И быть роду Рюриковичей

В месяце листопаде отошли от киевского причала последние новгородские расшивы. Проводили их, и Лада загрустила. Она искала уединения, часто покидала княжий двор, спускалась с Горы и оказывалась в городе. Через открытые ворота выходила к Днепру, смотрела на переправу, которую киевляне именуют перевозом...

Обнесённый стенами и земляным валом, с башнями-стрельницами и воротами, окованными полосовой медью, Киев казался неприступным. День и ночь несли сторожу гридни в броне, остроконечных шлемах, с копьями и мечами, луками и щитами.

У Олега две дружины: одна — которая пришла с ним из Новгорода, другая — киевская. Над первой воевода Ратибор, над второй — боярин Никифор.

— Вы, — говорил Олег, — две моих руки. Тем и силён я. С вами мы заставим признать власть Киева. Кто добром не примет, на щит возьмём. Мы обратим оружие против врагов, диких печенегов [68] и жадных хазар, которые грабят и разоряют нашу землю, хотят превратить русичей в своих данников...

В городе Ладу сопровождал Ивашка — так велел Олег. Гридень ходил поодаль, но Лада спросила князя:

68

Печенеги — тюркский народ, кочевавший в VIII—IX вв. между низовьями Волги и Яика (река Урал).

— Зачем ты приставил ко мне гридня? Разве у меня в Киеве есть враги?

— Знал бы! Оттого и берегу тебя.

— За Аскольда и Дира разве есть кому мстить?

— Как знать!

— Тебя Киев признал.

Олег пожал плечами:

— Однако остерегайся.

Лада часто появлялась на Подоле, где жил ремесленный люд, торговцы и огородники. Сразу же за торжищем — причалы, пристань. Осенью ладей поуменьшилось и иноземных кораблей нет. Иногда какой-нибудь запоздалый гость бросит якорь, и снова пустынна водная дорога.

За городскими воротами начинались огороды. В осеннюю пору в земле доходил лук, последним соком наливалась капуста. Тут же у ворот землянки кузнецов. С утра здесь вызванивали молоты и молоточки, пахло гарью, калёным металлом. Тут же трудились гвоздильных дел мастера. Бронники слободой жили на подоле, где селились и кузнецы по золоту и серебру, а ещё мастера-лучники. Лада знала: к лучникам любил захаживать Урхо. Придёт, присядет на корточки и смотрит, как они клей варят, из какого дерева луки гнут. Посидит, поцокает языком, а бывало, сорвётся с места и давай по-своему переделывать, чем иногда вызывал неудовольствие мастера...

На Гору Лада возвращалась лишь к обеду. Вытесанной из ноздреватого жёлтого песчаника лестницей, поросшей по бокам травой, она поднималась на княжий двор, где крыльями от хором стояли жильё, баня, клети, медуши [69] , погреба, пекарня, поварня, конюшни, хлева.

Через Красное крыльцо Лада проходила на женскую половину. Иногда она появлялась в палатах князя, и тогда в гриднице, где жили отроки, охранявшие Олега, становилось тихо: гридни берегли честь молодой княгини.

69

Медуша — погреб, подвал для хранения медов и напитков.

Лето ушло, уплыли новгородцы, а с ними и меря, и словене, и чудь, и кривичи. Затих Киев, успокоился. А через неделю собрал Олег на пир киевских старейшин. На Красном крыльце за дубовыми столами, покрытыми алым бархатом, расселись знатные мужи города, воеводы и бояре. А во дворе на прижухлой траве за низкими столами расположились гридни младшей дружины.

Княжья челядь разносила на деревянных блюдах всякую еду — холодные языки и копченья, сазанов и осётров, горы раков, запечённых поросят. В глиняных чашах — куски баранины и свиной грудинки. А ещё ставили на столы окорока и разную дичь: гусей жареных и куропаток, тетеревов и уток, одетых румяной корочкой.

Из погребов челядь выкатывала бочонки с хмельным мёдом и вином, пивом и квасом.

Неподалёку от поварни на железных перекладинах жарились туши быков, вепрей, баранов. Жир капал на огонь с шипением и шкворчанием. Тут же на кострах в котлах варилась уха, а в поварне в печах румянились пироги с разной начинкой.

Дурманяще пахло на весь город, и киевляне знали: князь Олег с дружинами пирует.

Гости ели и пили за здравие князя и княгини и были довольны, услышав здравицы за Киев и лучших людей города, за дружины и бояр. Заманчиво говорил Олег: не будет Руси, коли не будет единства среди князей славянских, а без того как ремеслу развиваться и торговле, кто смерда обезопасит и кому Русь беречь?

Ответное слово держал боярин Путша:

— Князь Олег, Аскольд и Дир княжили с помощью варягов. Мы были готовы принять их в свою боярскую дружину, но викинги были жестоки, а жестокость вызывала ропот и недовольство народа — это могло привести к смуте. Ты же, князь Олег, на русичей опираешься, и то нам любо. Отпустив домой викингов, ты убедил нас, что пришёл не разорять Русь, а крепить её, и потому нам с тобой по пути. Мы клянёмся Перуном в верности тебе.

Гридни закричали хвалу князю, все подняли чаши, заговорили разом, стало шумно. Но вот улеглась первая радость, и речь повели о заботах и тревогах.

— Ты, князь, о степняках сказывал, а ответь: можно ли остановить полёт саранчи? А печенеги — та же саранча.

— А сколь разору Руси наносит Хазарский каганат? Эвон, за Днепром по левобережью, у нас под боком, хазары славян данниками своими считают.

Тут воевода Никифор подал голос:

— Покуда засеки не срубим, недруги наши безнаказанны будут. Прежние князья о засеках лишь разговоры вели. Поставим же засеки сторожевые и о набегах заранее знать будем.

— Воевода прав, засеки нужны, но и дружина в едином кулаке должна быть — в том её сила, — поддержал Никифора Ратибор.

Поднялся Олег, и стихли голоса. Что скажет князь?

— Правы воеводы, поставим засеки и дружины не ослабим. Пошлём холопов засеки рубить и за то дадим им волю и оружие, пусть сами и сторожу несут. А ещё кто из смердов пожелает, тех от дани освободим.

Взроптали бояре:

— Но холопы — наша собственность! Что делать станем, коли они разбегутся?

— Ваше право, бояре, кого и сколько отпустить, — сказал Олег. — Однако помните: лучше потерять каждому из вас по нескольку холопов, нежели от орды печенежской и хазар разор нести... Киев же укрепим, стены поднимем, подсыплем вал. Глянут на врагов башни новые и бойницы грозные. И пусть гости торговые разнесут по миру, каков стал Киев.

— Не послать ли нам послов в Царьград? — спросил староста купцов Олекса.

Олег ответил:

— Пока такой час не настал. Я мыслю, допрежь мы у ромеев с оружием побываем. Тогда они сговорчивей будут.

Тут боярин Путша сменил разговор:

— В Царьграде, сказывают, дома из камня, пора и нам в Киеве хоромы княжьи и Детинец каменные возвести. А ещё избы не соломой крыть, а тёсом. Всё какое ни на есть спасение от вражеских стрел зажигательных.

— То так, — согласился Олег.