И быть роду Рюриковичей

Олегу место понравилось, одобрил: Волхов для обзора открытый, любой корабль издалека разглядишь.

Их заметили, ударили в подвешенную доску, и ушкуйники дружно высыпали встречать князя. Ладья ещё к берегу не пристала, как её потянули на мель. Днище скребнуло по камешкам.

— Князь Ивашку нам привёз! — весело закричали ушкуйники.

— А что, Ивашка, без нас тебе худо?

— Да уж куда хуже!

У Олега сапоги высокие, на берег вброд выбрался. За ним другие заспешили. Ивашка с товарищами обнимается, новгородскими новостями делится. А Олег острожек обошёл, заглянул в просторную избу, в клеть с припасами, засолочную и коптильню. Хорошо осели ушкуйники, не на день, не на неделю, надолго обживают место.

К ночи, когда стемнело, развели костёр, жарили на вертелах мясо вепря, рассказывали, как место выбирали и чем оно им приглянулось. Жаловались — гнус заедает, мошка всякая, а ушкуйник побойчее пошутил:

— Баб бы нам, князь.

— Эт так. Ты уж, князь, постарался бы!

Олег рассмеялся:

— Ивашка вам пришлёт, с него спрос.

— Ты их, Ивашка, в ладью волоком тащи, а какая упирается, вяжи по рукам и ногам...

— Кривых, хромых — всяких примем!

Ивашка вдруг вспомнил бабу-пирожницу с Неревского конца, захохотал. Однако товарищам не сказал, над чем смеётся, только рукой махнул. Кабы узнали, зубоскальства не оберёшься, говаривали бы: «Кой ты мужик, Ивашка, баба в страх ввела!»

Вниз по Волхову, саженях в ста от причала, любимая Ивашкина купальня. Вода здесь чистая, и берег в кустарниках, а на той стороне песок крупный, белый, и по норам раков полно. Плавал Ивашка отменно, всё больше саженками, в три приёма Волхов проныривал. Купался, едва лёд сойдёт и до заморозков, оттого никакие хвори к нему не приставали.

Как-то пришёл на своё место, а там уже Ратибор разделся, готовится в воду войти.

— Ну что, Ивашка, на тот берег?

Ивашка кафтан скинул, сапоги стянул, а Ратибор уже в воде плещется, пофыркивает довольно, кричит:

— Поторапливайся!

Разбежался Ивашка, нырнул, холодом дух перехватило ненадолго, от движений согрелся. А воевода советует:

— Не мельтеши, грудью волну режь!

Красиво плавал Ратибор, вымахивал свободно, воду не разбрызгивал. Ивашка залюбовался. Выбрались на тот берег, лежали, подставив солнцу открытые спины, разговаривали. Поведал Ивашка, как с ушкуйниками едва не угодил в плен к варягам. Случилось то на Ладоге. Неожиданно столкнулись. Насилу отбились, укрылись в лесу. А Ратибор вспомнил, как с новгородскими купцами до Киева добрался, и, по его рассказу, был тот город и больше, и красивее Новгорода, а Днепр широкий и величавый, вода чистая и спокойная. Стоит Киев на холмах, дома и избы в зелени деревьев, а князья на Горе живут, и весь город стенами крепостными обнесён, и те стены краем в Днепр опускаются. А посад свой киевляне Подолом именуют...

Рассказывал Ратибор увлекательно, и Ивашке как наяву виделся Киев. «Неужли, — думал он, — есть ещё город краше Новгорода?» А воевода посмеивался: поглядишь своими очами — убедишься.

Мысли о походе на Киев не покидали Олега. Своими замыслами он поделился с Ратибором, и воевода с ним согласился. Чем неожиданней для Аскольда и Дира будет появление новгородцев на Днепре, тем меньше крови. Пусть киевские князья думают, что Олег ищет удачи в царстве ромеев.

Во времени Олег с Ратибором определились — весна будущего года, самое лучшее время.

