И быть роду Рюриковичей

Здесь и решил Урхо подкараулить вепря. Отыскал кусты рядом с поляной, где тропа виляла, выйдя из леса, сел с заветренной стороны. Догадывался: сидеть придётся долго, не меньше чем до полуночи, — да Урхо терпелив.

Время текло медленно, лопарь успел обо всём передумать. Отстучал дятел, смолкла иволга. Стих, замер лес. Ярко светила луна, отбрасывая короткие тени. Небо чистое и звёздное. Вот на поляну вышел лось, постоял немного, затрубил, но ему никто не откликнулся. Тряхнув ветвистой головой, лось гордо удалился.

И снова тишина. Появление лося навело Урхо на воспоминания о далёкой родине. Земля лопарей-корелов, лесистая, озёрная, поросшая мхом и усеянная лысыми валунами, дымный чум, оленьи стада. В том краю оставил Урхо молодые годы, девочку-корелку, которую, кажется, любил... Но это было так давно, что почти стёрлось в памяти, как забылось и лицо матери...

Чуткое ухо уловило далёкий треск валежника, потом приближающийся топот. Урхо насторожился, изготовился. Вот уже слышно дыхание вепря. Лопарь поднял лук. Зверь трусил напролом, не чуя опасности. Вот на мгновение он оказался на поляне, подставив лопарю левый бок, и Урхо спустил стрелу. Вепрь взвизгнул, рванулся к кустам, но тут же, подминая ветки, рухнул... Урхо копьём тронул его и, убедившись, что вепрь убит, достал нож, спустил кровь, освежевал, разделал зверя. Подвесил куски мяса на дереве: вернуться не успеешь — растащат дикие животные. И только после этого отправился за подмогой. Было уже утро.

От посадника Юрия из Новгорода приплыл в Киев посол с известием: князь Мал восстал, отказался платить дань, заявив: «Мы посадили Олега в Киеве, пусть и княжит там, а нам, кривичам, он не указ, тем паче какое дело до его новгородского посадника Юрия».

Новгородцы, говорил посол, ударили в било и решили на вече покарать отступников.

С новгородцами против кривичей пошли словене и чудь, они сломили дружину Мала и его ратников, сожгли их городок, а самого Мала убили. Вместо него кривичским князем посадили сына Мала Бовкуна.

Слушал Олег посла, хмурился:

— Экий неугомонный князь Мал, не дошли до него мои слова, а ведь упреждал. Верно поступили новгородцы. Однако в поучение всем кривичам не следовало жалеть смердов, какие в ратниках у Мала были. О том и передай посаднику Юрию. А Бовкуну пусть урок Мала пойдёт впрок. Кривичи навсегда должны запомнить тяжёлую руку великого князя киевского. Так было с древлянами, так будет со всеми, кто не пожелает признать это!

А Ратибору Олег сказал:

— Никак не уразумеют усобники, что не об себе пекусь: сила Руси в единстве, и тогда её уважать станут — сколько раз сказывал.

— Твоя правда, князь. Ты встретил на Руси своих единомышленников. Сегодня с тобой словене и поляне, полочане и дреговичи. Примучили древлян и кривичей и на иных, какие Киеву противятся, управу сыщем. Просятся под Русь Киевскую вятичи и радимичи. Близится то время, когда всю Русь вокруг Киева соберём! В это верим я и воевода Никифор, бояре и старейшие люди города. Народ в тебя уверовал, князь Олег, и опорой тебе дружины...

Узнав о приезде новгородца, Лада обрадовалась и всё выспрашивала у него и о городе, и об отце с матерью. Посол передал ей родительский поклон, соболей на шубу, а Урхо и Анне строгий наказ, чтоб глаз не спускали с молодой княгини: с них-де спрос за неё, — чем несказанно развеселил Ладу...

