И деревья, как всадники…
Шрифт:
– Ладно, пойдем вместе, легче будет отбиваться. Имейте в виду, Ляпидус - большой спорщик, забияка, и к тому ж очень высокого мнения о своих творческих способностях.
2
Ночью Тюльпанову пришлось худо. Поначалу он долго не мог заснуть: перед ним неотступно маячило белое, без кровинки, лицо Ляпидуса с опущенной, как у обиженного ребенка, нижней губой. Вопреки ожиданию тот не стал спорить, не пытался затеять скандал, когда Вайль, глядя в сторону, чуть не извиняясь, сообщил, что в рукописи обнаружена одна сотая полезной информации, а по инструкции для получения права на публикацию
Где-то к полуночи угрызения совести перестали терзать Тюльпанова, не очень-то жалостливого по натуре. «Какого черта я маюсь, - подумал он, - в конце концов, все идет как надо. Мыс Вайлем разнюнились, посочувствовали Ляпидусу, а сочувствовать надо тем несчастным, кому пришлось бы читать его опус, - это ведь все равно что жевать бывшую в употреблении жвачку. К тому же бумага, печать, накладные расходы… Да при чем тут бумага! Ляпидус своей пустопорожней стряпней отнимает у людей драгоценное время, он злостный расхититель мозговых клеток и, значит, враг общества.
Куда хватил, - урезонил себя Тюльпанов, - так уж и враг! А кому велят изучать творения Ляпидуса и ему подобных? Пусть себе лежат на полках и собирают пыль… Если б так, если бы на них стояло клеймо: «Халтура!» Напротив, скорее всего и обложка будет завлекательная, и цена сходная, а уж по части названия и заголовков Ляпидус постарался, здесь он, надо отдать ему должное, большой искусник. Пробежишь глазами оглавление, схватишь без звука и, прижимая к сердцу, словно это «Три мушкетера», побежишь домой в предвкушении встречи с прекрасным… Нет, Ляпидус доподлинно враг, поделом ему, Питон рассудил по-справедливости…»
На том сон сморил Тюльпанова. В причудившемся кошмаре Питон, на сей раз натуральный, как он запомнился с посещения зоопарка в детстве, легко проглотил тощее тело Ляпидуса и потянулся к Вайлю. «Почему меня, а не Тюльпанова?
– взвизгнул тот.
– Мы так не условливались!» - «Не огорчайтесь, Максим Максимович, - сказал Питон, - дойдет и до него очередь. Я его на десерт, как самого упитанного…» И Вайль исчез в бездонной глотке.
У Змея был мелодичный женский голос, как у его механического тезки, - шуточка Вайля, попросившего в свое время Катерину озвучить Питона. Где она теперь?.. Он подсознательно попытался переключиться на более приятное сновидение, но мелькнувший было образ жены померк, а вновь появившийся Питон воркующим голоском возвестил, что час его настал. «Беги, спасайся!» - застучало в голове, но Тюльпанов с ужасом обнаружил, что ноги отказываются ему служить. Он закричал и проснулся.
В дверь кто-то отчаянно колотил. Еще ничего не соображая, Тюльпанов сунул ноги в шлепанцы и побрел открывать. Ворвался Вайль.
– Вы что, оглохли? Я уже час звоню!
– Спал крепко, - извиняющимся тоном сказал Тюльпанов.
– А что, собственно, случилось?
– Беда, Платон, беда!
Не часто церемонный соавтор называл его по имени. По взъерошенному виду Вайля Тюльпанов понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Он моментально сбросил остатки оцепенения и пришел в обычное для себя
состояние нагловатой решимости.– Говорите толком… Вот, выпейте чаю, это поможет вам прийти в себя. Что-нибудь с Питоном?
– Что ему сделается?
– Тогда с чего переполох?
– Ляпидус.
– Поднял шум? И черт с ним, как-нибудь уладим.
– Хуже, Платон, хуже.
– Да говорите же, наконец!
Вайль взял из рук Тюльпанова чашку чаю, выпил, аккуратно поставил на стол.
– Ляпидуса больше нет, - сказал он еле слышно.
– То есть как нет?
– Умер.
Тюльпанов охнул.
– Вот уж от кого не ожидал!
– Что значит «не ожидал»? Это с каждым может случиться.
– Разумеется. Я в том смысле, что не ждал от него такой впечатлительности. Значит, удар хватил?
– Хуже.
– Что может быть хуже?
– Подозревают, наложил на себя руки.
– Ерунда! Самоубийство! Когда почти забыли, как это называется в наше время.
– Первый случай за последние полтора века. Какой скандал!
– Да, уж теперь они на нас набросятся всем скопом.
– Вы думаете, эксперимент закроют?
– А я вас, кажется, предупреждал.
– Закрыть невозможно. Десять лет жизни! Мой Питон - чудо техники. В конце концов, он не отвечает за то, что в него вложили чрезмерно жесткую программу.
Тюльпанов побагровел от негодования и собрался возразить, но тут зазвонил телефон. Подняв трубку, он услышал прерывающийся от волнения голос своего помощника Гутвы:
– Скорее, шеф, на выручку, они грозятся поджечь здание!
– Вы с ума сошли!
– заорал Тюльпанов.
– Кто они?
– На другом конце уже дали отбой. Перезванивать не имело смысла. Там сейчас паника, никто не скажет ничего путного. Он скинул халат и начал поспешно натягивать на себя одежду.
– Что еще стряслось?
– еле выдавил побелевшими губами Вайль.
– Потом скажу… едем!
– Тюльпанов схватил его за руку и потащил к выходу.
На подъезде к лаборатории они увидели поднимавшиеся к небу клубы дыма. Вокруг здания сгрудились пожарные машины, по уличным панелям текли струйки черноватой пены. Никаких следов разрушения, однако, не кидалось в глаза. Плотный круг людей обступил отчаянно жестикулировавшего Гутву. Тюльпанов, чуть поводя мощными плечами, раздвинул толпу. Вайль, дыша ему в затылок, прошел по образовавшемуся коридору. Гутва бросился им навстречу.
– Все в порядке, шеф, Питон жив-здоров. Сгорел флигелек с подстанцией.
Вайль облегченно вздохнул.
– Короткое замыкание?
– Если бы!
– патетически воскликнул Гутва.
– Злоумышленник!
– Что вы мелете!
– рявкнул Тюльпанов.
– Придет же такое в голову! Начитался старинных детективов, и произошло замыкание здесь… - Тюльпанов покрутил пальцем у виска.
– Где это слыхано: злодей поджигатель в наше просвещенное время!
– Да нет же, шеф, я абсолютно уверен… - запротестовал обиженный Гутва.
– Вы переволновались, голубчик, - перебил Тюльпанов; Вайль собирался что-то возразить, но тот остановил его свирепым взглядом.
– Спасибо, друзья, за подмогу. Расходитесь, мы тут сами разберемся.
– И, ухватив одной рукой Гутву, другой Вайля, поволок их в лабораторию. Едва переступив порог, он с треском захлопнул за собой дверь и накинулся на помощника.
– Вы болван, Гутва… не обижайтесь, я гожусь вам в отцы… Несете на публике околесицу про злоумышленников, не соображая, как это отзовется на репутации Питона!