— Начни нынче, киевлянам ли не понять, кто в осень на Царьград ходит: море неспокойное и дорога назад в лёд оденется, — сказал Ратибор. — А к весне и новгородцы лучше изготовятся, и ладей новых настроим. Да и в Киеве сомнений не будет. Мала и Эрика позовём.

— Рать соберём немалую, ты прав, воевода. Кривичей и чудь покличем.

— Уродили бы хлеба, люда-то поведём немало. Не оставил бы Перун милостью.

— Смотрел я, смерды отсеялись. Накажу князьям этой зимой дань брать исполу [60] , а кто из смердов воспротивится, тех сечь и силой отбирать.

60

Исполу — вполовину, наполовину.

— Пошлём ли к варягам за помощью?

Олег повертел головой:

— Варяги за добычей придут — тому Гард и Вукол свидетели. Мы же на Руси сами себе судьи. Держались бы кривичи со словенами заедино.

— Твоя правда, князь. Викинги пришли и ушли, а тебе жить среди русичей.

Удалился Ратибор, а Олег ещё долго сидел задумавшись. Киевские князья в силе большой. Если догадаются, зачем новгородцы идут, жестоким будет сражение. Неожиданно вспомнил Гарда и улыбнулся: коварная мысль пришла в голову...

Мал не любил Олега, и тому у кривичского князя была причина. Когда в давние годы словенский князь Гостомысл позвал Рюрика в Новгород, Мал рассчитывал сам сесть князем новгородским. Не стало Гостомысла, умер Рюрик, и у Олега не кривичский Мал, а словенский князь Юрий на первом месте.

Олег догадывался о настроении Мала и не доверял ему, относился настороженно. Подними Мал кривичей против Олега, новгородцев ему не одолеть, да и у Олега дружина сильная. Новгородский князь разорит кривичей, а Мала убьёт: неспроста грозил за столом.

Кривичам бы с полочанами заодно против Новгорода встать, да меж ними вражда. Полочане повадились в кривичских бортях мёд брать, разбойничают — хоть войной на них иди — да ещё и посмеиваются: «Нам ведь тоже сладкого хочется...»

Не любил Мал Олега, не любил и его воеводу Ратибора. Он хоть и из словен, но Олегу преданней, чем варяги. Те снялись с якоря и уплыли, а Ратибор всё время с Олегом.

Сокрушался Мал, что не достали ватажники воеводу: эвон как поусердствовал, дань собирая. Догадался, окаянный, кем ватага подослана. Ну да теперь ищи тех лихих молодцев, даже если того Олег и Ратибор захотят: Мал принёс ватажников в жертву Перуну.

Иногда у кривичского князя появлялась мысль подослать к Олегу убийцу — такой верный человек у Мала есть, лучник отменный, — но князь опасался: ну как изловят лучника и он выдаст Мала? Ко всему Олег всегда в кольчуге, и с ним гридень неотступно.

И кривичский князь затаился: он выжидал.

Зимой Лада выслеживала белок в сосняке. Умные зверьки плавно перепрыгивали с ветки на ветку, с дерева на дерево: казалось, летали невесомо. А то затаятся и зорко сторожат человека.

Белку бить трудно, для охоты нужны тупые стрелы, чтоб шкурку не испортить. Стрелы Ладе Урхо готовил, он и белку добывать научил. Урхо говорил:

— Белку стрелять можно, белку обижать нельзя. Урхо маленький был, глупый был. Зимой в дупле орешки забрал — умер белка...

Весной и летом Лада, обходя стороной болота, любила бродить по лесу. Здесь было прохладно, и пахла грибами многолетняя хвойная прель. Часто Лада била косуль и зайцев. Как-то она оказалась далеко от усадьбы. В лесу стояла тишина, только слышались голоса птиц. Лада шла осторожно. Но вот где-то неподалёку треснула ветка, и, храпя, ломая кусты, стороной пробежал лось. Княжна подумала, что она не могла поднять зверя, кто-то другой вспугнул его. Но кто?