И на небе есть Крест, или Ловушка для падающей звезды
Шрифт:
— Да.
— Имя, адрес, телефон? Или он в банке занял?
— Нет, у приятеля. А тебе зачем?
— Я не хочу, чтобы Эдик с семьей оказался на улице.
— Ты разве не слышал, что он сказал? — удивился Серега. — Что ты всем обязан ему, великому Эду! «Крутому барабанщику»!
— Ты не вздумай ему сказать, что я и есть настоящий Николай Краснов. Я только подражатель, понял?
— Нет. Зачем тебе все это?
— Долги отдаю, — усмехнулся Краснов. — Хотя стоило бы, конечно, его проучить. Кстати, раз уж я тебя встретил… Ты ведь хорошо помнишь тот день? — Краснов внимательно посмотрел на бывшего
— Какой день? — сразу напрягся тот.
— Когда Фиса… Когда она умерла.
— Столько времени прошло. — Парень нервно поправил бейдж на груди.
— Не так уж много. Ты стоял под дверью, подслушивал.
— Ну и что?
— Мужик, который только что кинул вас на солидную сумму, не случайно это сделал. То есть не случайно выбрал жертвами тебя и Эдика.
— Так ведь Эдика кинули, не меня!
— А ты разве не в доле?
— Нет, я только работаю у него!
— Твоя очередь еще придет, не сомневайся. Пока ему хватит, что ты без работы останешься. Сейчас не так-то просто найти хорошее место. А я могу помочь. Так что? Расскажешь?
— Мне нечего рассказывать, — отвел глаза парень. — Ну, стоял. Я ждал, когда вы ругаться перестанете. Я хотел с Шантелем поговорить. Ведь я играю лучше Эдика!
— Ты заходил в студию?
— Когда?
— После того, как я оттуда вышел.
— Нет, не заходил!
— Врешь.
— Почему я должен врать?
— Ты — важный свидетель. Дело закрыли, да. Но срок давности еще не истек. Тебя пытаются к стенке прижать, понял? Тебя и всех остальных.
— Да хватит меня пугать! Ушел я, понятно? Услышал шаги на лестнице и ушел! Потом снова поднялся наверх, а в студии уже народу полно.
— Пришел, ушел, снова ушел. А тебе не кажется, что это звучит бредово?
— Так же, как и твои новые песни, — нагло усмехнулся парень. — Но это тебя почему-то не смущает. И потом, если он хочет узнать правду, этот самозванец, почему он тебя не трогает? Не дожимает?
— Трогает. И дожимает. Мне как раз приходится хуже всех. Если передумаешь, позвони мне. Телефон прежний, я его не менял. Сохранился номерок-то?
— Сохранился, не переживай, — усмехнулся Серега. — Только вряд ли я тебе позвоню. А за совет спасибо: завтра же уволюсь. Пусть Эд один все расхлебывает!
— А не зря мы тебя тогда в свое братство не приняли. Словно почуяли, что ты — дерьмо. А сейчас еще большим дерьмом стал.
— Дерьмо — это твои песни.
— Адрес, — напомнил Краснов.
— Какой адрес?
— Адрес кредитора.
— Да, пожалуйста!
Серега нацарапал несколько слов на бумажке, рука у него при этом заметно дрожала. Солист «Игры воображения» засунул листок себе в карман и молча кивнул: пока. В ответ «главный управляющий» повернулся к нему спиной.
В машине Николай напряженно думал о том, где взять деньги. Он только что купил дорогую машину и пока крупной суммой не располагал. На жизнь ему, конечно, хватало, но Эдик ведь не пять копеек занял. Сумма исчисляется в десятках тысяч долларов! Разве что с Шантелем поговорить? Он тяжело вздохнул. Просить у Левы денег еще хуже, чем снега зимой. Тем более для Эдика. Так оно и вышло.
— Лева, мне нужно тысяч сто пятьдесят долларов. Наличкой.
— Зачем так много? — уставился на него Шантель.
— Эдик влетел на крупную сумму,
я должен отдать его долг.— Эдик влетел? Ну а ты-то тут при чем?
— Я его друг.
— Друг? Вы же два года не виделись!
— Лева, я денег попросил. А не за дружбу пришел тереть.
— Тебе же Фонарин дал денег.
— Я купил машину, — напомнил Коля.
— Ах да! Хороший выбор, — похвалил Шантель. — Хотя ты вроде джип хотел. Ты обязательно поставь такую сигнализацию, чтобы при угоне можно было отследить машину по спутнику…
— Лева! Я не про сигнализацию, а про бабки. Не дашь?
— Тебе дал бы охотно. Но ты же Эдику собираешься их отдать. На ветер выкинуть.
— А это не твое дело. Деньги мои, значит, что хочу, то и делаю с ними.
— Пойми, Коленька, я же о тебе беспокоюсь, — ласково завел Шантель. — Это же немаленькие деньги! Он их тебе никогда не вернет!
— Я ему больше должен.
— Чушь! Если ты и должен, то не Эдику. А Фонарину и мне.
— А ты знаешь, кто кинул Эдика на эти деньги? Тот самый парень, что на тусовках выдает себя за Николая Краснова!
— Ну и что?
— А знаешь почему? Он ищет всех, кто причастен к смерти Фисы. Он до тебя еще не добрался?
Шантель заметно побледнел и занервничал:
— А при чем тут я?
— Эге! А ты, Лева, похоже, боишься! Он что, следит и за тобой? Или в твоей квартире ночью тоже оказался посторонний, а дверной замок был цел?
— Да с чего ты взял? — пробормотал Шантель.
— Не хочешь — не говори. Просто дай денег.
— Коля…
— Я к Фонарину пойду. Он вообще в курсе, как мы с тобой делим прибыль?
— Хорошо, — тут же сдался Лев Антонович. — Ты же прекрасно знаешь, что это в твоих интересах. Ты артист, человек непрактичный, можешь сразу все потратить. Я взялся вести твой бюджет, чтобы у тебя, Коля, всегда были средства. Ведь я…
— Короче: когда я их получу?
— Я не могу сразу выдать такую сумму. Ведь нужны наличные?
— Именно. Когда?
— В субботу. Они у меня в офисе, в сейфе.
Краснов перевел дух: уф! Получилось! И вдруг вспомнил:
— У меня же корпоратив! Мать твою! Чуть не забыл! Ты со мной?
— Извини, у меня планы. Я буду на даче. С… — Шантель слегка замялся.
— Очередная девочка на месяц? Ты стал как некоторые экономные работодатели: берешь сотрудника на испытательный срок, платишь по минимуму, а потом говоришь, мол, вы нам не подходите. И как девочки? Не обижаются, что ты у них через месяц ключики от квартиры отбираешь и передаешь другой, как эстафетную палочку?
— Зачем ты так? Каждый живет, как хочет.
— И в самом деле: мне на это наплевать. Я подъеду утром в воскресенье к тебе на дачу получить свои деньги. Свои, — подчеркнул Николай.
— Коля, мы же друзья, — поморщился Шантель. — Вот зачем ты так?
— Да. Мы друзья. Значит, увидимся в воскресенье?
— Хорошо, — кисло сказал Лев Антонович. И все же не удержался от комментариев: — Добрый ты, Коля. Нельзя так. Такими, как ты, все норовят попользоваться. Сегодня Эдик, завтра кто-нибудь другой. Не давал бы ты никому своих денег. — Он тоже подчеркнул слово «своих».
— Ты хочешь пользоваться мною единолично, — усмехнулся солист «Игры воображения». — Ладно, я пошутил. Я подумаю над твоими словами.