И будет вечен вольный труд

6 июня 1849

«Тихой ночью, поздним летом…»

Тихой ночью, поздним летом, Как на небе звезды рдеют, Как под сумрачным их светом Нивы дремлющие зреют… Усыпительно-безмолвны, Как блестят в тиши ночной Золотистые их волны, Убеленные луной…

23 июля 1849

Овстуг

«Слезы людские, о слезы людские…»

Слезы людские, о слезы людские, Льетесь вы ранней и поздней порой… Льетесь безвестные, льетесь незримые, Неистощимые, неисчислимые,— Льетесь, как льются струи дождевые В осень глухую, порою ночной.

1849

Петербург

«Эти бедные селенья…»

Эти бедные селенья, Эта скудная природа — Край родной долготерпенья, Край ты русского народа! Не поймет и не заметит Гордый взор иноплеменный, Что сквозит и тайно светит В наготе твоей смиренной. Удрученный ношей крестной, Всю тебя, земля родная, В рабском виде Царь Небесный Исходил, благословляя.

13 августа 1855

«Есть в осени первоначальной…»

Есть в осени первоначальной Короткая, но дивная пора — Весь день стоит как бы хрустальный, И лучезарны вечера… Где бодрый серп гулял и падал колос, Теперь уж пусто все — простор везде, Лишь паутины тонкий волос Блестит на праздной борозде. Пустеет воздух, птиц не слышно боле, Но далеко еще до первых зимних бурь — И льется чистая и теплая лазурь На отдыхающее поле…

22 августа 1851

«Ужасный сон отяготел над нами…» {223}

Ужасный сон отяготел над нами, Ужасный, безобразный сон: В крови до пят, мы бьемся с мертвецами, Воскресшими для новых похорон. Осьмой уж месяц длятся эти битвы, Геройский пыл, предательство и ложь, Притон разбойничий в дому молитвы, В одной руке распятие и нож. И целый мир, как опьяненный ложью, Все виды зла, все ухищренья зла!.. Нет, никогда так дерзко правду божью Людская кривда к бою не звала!.. И этот клич сочувствия слепого, Всемирный клич к неистовой борьбе, Разврат умов и искаженье слова — Все поднялось и все грозит тебе, О край родной! — такого ополченья Мир не видал с первоначальных дней… Велико, знать, о Русь, твое значенье! Мужайся, стой, крепись и одолей!

Август 1863

«Он, умирая, сомневался…» {224}

Он, умирая, сомневался, Зловещей думою томим… Но бог недаром в нем сказался — Бог верен избранным своим… Сто лет прошли в труде и горе — И вот, мужая с каждым днем, Родная Речь уж на просторе Поминки празднует по нем… Уж не опутанная боле, От прежних уз отрешена, На всей своей разумной воле Его приветствует она… И мы, признательные внуки, Его всем подвигам благим Во имя Правды и Науки Здесь память вечную гласим. Да, велико его значенье — Он, верный Русскому уму, Завоевал нам Просвещенье, Не нас поработил ему,— Как тот борец ветхозаветный^{225}, Который с Силой неземной Боролся до звезды рассветной И устоял в борьбе ночной.

1865

«Умом Россию не понять…»

Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить: У ней особенная стать — В Россию можно только верить.

28 ноября 1866

«Ты долго ль будешь за туманом…» {226}

Ты долго ль будешь за туманом Скрываться, Русская звезда, Или оптическим обманом Ты обличишься навсегда? Ужель навстречу жадным взорам, К тебе стремящимся в ночи, Пустым и ложным метеором Твои рассыплются лучи? Все гуще мрак, все пуще горе, Все неминуемей беда — Взгляни, чей флаг там гибнет в море, Проснись — теперь иль никогда…

26 декабря 1866

Алексей Степанович Хомяков {227}

1804–1860

Степи

Ах! Я хотел бы быть в степях Один с ружьем неотразимым, С гнедым конем неутомимым И с серым псом при стременах. Куда ни взглянешь — нет селенья, Молчат безбрежные поля, И там, как в первый День творенья, Цветет свободная земля. Там не пресек ее межами Людей бессмысленный закон, Людей безумными трудами Там божий мир не искажен; Но смертных ждет святая доля, Труды, здоровие, покой, Беспечный мир, восторг живой, Степей кочующая воля. Ах! для чего ж я не в степях Один с ружьем неотразимым, С гнедым конем неутомимым И с серым псом при стременах?

