И быть роду Рюриковичей

В дороге весна почувствовалась, снег начал оседать, открылись местами проталины, латки озимых, лес ожил, задышал. Ивашка коня торопил, беспокоился. По всему видно, Кучум к весне набег приурочил, и будет он страшен, потому как велика у хана сила и не знают печенеги жалости.

Скакал Ивашка землями дреговичей и кривичей и повсюду говорил люду:

— Готовьтесь беду от Руси отвести, грозен и опасен враг, того и гляди, двинется из степи...

За Ильменем повстречали новгородский дозор. Десятник Ивашку узнал, всполошился:

— Знать, не с добром, воины. Эвон коней загнали и сами с лиц спали.

И, услышав, с чем едут гридни, десятник сказал:

— Теперь не торопись, у нас кони свежие, мы наперёд поскачем, упредим.

Кучум пробудился в хорошем настроении. В последние годы такое случалось нечасто. Понял отчего, когда, накинув на плечи подбитый мехом халат, откинул полог. Яркое солнце ослепило, пахнуло теплом и сыростью тающего снега.

Пора, решил Кучум, пора и тут же велел собрать ханов малых орд и темников.

Они заполнили юрту, расселись тесно вокруг хана великого улуса, молча взирали на него. А он повёл глазами, разглядывая каждого, наконец заговорил как о давно решённом:

— Мы пойдём на Уруссию всей большой ордой и, подобно разливу великой реки в наводнение, затопим её всю. Горе будет тем, кто станет на нашей дороге. Разве у конязя Олега есть сила, способная сопротивляться нам? Ответь мне, хан Шалим?

Потупив голову, Шалим промолчал.

— Ты не имеешь ответа? Я пошлю тебя впереди всех, и тогда ты поймёшь, что никто, никакие стены не остановят орду хана Кучума.

Кучум вздёрнул подбородок, прищурился:

— Идите и ждите, когда вас позовёт моя труба...

— Твоё слово, повелитель, закон, — поклонились военачальники.

А вскоре по всему печенежскому становищу затрубили рожки, и вся большая орда пришла в движение. Не знающие страха темники и тысячники повели бесчисленные отряды воинов, сняли юрты, заскрипели колеса кибиток, табунщики погнали косяки коней, а чабаны — отары овец и стада коз, брели гурты разного скота. Крики, рёв и ржание нависли над степью. Всем улусом двинулась орда.

Переправились печенеги в низовьях Днепра на плотах из конских шкур, на бычьих пузырях. Передохнули на правом берегу и снова тронулись неторопко. Подобно чёрной грозовой туче, медленно поднимавшейся над горизонтом и сверкавшей молниями, орда двигалась на Русь.

Впереди рысили разъезды малой орды хана Шалима. Они завязали первые стычки с дозорами, и над сторожевой линией зажглись сигнальные огни. Но Кучуму это было безразлично: сейчас уже никто не остановит печенегов. Они хлынули на Русь, и их бесчисленные отряды, растекаясь во все стороны, примутся загонять русов. Сам же Кучум пойдёт на Кий-город.

На бродах перешли Рось-реку. В сотне шагов догорала изба в засеке. Кучум подъехал к открытым воротам, остановил коня. Во дворе один на другом лежали убитые печенеги и русы. Верно, отчаянно сражались русские ратники.

— Безумцы, если мыслили отбиться, — прошептал Кучум.

Хан тронул коня. Он ехал в окружении мурз и беков в середине войска, а позади, за последним отрядом конных, катились кибитки ханских жён. В пути они Кучуму не надобны, но его жёны поставят свои вежи у Кия-города — пусть князь Олег видит, что хан привёл орду не на день и не на два, а надолго. И если князь русов не откроет ворота, печенеги выморят упрямцев голодом.

Темники и тысячники передавали: русские пахари и ремесленники разбегаются как зайцы, а Олег не осмеливается вывести дружину из города. Кучуму это неудивительно. Сколько гридней противопоставит орде русский князь? Дружинников у Олега раз в восемь меньше, чем воинов у Кучума.

Когда хан возьмёт Кий-город и разрушит его, он посадит здесь своих счётчиков и они, подобно хазарам, будут брать дань со всех кораблей, какие плавают по этой водной дороге. И хан Кучум станет таким же богатым, как хазарский каган.

Леса древлянские глухие, местами болотистые, а погосты малые: две-три избы, редко больше. В сопровождении пяти гридней Ратибор пробирался к князю Гориславу. Тропы опасные, бывает, шаг в сторону — и утянет трясина, но Ратибора вёл проводник из древлян. В лесу осенние листья пахли прелью, на сухостое выстукивал дятел.

Прошлой ночью Ратибор остановился в одной избе на погосте. Хозяйка месила в деже [95] тесто, гостей приняла весьма нелюбезно, однако накормила, а на вопрос о хозяине отмолчалась, и воевода больше не любопытствовал.

95

Дежа — квашня.

Молчалив, задумчив Ратибор. Великая беда надвинулась на Русь. Уже первые известия устрашали. Несметная орда вышла из Дикой степи и пересекла сторожевую линию. Она двигалась к Киеву, а крыльями охватила всю Полянскую землю.

Созвал Олег старейшин и воевод, и все к одному склонились: из города не выходить, обороняться, а ко всем русичам слать бирючей, созывать на войну с погаными. Великий князь с ними согласился.

Он сказал:

— Ратибор, ты отправишься к Гориславу древлянскому, пусть старое забудет, сегодня одна беда на всех. А ты, Путша, к вятичам и радимичам поспешай.

Пусть знают все: падёт Киев — и не станет у них защиты от печенегов и хазар...

— Ты прав, великий князь, настал час разделить беду на всех, — ответили бояре.

И ещё сказал Олег: Киев будет держаться до поры, покуда не подойдут новгородцы и князья со всей русской земли. А как они соберутся, настанет час помочь осаждённым...

И сызнова поддержали бояре князя:

— Мы поднимем всю Русь на печенегов и отразим окаянных — будь в том уверен, великий князь...

Ратибор представлял, как нелегко будет выстоять киевлянам. Печенеги попытаются лезть на приступ. Как гусеница в засушливый год обжирает деревья, они станут уничтожать всё на своём пути. Хватит ли хлебных и иных припасов в Киеве? Воевода мысленно прикидывал: до конца лета, пожалуй, дотянут, а дальше надежда на подмогу. На новгородцев, на него, Ратибора, на Путшу, на ратников, которые встанут на защиту...

Чем ближе к Искоростеню, тем люднее погосты. Из городка навстречу киевскому воеводе выехал конный дозор, остановил Ратибора. Десятник, седой, бородатый, буркнул: князь-де велел ждать.

Киевский воевода озлился: время ли счёты сводить? Однако подчинился десятнику. Тот провёл воеводу в городок, посоветовал отдохнуть.

У Горислава с Ратибором разговор состоялся в гриднице за вечерней трапезой. Древлянский князь, выслушав воеводу, попрекнул:

— Скоро же Олег запамятовал, как наши погосты разорял, холопов моих на засечную линию отправил, а сегодня подмоги просит! Видать, грозный враг к Киеву идёт.