ГЛАВА 4

Хазары идут. Встреча на переправе. Послы северян и суличей у Олега. Олег признает Перуна. Итиль — столица каганата. Ивашка в печенежской неволе. Киевский купец Евсей. Ивашка плывёт в Константинополь. Степь — дом печенега. Предславино

В низовье реки Итиль, которую славяне именовали Волгою, где начало рукавам, богатым рыбой, стоит главный город Хазарского каганата Итиль.

Пыльные улицы и приземистые домики, наплавные мосты и базар, дворец кагана на острове и особняки вельмож и первого министра — хаканбека. Здесь главная торговая часть города. Вблизи базара — кварталы греков и арабов, евреев и славян, хорезмийцев и волжских булгар.

На левобережье торговля особая: там продают и покупают невольников, и земля вдосталь окроплена слезами.

В Итиле селились купцы из многих стран. Те, кто с Востока, закупали рабов, пеньку, лен, меха, мёд, воск и многое другое, а славяне и скандинавы спрашивали оружие и золотые украшения, сукно и бархат, парчу и шёлк, пряности и благовония. Расчёт шёл на деньги и на золото. Базар гудел тысячами голосов, разноязыкий, разноплеменный.

Сами хазары — племя многочисленное и торговое. Они живут от Хорезма до Херсонеса и получают дань со многих народов. У них большое войско наёмников-арсиев. Часть хазар ведёт оседлый образ жизни, иные кочуют. Они ставят свои вежи в степях Причерноморья и иногда сталкиваются с печенегами, но чаще совершают походы в земли славян, заставляя их платить дань каганату.

Хазары — иудеи, но это не мешает им быть веротерпимыми. Иудейские синагоги соседствуют с языческими капищами, мечети мусульман — с греческими церквами. В Итиле и в портах Причерноморья хазарские счётчики [77] взимают пошлину со всех товаров, которые провозят через Хазарский каганат. Хазарские гости плавают в Херсонес и Константинополь, в Киев и Новгород, добираются до Скирингсааля и бороздят Хвалынское море, достигая стран Востока.

77

Счётчик — лицо, производящее подсчёт кого- или чего-либо.

Уже в девятом веке Хазарское царство добилось такого величия, что о нём знали во всей поднебесной — от моря Хвалынского и до Русского, от гор Кавказских и до среднего течения Итиля.

Всем известно, каган — наместник Бога на земле, и вся жизнь в каганате в руках хаканбека. Ему подчиняются все — от сановников и народа до воинов-арсиев.

Арсии держали в повиновении народ, они приводили к покорности данников. Когда стало известно, что в Киеве сел князем Олег, заставлявший славян покориться его власти, хаканбек разъярился. Его узкие рысьи глазки налились гневом. Он был убеждён, что все, кто живёт по левую сторону Днепра, должны платить дань каганату. Первый министр вызвал темника [78] Аюба, спросил вкрадчиво:

78

Темник — военачальник большого войска.

— Твои воины кочуют в землях язычников, не так ли, Аюб?

— Да, мудрый хаканбек. Мы ставим свои вежи среди радимичей, вятичей, северян и других народов.

— Это хорошо, Аюб. Тогда скажи, уж не породнились ли твои арсии с язычниками? Или они взяли себе в жёны славянок?

Темник поднял брови:

— Нет, мудрый хаканбек.

— Так-так, Аюб. Но тогда почему старейшины славян ездили в Киев к князю Олегу и не стали платить дань каганату? Может, с твоего согласия, темник?

— Мудрый хаканбек, разве я не служу верой и правдой каганату?

— В таком случае не настала ли пора твоим арсиям обнажить мечи?

— Ты говоришь истину, хаканбек. Мы напоим наших коней в Днепре и заставим князя Олега отказаться ходить в земли к нашим данникам.

— Ты так и поступишь, Аюб. Ты привезёшь в каганат много золота и мехов, а мне — молодую красавицу из племени северян.

Могущественному Хазарскому каганату повиновались многие народы. Платили ему дань и те славянские племена, которые жили по левую сторону Днепра.