринец избавился и от штанов, небрежно скинув их на холодный пол. Кровь всюду, всюду… Она спряталась под ногтями на его руках, впиталась в одежду, проникая в дорогую ткань… Она течет по венам, спускаясь в самое сердце… Малфой схватился за голову, опираясь на холодную каменную стену. «Я скоро сойду с ума», – предупредил он себя, нервно улыбаясь.
Драко знал, что пленник скоро сломается окончательно, выдав местонахождение всех баз, о которых ему известно. Это ощущение незаконченности, близости долгожданного финала манило Малфоя, но лишь одна мысль о продолжении этой кровавой оргии приводила слизеринца в ужас. Он не хотел больше причинять боль, не хотел ничего… Не хотел ни этого дома, ни этой жизни. Юноша думал лишь об избавлении, сладостном, желанном избавлении. И не важно, как и когда оно явится.
Малфой рывком отворил дверь в ванную комнату и отправился прочь из своей спальни. Юноша обещал себе, что не станет приставать к Гермионе, пока этот кошмар не закончится, но не мог сдержать данное слово. Он слишком устал засыпать один. Слишком много мыслей рвали его голову на части. Сейчас Драко хотел лишь прикоснуться к шелковистым пушистым волосам гриффиндорки, ощутить ее дыхание на своей шее, даже, если она сама не хочет его видеть, даже если она будет не рада его обществу, придется смириться…
Не прошло и дня, чтобы Драко не ругал себя за собственную «мягкотелость». Ему не хотелось быть слишком нежным с Гермионой, не хотелось потакать желаниям плененной рабыни, но он не мог остановиться. Что-то теплое разливалось внутри, как только в поместье раздавался чарующий смех гриффиндорки. Теперь, когда она свободно гуляет по дому, Джеки и Гермиона постоянно находятся рядом. Девушки так счастливы в обществе друг друга, что не замечают ничего вокруг… Гермиона улыбается, шепотом рассказывает девчонке что-то, от чего та начинает краснеть.
Луна стучалась в окна Малфой Мэнора, играя переливами на мраморном полу. Драко шел не спеша, думая о Гермионе. Ему так хотелось поскорее прикоснуться к ее нежной коже… Может быть, она улыбнется ему? «Нет, нет, Драко, даже и не жди. Ты пугаешь ее», – подумал юноша, плотно сжав губы. «И что с того? Разве так не должно быть? Разве рабыня должна любить господина? Достаточно и простого подчинения…», – уверял себя юноша.
Гермиона читала старую пожелтевшую книгу, о которой никогда раньше не слышала. Молодая ведьма, бегущая от инквизиции, влюбилась в прекрасного молодого священника. В мире магглов подобной литературы нет… Люди не привыкли признавать собственную жестокость, и стараются избегать темы рабства, глупых религиозных войн и сожжения «еретиков». Девушка погрузилась в чудный мир, утонула в бесконечных строках произведения, не заметив, как к закрытой двери кто-то подошел. Кодовый замок давно был снят за ненадобностью, и Малфой, чуть помедлив на пороге, распахнул тяжелую дверь.