И деревья, как всадники…

–  Вы сами ответили на этот вопрос. Потому, что научное творчество не имеет ничего общего с поточным производством, - вмешался молчавший до той поры географ Легран.

–  По мне, брак везде брак. Позвольте напомнить вам данные статистики. Количество ежегодных научных публикаций в конце XX столетия удваивалось за 8-10 лет, спустя полвека - всего лишь за три года, а в наше время оно утраивается в каждом полугодии. Эта лавина погребает под собой, вытесняет из оборота весь накопленный в прошлом запас знаний. Она закупоривает поры науки. Исследователи вынуждены тратить уйму сил ради хотя бы беглого знакомства с трудами своих коллег, у них не остается времени для собственных наблюдений и размышлений. Хуже того. Втягиваясь в круговорот вторичной информации, они, сами того не замечая, начинают перепевать давно открытые и даже закрытые истины, утрачивают потребность сказать новое слово. А в итоге поступление свежих идей падает катастрофическими темпами. Что это, как не кризис перепроизводства? И нет другого способа выйти из него, как положиться на Питона.

Тюльпанов перевел дыхание.

–  Нас не надо агитировать, Платон Николаевич, - сказал Нолли.
– Положение действительно тревожное, хотя вы несколько сгущаете краски. Именно поэтому было дано согласие на эксперимент. Вопрос в том, не следует ли внести коррективы в его условия. Вот мы более или менее произвольно установили, что право на выход в свет получают работы, содержащие не менее 5 процентов новой информации. А что, если среди рукописей, забракованных вашим Питоном, есть такая, в которой всего лишь одна свежая мысль, зато гениальная?

Тюльпанов растерялся.

–  Вы попали мне в солнечное сплетение, - признался он еле слышным голосом.
– Тут наш Питон пасует. Машина не в состоянии оценить гения. Это выходит за пределы ее воображения.

У него опустились плечи. Подавленный вид этого беспредельно уверенного в себе человека, терпящего поражение, взывал к сочувствию, и даже главный его оппонент сжалился.

–  Утешьтесь, и люди не всегда способны распознать гения, по крайней мере при жизни. Меня, - продолжал Джулиано, - больше заботит другая сторона дела. Правильна ли методика, в соответствии с которой информация признается повторной? Известно, к примеру, что Шекспир заимствовал многие сюжеты у Бен-Джонсона, а тот, в свою очередь, нередко брал их из хроник. Что, если Питон на этом основании зарубит «Ричарда III»?

–  Здесь совсем другое, - подал голос Вайль.
– В художественной литературе, в искусстве главное - образ, характер. За историю Орлеанской девы брались многие, сюжет у всех был един, но Вольтер, Шиллер, Шоу, Аннуйль - каждый открывал свою Жанну. В науке же открытие может быть сделано только единожды.

–  Мне вспоминается печальная история Брокта, - задумчиво сказал Нолли.

–  Никогда не слышал, - заявил географ.

–  Ее сознательно не афишировали. Был такой чудак. Вознамерившись вернуть человечеству художественные шедевры, погребенные в лабиринте знаний, он стал публиковать их под своей фамилией. К несчастью, плагиат обнаружили.

–  Уж не хотите ли высказать… - начал Джулиано.

–  Нет, - жестко перебил Нолли, - я не собираюсь его оправдывать. Однако благодаря Брокту многие получили возможность познакомиться с незаслуженно забытыми произведениями. Мы с вами решаем сейчас противоположную задачу: как избавить читающую публику от макулатуры. Скажу вам честно - я за Питона. Но трагический конец Ляпидуса… Вправе ли мы доверять машине судьбы людей?

–  Можно подумать, что мы не делаем этого в тысяче других случаев, начиная от каждодневной езды в транспортных средствах с автоматическим управлением, - хмыкнул Тюльпанов, быстро обретший утраченное равновесие.
– С другой стороны, что изменилось бы, получи Ляпидус отрицательный отзыв о своем творении не от Питона, а от авторитетного Ученого совета? Я вам больше скажу, Питон - благодетель, он оказывает неоценимую услугу не только обществу, но и тем авторам, чьи рукописи бракуются. Одни усвоят из этого урока необходимость более строго относиться к своей работе, не соваться в печать, если не можешь сказать ничего нового. Другие и вовсе сообразят, что взялись не за свое дело, и постараются найти для себя более подходящее занятие.