1828

Клинок

Не презирай клинка стального В обделке древности простой И пыль забвенья векового Сотри заботливой рукой. Мечи с красивою оправой, В златых покояся ножнах, Блистали тщетною забавой На пышных роскоши пирах; А он в порывах бурь военных По латам весело стучал И на главах иноплеменных Об Руси память зарубал. Но тяжкий меч, в ножнах забытый Рукой слабеющих племен, Лежит, давно полусокрытый Под едкой ржавчиной времен И ждет, чтоб грянул голос брани Булата звонкого призыв, Чтоб вновь воскрес в могущей длани Его губительный порыв; И там, где меч с златой оправой Как хрупкий сломится хрусталь, Глубоко врежет след кровавый Его синеющая сталь. Так не бросай клинка простого В обделке древности стальной И пыль забвенья векового Сотри заботливой рукой.

1829

«Гордись! — тебе льстецы сказали…»

«Гордись! — тебе льстецы сказали: — Земля с увенчанным челом, Земля несокрушимой стали, Полмира взявшая мечом: Пределов нет твоим владеньям, И, прихотей твоих раба, Внимает гордым повеленьям Тебе покорная судьба. Красны степей твоих уборы, И горы в небо уперлись, И как моря твои озера…» Не верь, не слушай, не гордись! Пусть рек твоих глубоки волны, Как волны синие морей, И недра гор алмазов полны, И хлебом пышен тук степей, Пусть пред твоим державным блеском Народы робко клонят взор, И семь морей немолчным плеском Тебе поют хвалебный хор; Пусть далеко грозы кровавой Твои перуны пронеслись: Всей этой силой, этой славой Всем этим прахом не гордись. Грозней тебя был Рим великий, Царь седмихолмного хребта, Железных сил и воли дикой Осуществленная мечта; И нестерпим был огнь булата В руках, алтайских дикарей, — И вся зарылась в груды злата Царица западных морей. И что же Рим? и где монголы? И, скрыв в груди предсмертный стон, Кует бессильные крамолы, Дрожа над бездной, Альбион. Бесплоден всякий, дух гордыни, Неверно злато, сталь хрупка; Но крепок ясный мир святыни, Сильна молящихся рука… И вот, за то, что ты смиренна, Что в чувствах детской простоты, В молчаньи сердца, сокровенна, Закон творца прияла ты, Он дал тебе свое призванье, Тебе он светлый дал удел — Хранить для мира достоянье Высоких жертв и чистых дел; Хранить племен святое братство, Любви живительный сосуд, И веры пламенной богатство, И правду, и бескровный суд. Твое все то, чем дух святится, В чем сердцу слышен глас небес, В чем жизнь грядущих дней таится, Начало славы и чудес… О, вспомни свой удел высокий, Былое в сердце воскреси, И в нем сокрытого глубоко Ты духа жизни запроси! Внимай ему и, все народы Обняв любовию своей, Скажи им таинство свободы, Сиянье веры им пролей: И станешь в славе ты чудесной Превыше всех земных сынов, Как этот синий свод небесный — Прозрачный вышнего покров!

1839

России {228}

Тебя призвал на брань святую, Тебя господь наш полюбил, Тебе дал силу роковую, Да сокрушишь ты волю злую Слепых, безумных, буйных сил. Вставай, страна моя родная! За братьев! Бог тебя зовет Чрез волны гневного Дуная^{229} — Туда, где, землю огибая, Шумят струи Эгейских вод. Но помни: быть орудьем бога Земным созданьям тяжело. Своих рабов он судит строго: А на тебя, увы! как много Грехов ужасных налегло. В судах черна неправдой черной И игом рабства клеймена, Безбожной лести, лжи тлетворной И лени мертвой и позорной И всякой мерзости полна; О недостойная избранья, Ты избрана!.. Скорей омой Себя водою покаянья, Да грех двойного наказанья Не грянет над твоей главой! С душой коленопреклоненной, С главой, лежащею в пыли, Молись молитвою смиренной И раны совести растленной Елеем плача исцели! И встань потом, верна призванью, И бросься в пыл кровавых сеч! Борись за братьев крепкой бранью! Держи стяг божий крепкой дланью! Рази мечом! то божий меч!

1854

Андрей Иванович Подолинский {230}

1806–1886

Русская песня

Что в сыром бору от солнышка Снег златой росой рассыпался, Молодецкая кручинушка Разлилась слезами светлыми; В зимний холод любо солнышко, На чужих людях родной напев, Поневоле сердце всплачется, Как с ретивым сиротинушкой, Песня русская, унылая, Что родная мать перемолвится. Задушевной не наслушаться! Словно пташка, что в раю поет, Заунывно сладким голосом, Грусть-тоску она баюкает; Не видать сквозь слез чужой земли, А что думушка ль сердечная Понесется невидимкою, За синё море в святую Русь!.. По былому по старинному Добрый молодец в родной земле, В ноги пал отцу и матери, С старым другом поздоровался, А что девица-красавица Второпях бежит из терема, Зарумянившись как маков цвет, Радость высказать и слова нет, Только с милым обнимается, Да сквозь слезы улыбается.