И 8
Шрифт:
– Сигарету – ответил я – Самую вонючую и крепкую что есть.
– Сурвглот Голд – рассмеялась Ссака – Почти целая пачка. На пачке нарисован затягивающийся сигаретой тощий гоблин в зеленом комбезе, что сумрачно смотрит на сочащуюся какой-то жижей широкую трещину в бетонной стене. Харя у него испуганная.
– Да похер. Кидай.
Поймав мягкую пачку, я вытряхнул из нее зажигалку, щелчком вытряхнул сплющенную изогнутую сигарету и, размяв чуток в пальцах, подпалил и глубоко затянулся охренеть насколько едким крепчайшим дымом. Выдохнув дымную струю, я угодил ею в приземляющуюся на подоконник пластиковую муху. Дрон остался невозмутим, но передние манипуляторы деловито прочистили визоры уставленных на меня камер. Сделав еще одну глубокую затяжку, я стряхнул пепел на пол и медленно заговорил, глядя на пасмурный север:
– Когда
Прервавшись еще на пару затяжек, я подкурил от окурка следующую сигарету и продолжил:
– Он нас в тот день пальцем не тронул. Просто привел к тем, кто считался в нашей башне кем-то вроде полицейских. Они следили за порядком, вычисляли воров, патрулировали и не лезли в дела по-настоящему крутых заправил.
– Все, как всегда, в нашем трущобном раю…
– Ага – согласился я – Все как всегда. Старика они знали и пропустили нас к себе без проблем – в почти восстановленный полицейский участок центрального башенного пояса. А там он показал нам трупы. Три детских. И два взросляка. Там месиво… мне и остальным пары взглядов хватило, чтобы понять – тут поработали обычным тяжелым тесаком. У каждого был такой – сгодится для всего. Дров из плавника нарубить, мяса настрогать… Короче нагляделись мы на тела – а они уже вонять начинали – и нас повели дальше. И все – молча. Он ни слова не говорил, просто вел нас на звуки плача. Довел, снял засов, открыл дверь и отступил. А мы остались на пороге, глядя на рыдающего Лхара.
– Кто такой?
Я пожал плечами:
– Обычный парень. Молодой рыбак. Хороший ныряльщик.
– Ага…
– Он рыдал взахлеб. Руки уже почернели, стянуты за спиной проволокой, ноги тоже перетянуты натуго. Уже потом я узнал, что об этом попросили родичи убитых. Старик велел снять проволоку и его послушались. Хотя было уже поздно. Но речь о другом – дав нам наглядеться на этого причитающего ушлепка, он шагнул к нему, улыбнулся, а затем р-раз… и Лхар уже лежит на полу, а из перехваченной глотки льет кровь. Он умирает, а у него на лице улыбка. А старик нам такой и говорит – запомнили, как я подошел, как отступил и как ударил? Мы башками тупыми покачали, а он мимо нас прошел и обратно по коридору. Мы за ним… едва-едва ногами передвигаем, а от страха аж дышать не можем. Тащимся за ним, а сами с окровавленного ножа в его руке глаз отвести не можем. Ждем когда он и нас полоснет…
– С чего вдруг? – удивилась Ссака – Вы тут не при делах.
– Почти не при делах – хмыкнул я – Такое дело – наркоту вчера нам как раз Лхар и дал. И жратвой чуток поделился. Типа мол пофартило ему сегодня на дне, богатую добычу поднял и обычай велит с молодыми фартом чутка поделиться. Мы отказываться не стали. А потом… что было – не помню. Очухался уже ночью, весь потный, вонючий, трясущийся, башка раскалывается. Ну а на следующий день старик нас собрал и повел… как на убой. Мы там еще долго бы тряслись, но он заговорил. И пояснил – вчера обдолбанный Лхар, просто идя и улыбаясь по центральному коридору рыбацкого квартала, вдруг выхватил у колющего щепки старика тесак и начал им махать, вопя что-то про морских пауков не дающих ему добраться до воздуха. Его вырубили багром и забили бы, но патрульные успели и уволокли его живым – знали, что живой он принесет им больше выгоды. Вот так вот…
– И эта вся история? – сухо осведомилась пластиковая муха.