–  Во всем этом есть резон, - согласился Легран.
– Послушайте, друзья, а почему бы нам не пойти по самому простому пути?

–  Понизить порог проходимости!
– подхватил Тюльпанов.
– А заодно утихомирить обиженных, разрешив им печатать свои опусы за собственный счет тиражом, скажем, до 500 экземпляров.

–  У них и так есть это право. Нет, - покачал головой Нолли, - уступками и компромиссами здесь не отделаешься. Скажите, Платон Николаевич, Максим Максимович, не могли бы мы поговорить с самим Питоном? Вдруг у него есть своя точка зрения?

–  Разумеется, - с готовностью откликнулся Тюльпанов.
– Вы еще не знаете, какую мудрую электронную голову сотворил наш Вайль.

–  Советоваться с машиной… - усомнился было Джулиано, но все встали уже с мест, и ему не осталось ничего иного, как присоединиться к коллегам.

4

Колоссальный электронный комплекс, получивший кличку Питон, целиком был упрятан под землю. На поверхности, в двадцатиэтажном корпусе, располагалась различная подсобная техника, в задачу которой входил контроль за нормальной работой машины, текущий ремонт, а главное - питание ее информацией (Тюльпанов именовал этот процесс «кормежкой») и получение ответов на поставленные вопросы. Все нити управления сходились в рубке - небольшой, уютно обставленной комнате, в которой не было никаких приборов; связь с механическим мозгом включалась нажатием кнопки, смонтированной на уголке стола.

–  Кто начнет?
– осведомился Тюльпанов, когда все расселись.
– Мы с ним понимаем друг друга с полуслова.

–  Позвольте все-таки нам непосредственно пообщаться с вашим детищем, - вежливо возразил Нолли.

Тюльпанов пожал плечами и дал знак, что включает связь. Он вздрогнул, услышав знакомый женский голос: «Я к вашим услугам, друзья». Тысячи раз приходилось Тюльпанову проделывать эту операцию, и каждый раз он мысленно клял Вайля, который хотел сделать ему приятное, а превратил Питона в источник, бередящий его душевную рану.

–  Не знаю, как к вам обращаться?
– сказал Нолли.

–  Зовите Питоном, как мои постоянные партнеры, - прозвучал ответ. И географ не удержался от смеха.

–  Не вижу повода для насмешек, - сухо заявила машина.

–  Не обижайтесь, - поспешил успокоить ее Нолли, знавший по собственному опыту, что сложные электронные комплексы нередко отличаются норовистым характером и для успешного контакта с ними важно найти правильный тон.
– У нас к вам несколько вопросов.

Питон промолчал.

–  Что вы понимаете под повторной информацией?

–  Сведения, ранее опубликованные и зафиксированные в моей памяти.

–  Рассматривается ли в таком качестве любой факт и любое утверждение?

–  Безусловно.

–  Скажем, кит относится к отряду млекопитающих.

–  Да.

–  Труд является основой жизнедеятельности общества.

–  Да.

–  Человек произошел от обезьяны.

–  Да.

–  Но последнее не считается доказанным.

–  Меня это не интересует. Важно, что подобная гипотеза была однажды высказана.

–  А если я напишу, что с ней не согласен?

–  Это миллион раз делалось до вас.

–  А если скажу, что человек произошел от козы?

–  Новая информация.

–  То есть как, ведь это очевидная чушь!

–  Меня это не касается. Никто и никогда не утверждал ничего подобного.

Присутствующие переглянулись. Тюльпанов засопел и выключил связь.

–  Вы сбиваете Питона с толку!
– накинулся он на председателя комиссии.
– От козы! Скажите еще, от черепахи! Какой идиот станет нести подобную галиматью.