– История – вся – кивнул я – Но была и финальная мораль. Когда мы почти добрались до крыши, старый хрен развернулся и…
острие его ножа у самого моего глаза заплясало. Руки у него уже потрясывало, так что был шанс стать кривоглазым из-за его сраного Паркинсона или что там у него было… Я застыл, остальные рядом замерли, а старик крутит еще мокрый от крови нож у моей хари и неспешно поясняет. Дело мол не в том, что бы дебилы нанюхались или там наглотались наркоты. Дело не в том, что она превращает в раба, сушит мозги и быстро убивает. Нет. Дело мол сука в том, что наркота лишает тебя контроля. Убирает тебя от руля. И убирает даже не на пассажирское сиденье, а в темный багажник. Как Лхара. Он очухался – и нихера не помнит своего трипа. Словно на самом деле в багажнике валялся, пока машина прыгала по кочкам его сломавшейся судьбы. Очнулся и узнал – стал детоубийцей, потерял будущее, опозорил родителей… Почему? Потому что лишился контроля над самим собой. Вот самое страшное в жизни. И поэтому – избегайте наркоты, избегайте безлимитного бухла, ведь они ведут к потери контроля, но уж что-что, а контроль над собой терять сука нельзя никогда! Поняли, пацаны? Никогда! Мы покивали… и тогда он убрал нож, а потом его вторая женщина угостила нас вкусным сладким лечо… Вот как-то так…– Контроль… – произнесла Кальвария.
– Контроль – повторил я, медленно упирая вытянутый указательный палец себе в правый весок – Если Управляющая не врет…
– Я не лгу.
– Один хер я не верю – бледно усмехнулся я – Но знаю, что в твоей истории немало правды – слишком уж хорошо она перекликается с моими флешами. И один хер я знаю, что не все так просто и банально…
– Я рассказала все, что мне известно.
– Ну да – ответил я – Ну да… Ссака…
– А?
– Если поймешь, что я реально потерял контроль над собой… просто прострели мне башку.
– Было бы тебя так просто убить, лид… я бы чисто славы ради давно бы попыталась…
– Смешно…
– Да я серьезно.
– Стреляй в затылок. С расстояния. Близко не подходи.
– Главное всем нашим свою веселую просьбу не озвучивай.
Фыркнув, тему я закрыл. Судя по ее потемневшим глазам просьбу мою, лейтенант поняла хорошо и, если придется, сделает все как надо.
– Ладно – сказал я, туша бычок о подоконник – Давайте поиграем на нервах сучьей ведьмы…
– Герой Оди… мне нужно больше подробностей о твоих воспоминаниях, что касаются возможной попытки Первого слиться с…
– Нет – отрезал я, отходя от окна – На сегодня воспоминаний хватит. Займемся настоящим…
Глава 11
Раздав указания, следующие двое суток я убивался на тренировках, гонял гоблинов, кошмарил технарей и наблюдал за очищением Мутатерра, параллельно ожидая, когда Кальвария закончит восстановление одной из своих главных вещательных антенн, что не включалась уже больше двух столетий.
И наконец этот момент настал…
– Всем мирного атомного рассвета, упырки – я широко улыбнулся в объектив летающего передо мной дрона оператора – Как вы там, ушлепки сраные?
Глянув на экраны, где в изумлении замерли сотни и сотни попавших в камеру жителей, я протяжно зевнул и продолжил:
– На связи гоблин Оди.
Мой голос разнесся над шелестящими лесами и туманными долинами одного из почти центральных и одного из самых здоровых регионов Формоза. Глядя на старые здоровые деревья, высокую траву, пугливых оленей, что торопились прочь, я снова ощутил то самое удовлетворение – а ведь получилось сука… ну реально же получилось, как и было задумано.
А еще мои слова звучали не только в Формозе. Немалая часть каналов связи была разблокирована Управляющей специально для этого дела. Волна данных ударила от мира-убежища во все стороны, готовая зацепиться за антенну любого приемника, способно уловить хотя бы звук.
– Эдита – тихо позвал я, глядя на густой древний ельник.
Последний раз ядро ее зомбо-легиона зашло в густую лесную тень и не вышло. Она находилась там уже почти сутки и, похоже, не сильно рвалась на открытое пространство. И я ее прекрасно понимал… Сейчас она оказалась куда в худшем положении чем я, когда мы с гоблинами прорвались наверх и оказались на острове музейных сыроедов – там во Франциске II.
– Эдита… – повторил я и несколько тяжелых транспортников, что висели над лесом, усиленным ревом ударили этим словом по деревьям – Тебе пора умереть, не поживший ребенок…